Платон  выделял: а) «идеальное государство» (или  приближающееся к идеалу) — аристократия, в том числе аристократическая республика и аристократическая монархия; б) нисходящую иерархию государственных форм, к которым причислял тимократию, олигархию, демократию, тиранию.

    Согласно  Платону, тирания — наихудшая  форма государственного устройства, а демократия была для него объектом острой критики. Худшие формы государства — результат «порчи» идеального государства. Тимократия (тоже худшее) — это государство чести и ценза: оно ближе к идеалу, но хуже, например, аристократической монархии.

    Этические взгляды. Философия Платона почти вся пронизана этическими проблемами: в его диалогах рассматриваются такие вопросы, как природа высшего блага, его осуществление в поведенческих актах людей, в жизни общества. Нравственное миросозерцание мыслителя развивалось от «наивного эвдемонизма»' (Протагор) — оно согласуется со взглядами Сократа: «благо» как единство добродетели и счастья, прекрасного и полезного, доброго и приятного. Затем Платон переходит к идее абсолютной морали (диалог «Горгий»). Именно во имя этих идей Платон обличает весь нравственный строй афинского общества, осудившего себя в смерти Сократа. Идеал абсолютной объективной правды противопоставляется чувственным влечениям человека: доброе противополагается приятному. Вера в конечную гармонию добродетели и счастья остается, но идеал абсолютной правды, абсолютного добра приводит Платона к признанию иного, сверхчувственного мира, полностью обнаженного от плоти, где эта правда живет и раскрывается во всей своей истинной полноте. В таких диалогах, как «Горгий», «Теэтет», «Федон», «Республика», этика Платона получает аскетическую ориентацию: она требует очищения души, отрешения от мирских удовольствий, от преисполненной чувственных радостей светской жизни. По мысли Платона, высшее благо (идея блага, а она превыше всего) пребывает вне мира. Стало быть, и высшая цель нравственности находится в сверхчувственном мире. Ведь душа, как уже говорилось, получила свое начало не в земном, а в высшем мире. И облеченная в земную плоть, она обретает множество всякого рода зол, страданий. По Платону, чувственный мир несовершенен — он полон беспорядка. Задача же человека в том, чтобы возвыситься над ним и всеми силами души стремиться к уподоблению Богу, который не соприкасается ни с чем злым («Теэ тет»), в том, чтобы освободить душу от всего телесного, сосредоточить ее на себе, на внутреннем мире умозрения и иметь дело только с истинным и вечным («Федон»). Именно таким путем душа может восстать из своего падения в пучину чувственного мира и вернуться к исходному, обнаженному состоянию.

    Этой  тенденцией не исчерпывается этическое  учение Платона; наряду с ней излагается примиряющая эвдемоническая позиция, которая позднее все более  сказывается в его диалогах (например, «Филеб» и «Законы»), хотя она  проявляется и раньше: в самой чувственности Платон высвечивает эрос, стремление к идеалу в высшей красоте и вечной полноте бытия.

    Поэтический гений Платона получил решительный  толчок и стал  творить  в том  направлении, которое было ему указано  любимым наставником. Во всем  этом еще не было большой беды, хотя, быть может, позволительно  пожалеть  о  том, что поэт оставил светлый мир образов и картин и переселился  в  возвышенные, но холодные сферы отвлеченной мысли. Красота, к которой Платон стремился как художник, стала являться  ему  отрешенная  от  всякой  внешней  формы,  или, вернее, он сам  старался  отрешить  ее  от  формы,  проникнуть  в  ее  общую сущность, уловить ее в полной отвлеченности. Началось стремление  к  идеалу, т. е.  к  призраку,  к  галлюцинации.  Богатая полнота жизни,  рельефность материи, переливы линий и красок, пестрое разнообразие явлений -  все,  чем красна и полна наша жизнь, стало казаться Платону злом, ширмою, за которою насильно  скрыта,  как красавица в заколдованном тереме,,  истина  мира, нетленная, неизменная, вечная красота. Пылкая фантазия  усилила  эти  мечты; галлюцинация  Платона  дошла  до  того,  что  он  верил   в   действительное существование идеи отдельно от явления; идеализм  сразу  поднялся  на  такую поэтическую высоту вымысла и вместе с тем  сразу  дошел  до  такого  полного отрицания самых элементарных свидетельств опыта,  какого,  вероятно,  он  не достигал никогда ни прежде, ни после Платона.  Под  творческою,  размашистою кистью его создалась целостная, фантастически-величественная  картина  мира.

    Димиург, идеи, мировая душа, масса материи  с ее  тупою  инерциею,  звезды  и светила, живущие своею жизнью и мыслящие в бесконечном пространстве,  -  все это создается под  пером Платона, начинает жить и дышать, все это  производит такое впечатление, как будто бы оно действительно существовало,  и  все  это только потому, что Платон крепко верит в свое создание, да еще  потому,  что Платон - великий художник, подобный Гомеру, Данту или Мильтону.  Вся  физика Платона есть чистое создание  фантазии,  не  допускающее  в  слушателе  тени сомнения, не опирающееся ни на одно свидетельство опыта, развивающееся  само из себя и основанное на одной диалектической разработке идеи,  положенной  в основание. Платонизм есть религия, а не философия,  и вот почему  он  имел такой громадный успех в мистическую эпоху падения язычества; вот почему  он сохранен и взлелеян византийскими учеными, передан Италии и Европе  в эпоху Возрождения, поставлен на незыблемый пьедестал и под разными именами живет и теперь. У кого  нет  самостоятельного  творчества,  тот  примыкает  к  чужой фантазии и делается ее адептом. Из многих подобных фантазий фантазия Платона отличается  высоким  полетом  мысли  и  смелою  концепциею  общей   картины.

    Немудрено, что к его идеям примыкают с полным  сочувствием  многие  мистики, отличающиеся развитым умом и тонким эстетическим чувством.  Платон  верил  в создания своей фантазии; он считал их за безусловную истину  и  ни  разу  не становился к ним  в  критические  отношения;  одна  секунда сомнения,  один трезвый взгляд могли разрушить все очарование  и рассеять  всю яркую и великолепную галлюцинацию. Но этой роковой секунды в его жизни не было, и на всех сочинениях Платона легла печать самой фантастической и в то  же  время спокойной веры в непогрешимость своей мысли и в действительность  вызванных ею призраков. Вера в самого себя тесно связана с умственною нетерпимостью, а умственная нетерпимость  ждет  только  удобного  случая,  чтобы воздвигнуть действительное  гонение  на  диссидентов.  Пока  Платон  остается  в  сферах отвлеченной мысли или, вернее, свободного вымысла, до тех  пор  он  является чистым поэтом. Когда  он  входит  в  область  существующего,  он  становится доктринером. Как вам понравится, например, понятие Платона  о  любви!  Он  в беседе  "Пиршество"  определяет  любовь  как  стремление  конечных   существ обессмертить и  увековечить  себя  в  постоянно  новых  порождениях.  Первая степень любви, по мнению  Платона,  есть  любовь  к  прекрасным  чувственным формам; вторая - любовь к прекрасным душам; третья и высшая степень любви  - к прекрасным наукам и, наконец, как результат и венец дела, любовь  к  идее, которая порождает истинное познание и истинную добродетель (стр. 128). Очень понятно, что у человека, дошедшего до этой высшей  квинтэссенции  любви,  не должно быть места для любви к женщине; стало быть,  нравственное  оскопление человечества во имя идеи должно быть конечною  целью  нормального  развития.

    Вот к каким красивым результатам приводит доктринерское желание внести общую искусственно созданную идею  во  все  живые  явления  и  отправления  жизни.

    Доктринерство  Платона  идет  вразрез  с  действительностью  и  даже  с  его собственным  жизненным опытом. Как художник, Платон был очень  восприимчив  к пластической красоте; как здоровый и сильный мужчина, развившийся под  небом цветущей Греции, он не думал останавливать своих эротических  стремлений,  и любовь к идее не мешала ему любить направо и налево... отдавая дань эпохе  и народу... Но зло было сделано; зерно  аскетизма  и  вражды  к  материи  было брошено; в эпоху Римской империи оно разрослось в учение новопифагорейцев  и новоплатоников и, опираясь на Платона, принесло человечеству  обильный  плод добровольных заблуждений и бессмысленных самоистязаний. Кто  не  был  поэтом подобно Платону, тот  требовал  от  себя  последовательности  и  страдал  от разлада, существовавшего между идеею и жизнью, не  понимая  того,  что  идея берется из жизни, а не жизнь располагается по данной программе.  Для  такого человека являлась необходимость  бороться  с  самим  собою,  и  лучшие  силы несчастного идеалиста уходили  на  бесплодную  нравственную  гимнастику,  на отчаянную ломку, на искоренение страстей, на сглаживание самых  своеобразных и жизненных черт своей физиономии. Такого рода идеализм тяготел над Рудиными и  Чулкатуриными  {4}  прошлого  поколения;  он  породил  наших  грызунов  и гамлетиков, людей с ограниченными умственными средствами  и  с  бесконечными стремлениями. Смешно выводить этих господ от Платона, но можно заметить, что эти дряблые и хилые личности страдают именно тою  болезнью,  которую  Платон воспел в своих философских творениях как лучшую принадлежность  человечества и как единственное отличие  человека  от  животного.  Доктринерство  Платона проходит чрез все его нравственное учение.  Платон  здесь,  как  и  в  своей физике, не смотрит на  то,  что  дает  жизнь;  он  не  изучает  естественных стремлений человеческой природы, да и к чему изучать? Абсолютная  истина,   в существование которой всею  душою верит поэт-мыслитель,  находится не  в явлении, а где-то вне его, высоко и далеко,  в таких сферах,  куда  может залететь пылкое воображение, но куда не  поведет критическое исследование, основанное на изучении фактов. Платон считает себя полным  обладателем  этой драгоценной, хотя и невесомой истины; он утверждает,  правда,  что  "душе  в здешней жизни невозможно достигнуть  вполне  чистого  воззрения  на  истину" (стр. 141); но это положение вовсе не ведет к тем следствиям,  каких можно было от него ожидать;  видно,  что оно не  проникает особенно  глубоко в сознание Платона; Платон  допускает то  обстоятельство,  что смерть  может открыть его духу более обширный мир знаний, но не видно, чтобы он  сознавал неудовлетворительность  своего  наличного  капитала;  не  видно,  чтобы   он сомневался в верности своих идей; то, что он знает  или  создает  творческою фантазиею, кажется ему безусловно верным и не допускает над  собою  никакого контроля. Вследствие этого Платон говорит в  своей  нравственной  философии: должно думать так-то, поступать так-то, стремиться к тому-то. Эти приказания отдаются  человечеству  с  высоты  философской  мысли,   не   допускают   ни комментариев, ни возражений и требуют себе безусловного  повиновения.  Черты народного характера,  коренные  свойства  человеческой  природы  возмущаются против этих указов Платона, но это нисколько не смущает  гордого  мыслителя, упоенного созерцанием своих творений.

2. Философские идеи Аристотеля

    Материя и форма (эйдос). Потенция и акт. Исходя из признания объективного существования материи, Аристотель считал ее вечной, несотворимой и неуничтожимой. Материя не может возникнуть из ничего, не может также увеличиться или уменьшиться в своем количестве. Однако сама по себе материя, по Аристотелю, инертна, пассивна. Она содержит лишь возможность возникновения действительного многообразия вещей, как, скажем, мрамор со держит возможность различных статуй. Чтобы эту возможность превратить в действительность, надо придать материи соответствуюшую форму. Под формой Аристотель разумел активный творческий фактор, благодаря которому вещь становится действительной. Форма — это стимул и цель, причина становления многообразных вещей из однообразной материи: материя — своего род, глина. Для того чтобы из нее возникли разнообразные вещи, необходим гончар — бог (или ум-перводвигатель). Форма и материя неразрывно связаны между собой, так что каждая вещь в возможности уже содержится в материи и путем естественного развития получает свою форму. Весь мир представляет собой ряд форм, находящихся в связи друг с другом и расположенных в порядке все большего совершенства. Таким образом, Аристотель подходит к идее единичного бытия вещи, явления: они представляют собой слиянность материи и эйдоса (формы). Материя выступает как возможность и как своего рода субстрат сущего. Мрамор, например, можно рассматривать как возможность статуи, он же есть материальное начало, субстрат, а высеченная из него статуя — это уже единство материи и формы. Основным двигателем мира является бог, определяемый как форма всех форм, как вершина мироздания.

    Категории философии. Категории — это фундаментальные понятия философии. Аристотелевское рассмотрение соотношения материи и эйдоса (формы), акта и потенции выявляет энергийный динамизм сущего в его развитии. При этом мыслитель усматривает причинную зависимость явлений сущего: все имеет причинное объяснение. В связи с этим он проводит различение причин: есть действующая причина — это энергийная сила, порождающая нечто в потоке универсального взаимодействия явлений сущего, не только материи и формы, акта и потенции, но и порождающей энергии-причины, Имеющей наряду с действующим началом и целевой смысл: «то, ради чего». Здесь мы имеем дело с таким исключительно важным положением философии Аристотеля, как смысловое начало всего сущего, а также иерархия его уровней — от материи как возможности к образованию единичных форм бытия и далее — от неорганических образований к миру растений, живых существ, разных видов животных и, наконец, к человеку, обществу. Стало быть, у Аристотеля огромную роль играл принцип развития сущего, что органически связано с категориями пространства и времени, которые выступают у него не как субстанции, а как «место» и число движения, т;е. как последовательность реальных и мыслимых событий и состояний. Такой подход ближе к современному пониманию этих категорий, чем, скажем, ньютоновский.

    Аристотель  разработал иерархическую систему  категорий, в которой основной была «сущность», или «субстанция», а остальные считались ее признаками. Стремясь к упрощению категориальной системы, Аристотель затем признал основными только три категории: сущность, состояние, отношение.

    Своим анализом потенции и акта Аристотель ввел в философию принцип развития. Это было ответом на апорию элейцев, согласно которым сущее может возникнуть либо из сущего, либо из не-сущего, но и то и другое невозможно, ибо в первом случае сущее уже не существует, а во втором — нечто не может возникнуть из ничего, следовательно, возникновение или становление вообще невозможно и чувственный мир должен быть отнесен к царству «небытия». Тем самым Аристотель ввел в оборот философии' категории возможности и действительности, а это и есть потенция и акт.

    Бог как перводвигатель, как абсолютное начало всех начал. По утверждению Аристотеля, мировое движение есть цельный процесс: все его моменты взаимно обусловлены, что предполагает - единого двигателя. Далее, исходя из понятия причинности, он приходит к понятию о первой причине. А это так называемое космологическое доказательство бытия божия. Бог есть первая причина движения, начало всех начал. И в самом деле: ведь ряд причин не может быть бесконечным или безначальным. Есть причина, сама себя обусловливающая, ни от чего не зависящая: причина всех причин! Ведь ряд причин никогда бы не закончился, если не допустить абсолютного начала всякого движения. Этим началом является божество как общемировая сверхчувственная субстанция. Аристотель обосновал бытие божества усмотрением принципа благоустройства Космоса. По Аристотелю, божество служит предметом высшего и наиболее совершенного познания, так как все знание направлено на форму и сущность, а бог есть чистая форма и первая сущность. Бог Аристотеля, однако, не есть личный Бог.

    Идея  души. Опускаясь в своих философских размышлениях из бездны Космоса к миру одушевленных существ, Аристотель считал, что душа, обладающая целеустремленностью, есть не что иное, как неотделимый от тела его организующий принцип, источник и способ регуляции организма, его объективно наблюдаемого поведения. Душа — энтелехия' тела. Поэтому правы те, кто полагает, что душа не может существовать без тела, но сама она имматериальна, нетелесна. То, благодаря чему мы живем, ощущаем и размышляем, — это душа, так что она есть некий смысл и форма, а не материя, не субстрат: «Именно душа придает смысл и цель жизни». Телу присуще жизненное состояние, образующее его упорядоченность и гармонию. Это и есть душа, т.е. отражение актуальной действительности всемирного и вечного Ума. Аристотель дал анализ различных «частей» души: памяти, эмоций, перехода от ощущений к общему восприятию, а от него — к обобщенному представлению; от мнения через понятие — к знанию, а от непосредственно ощущаемого желания — к разумной воле. Душа различает и познает сущее, но она «немало времени проводит в ошибках». «Добиться о душе чего-нибудь достоверного во всех отношениях безусловно труднее всего»². Согласно Аристотелю, смерть тела освобождает душу для ее вечной жизни: душа вечна и бессмертна.