Автор работы: Пользователь скрыл имя, 21 Октября 2015 в 12:30, реферат
Описание работы
Цель работы – изучить философию «всеединства» В. Соловьева. Задачи: 1. Проанализировать жизненный путь и философское становление. 2. Изучить идею всеединства.
Владимир Сергеевич Соловьев
(1853-1900) - выдающийся русский мыслитель.
Он очень глубоко изучал каждую философскую
проблему и органически объединял философию,
религию и науку. Он хотел сформировать
систему «цельного знания». К этой идее
стремились ранние славянофилы.
Соловьев изучает проблемы
метафизики, натурфилософии, историософии,
антропологии и гносеологии, этики и эстетики,
и все эти проблемы он объединил для того,
чтобы создать религиозную философии
всеединства, которая могла бы дать ответ
на многие волнующие вопросы не только
теории, но и жизни. «Цельное знание», как
считал Соловьев, должно направлять человека
в жизни, а не оставаться лишь отвлеченным
знанием.
Актуальность. Творчество В.
Соловьева оказало очень большое воздействие
на развитие русской религиозной философии
конца XIX – начала ХХ вв., так как он был
не только выдающимся философом, который
обладал широким кругом знаний, но и был
очень хорошим литератором и умел очень
аргументировано излагать свои мысли.
Цель работы – изучить философию
«всеединства» В. Соловьева.
Задачи:
1. Проанализировать жизненный
путь и философское становление.
2. Изучить идею всеединства.
Теоретическая основа: Васильев
В.В., Кротов А.А., Бугай Д.В., Волкова А.Н.,
Горнев В.С., Данильченко Р.Н. и других.
Методы: теоретические методы.
ЖИЗНЕННЫЙ
ПУТЬ И ФИЛОСОФСКОНЕ СТАНОВЛЕНИЙ
В.С. Соловьев родился в Москве
в семье известного историка, профессора
Московского университета Сергея Михайловича
Соловьева, отец которого был духовного
звания. По матери он происходил из старинного
украинского рода, к которому принадлежал
«украинский Сократ» - Григорий Саввич
Сковорода: он был двоюродным дедом (или
прадедом) матери Соловьева.
По окончании гимназии в 1869
г. будущий философ поступил на естественный
факультет Московского университета,
но через три года перешел на историко-филологический,
который окончил в 1873 г., а затем в течение
года учился в Московской духовной академии.
Еще в гимназии он пережил религиозный
кризис и, как и многие его сверстники,
стал материалистом и атеистом. Однако
более углубленное изучение философии,
прежде всего чтение сочинений Спинозы,
который, по признанию Соловьева, стал
его «первой философской любовью», а затем
Шопенгауэра, Э. Гартмана, Шеллинга и Гегеля,
помогло ему преодолеть юношеский нигилизм
и уже сознательно вернуться к «вере отцов».
В 1874 г. Соловьев защитил в Петербурге
магистерскую диссертацию «Кризис западной
философии. Против позитивистов» и был
избран доцентом Московского университета
по кафедре философии. Летом 1875 г. он уехал
для научных занятий в Лондон, где изучал
главным образом мистическую и гностическую
литературу - Я. Бёме, Парацельса, Э. Сведенборга,
каббалу, интересовался оккультизмом
и спиритизмом. Именно в этот период у
него выходит на первый план тема софиологии,
которой суждено было стать одной из ключевых
в его творчестве. Неожиданно философ
покидает Лондон и отправляется в Египет,
где проводит несколько месяцев. Позднее
он объяснял свою поездку «таинственным
зовом Софии». Натуре поэтической, впечатлительной,
Соловьеву казалось, что он обладает медиумическими
способностями. О своих видениях Софии,
или Вечной Женственности, он рассказывает
в поэме «Три свидания», написанной в 1898
г. незадолго до смерти.
Возвратившись в 1876 г. в Россию,
Соловьев снова читает лекции в Московском
университете. Но в 1877 г. из-за раздоров
в профессорской среде он покидает университет
и поступает в Петербурге на службу в Ученый
комитет Министерства народного просвещения,
читая в то же время лекции в Петербургском
университете и на Высших женских курсах.
В 1877 г. философ опубликовал свою первую
систематическую работу «Философские
начала цельного знания» (правда, незаконченную),
а в 1878 г. выступил с циклом публичных лекций
«Чтения о Богочеловечестве», которые
собирали много слушателей и имели общественный
резонанс. К этому времени у него уже вполне
сложилась философско-религиозная концепция,
в центре которой - идея «положительного
всеединства», тесно связанная с софиологической
темой1.
28 марта 1881 г. после убийства
народовольцами Александра II (1 марта)
Соловьев прочел публичную лекцию
о смертной казни, о несовместимости
ее с христианской нравственностью.
Осудив цареубийц, он в то же
время призвал царя не допустить
смертной казни преступников. Тем
самым отношения Соловьева с
властью были испорчены. Он ушел
в отставку из Министерства
народного просвещения; ему рекомендовалось
воздержаться от преподавания
и от публичных выступлений.
Начался период публицистической
деятельности Соловьева. В центре его
внимания в 80-е - начале 90-х гг. - общественно-политическая
и церковно-религиозная жизнь. Среди наиболее
важных произведений этого периода –
«Духовные основы жизни» (1882-1884), «Великий
спор и христианская политика» (1883), «История
и будущность теократии» (1886, Загреб), «Три
речи в память Достоевского» (1881-1883), «La
Russie et l'Eglise universelle» (Paris, 1889; русский перевод
«Россия и Вселенская церковь» увидел
свет лишь в 1911 г.). Он пишет также ряд статей
по национальному вопросу, связанных с
проблемами славянофильства и западничества,
объединенных затем в работу «Национальный
вопрос в России» (в первый выпуск ее вошли
статьи 1883-1888, а во второй - 1888-1891 гг.). Основной
идеей, пронизывающей творчество Соловьева
этого периода, является его теократическая
утопия, убеждение в возможности объединения
православной и католической церквей
под эгидой Рима и политического объединения
христианских народов (даже всех народов
земли, ибо теократия мыслится как вселенская)
под властью русского царя. Католические
симпатии философа усилились после сближения
его с католическим епископом Штросмайером
в Загребе, куда Соловьев ездил в 1886 г.
По прекращении академической
деятельности литературная работа давала
Соловьеву средства к существованию. Своим
возвращением к собственно философской
проблематике в 90-е гг. он в немалой степени
был обязан приглашению возглавить в 1891
г. отдел философии в Большом Энциклопедическом
Словаре Брокгауза и Эфрона. Это дало ему
материальную поддержку и избавило от
необходимости жить литературным трудом.
Он написал в Словарь более 130 статей, посвященных
как основным философским понятиям, так
и историко-философским темам. В 90-е гг.
Соловьев пишет статью «Смысл любви» (1892-1894),
подытоживающую его размышления над софиологической
темой; трактат по этике – «Оправдание
добра» (1894-1895); предлагает новое осмысление
теории познания в статьях, объединенных
под названием «Теоретическая философия»
(1897-1899); наконец, в последней своей значительной
работе - эсхатологическом этюде «Три
разговора» (1899-1900) пытается разрешить
проблему зла, расставаясь при этом с дорогой
ему мечтой о будущей вселенской теократии2.
Напряженная работа и житейская
неустроенность рано подорвали и без того
слабое здоровье Соловьева. Не будучи
женат и не имея постоянного жилья, он
всегда находился в разъездах, останавливаясь
то в гостиницах, то у своих друзей. В июле
1900 г. он приехал в Москву, но внезапно
заболел и 31 июля скончался в подмосковном
имении своих друзей - князей Трубецких.3
В своем духовном развитии Соловьев
испытал много влияний, которые определили
направление и характер его мышления.
В ранней юности он воспринял социалистические
идеи, свойственное русской мысли искание
социальной правды, а также веру в прогресс,
столь характерную для XIX в. Идея прогрессивного
развития человечества, общая для немецкого
идеализма и позитивизма, особенно для
О. Конта, чье учение произвело на молодого
русского философа сильное впечатление,
разделялась и отечественными мыслителями
разных направлений - не только западниками,
но и славянофилами: И. В. Киреевским, А.
С. Хомяковым, Ф. И. Тютчевым и др. От ранних
славянофилов Соловьев воспринял вдохновлявшую
его на протяжении всей жизни идею «цельного
знания», которое должно дать ответ на
вопрос о смысле человеческого существования,
о последней цели космического и исторического
процесса. Субъектом этого процесса, по
Соловьеву, является человечество как
единый организм - понятие, заимствованное
философом у Конта. В основе такого подхода
лежит убеждение Соловьева в реальности
всеобщего, сформировавшееся у него под
воздействием Спинозы и Гегеля, вообще
немецких идеалистов, которые, начиная
с Фихте, строили монистические системы,
исходя из единого первопринципа, - метод,
не чуждый и Соловьеву, мастеру диалектического
выведения категорий. У Спинозы таким
первопринципом является субстанция,
у Фихте - абсолютное Я, у Гегеля - абсолютный
субъект-объект. Соловьев как раз и воспринял
общую для спинозизма и немецкого идеализма
пантеистическую посылку, во многом определившую
его учение о всеединстве.
Оказали влияние на русского
философа и мыслители, придававшие метафизическое
значение понятию воли: Кант, Шопенгауэр,
Э. Гартман и особенно Шеллинг. Если диалектическим
методом Соловьев больше всего обязан
Гегелю, то его богословие, метафизика
и эстетика несут на себе печать волюнтативной
метафизики Шопенгауэра и Шеллинга. От
Шопенгауэра воспринял Соловьев одну
из главных своих интуиции - об иллюзорности,
не подлинности эмпирически-предметного
мира, «мира представления», который являет
собой «грубую кору вещества», мешающую
прозревать подлинную, духовную основу
мира. Впоследствии, отойдя от Шопенгауэра
и обретя христианскую веру, Соловьев
тем не менее сохранил это свое ощущение
иллюзорности физического мира.
После Шопенгауэра Соловьев
изучает системы Фихте, Гегеля и Шеллинга
- последний оказывает на него наибольшее
влияние. С Шеллингом Соловьева сближает
романтически-эстетический подход к проблемам
религии, своеобразный эротический мистицизм,
вылившийся у русского философа в культ
Вечной Женственности - души мира. С помощью
Шеллинга, а также Бёме, Парацельса, Сведенборга,
Дж. Пордеджа, каббалы и гностиков, которых
он высоко ценил, Соловьев пытался осмыслить
собственный мистический опыт - свои видения
Софии.
Значительную роль в формировании
воззрений философа сыграл христианский
платонизм его учителя, профессора кафедры
философии Московского университета П.
Д. Юркевича, особенно учение о сердце
как средоточии духовной жизни человека.
Юркевич видел в воле и душевных аффектах
определяющее начало человеческого существа,
по своему значению превосходящее теоретическое
начало духа, т. е. ум.
Все эти многообразные влияния
философ органически претворил в своем
учении, создав новое систематическое
построение, правда не лишенное ряда трудностей
и противоречий. Стремясь от них освободиться,
Соловьев не раз перерабатывал свое учение.
При этом в его сочинениях мы находим и
трезвую оценку, и глубокую конструктивную
критику тех философских концепций, которые
в свое время формировали его миросозерцание:
Спинозы, Канта, Гегеля, Шеллинга, Шопенгауэра,
Конта и др.
ИДЕЯ ВСЕЕДИНСТВА
Итак, исходное понятие теософии
Соловьева - божественное сущее. Оно открывается
нам непосредственно, с помощью чувства.
Поэтому не требуется никаких доказательств
бытия Бога: действительность Его не может
быть логически выведена из чистого разума,
а дается лишь актом веры. Установив, таким
образом, с помощью веры, или «религиозного
ощущения», существование Бога, философ
приступает к рациональному выведению
содержания божественного сущего - не
без известного противоречия с собственным
утверждением, что содержание это дается
только опытом. Он характеризует божественное
начало как «вечное всеединое» или как
«единое и всё». А это значит, что всё сущее
мира содержится в Боге, ибо всеединство
есть единство во множественности. Согласно
Соловьеву, единое свободно от всего («Абсолют»
буквально означает «отрешенное», «освобожденное»)
и, следовательно, определяется отрицательно
по отношению к другому. В то же время оно
не может иметь ничего вне себя и тем самым
определяется по отношению к другому положительно.
В нем, стало быть, совпадают противоположности,
от века присутствуют два полюса, или центра:
первый - свобода от всяких форм, от всякого
проявления; второй - производящая бытие
сила, т. е. множественность форм. Теперь
первый полюс получает название единого,
а второй - потенции бытия, или первой материи,
которая, таким образом, входит в Абсолют
как «его другое», как первый субстрат,
или «основа» Бога. «...Если высший, или
свободный, полюс есть самоутверждение
абсолютного первоначала, как такого,
то для этого самоутверждения ему логически
необходимо иметь в себе или при себе свое
другое, свой второй полюс, то есть первую
материю, которая поэтому, с одной стороны,
должна пониматься как принадлежащая
первому началу, а с другой стороны, как
необходимое условие его существования:
она первее его, оно от нее зависит». Понятие
первой материи осмысляется философом
в шеллингиански-шопенгауэровских определениях
- как сила, влечение, стремление, - восходящих
к гностицизму и учению Я. Бёме о «темной
природе» в Боге, о бессознательной глубине
Божества, из которой проистекает начало
зла. Неразрывность двух полюсов сущего
означает, что Абсолют не может представать
иначе, как осуществленным в материи, а
материя в свою очередь - не иначе, как
идея, как осуществленный образ единого.
Оба полюса «вечно и неразрывно между
собою связаны... каждый есть и порождающее
и порождение другого». Пантеистическая
подоплека такого построения очевидна4.
В «Критике отвлеченных начал»
Соловьев характеризует второй полюс
всеединства, т. е. первую материю (она
же идея, или природа), как становящееся
всеединое, в отличие от первого полюса
как сущего всеединого. Главный тезис
состоит в том, что абсолютное не может
существовать иначе как осуществленное
в своем другом. Такое понимание отношения
между Богом и миром существенно отличается
от христианской идеи творения мира. Становящееся
всеединое - это душа мира, которая, будучи
основанием всего мирового процесса, лишь
в «человеке впервые получает собственную,
внутреннюю действительность, находит
себя, сознает себя». Божественный элемент
мировой души, т. е. всеединство, в дочеловеческом,
природном мире существует лишь потенциально
и только в человеке получает актуальность,
хотя и предстает вначале только идеально,
в сознании, как цель и норма человеческой
деятельности. Осуществление этой цели
реально составляет задачу мировой истории
как богочеловеческого процесса.
В «Чтениях о Богочеловечестве»
философ пытается перевести описанный
им процесс самораздвоения Абсолюта на
язык христианского богословия, давая
свое толкование догмата о Троице. Он отличает
Бога как абсолютно-сущего от его содержания
(сущности, или идеи), которое предстает
в лице Бога-Сына, или Логоса; воплощение
же этого содержания, или идеи, осуществляется
в мировой душе, Софии, представляющей,
стало быть, третье лицо божественной
Троицы - Дух Святой. «...Как сущий, различаясь
от своей идеи, вместе с тем есть одно с
нею, так же и Логос, различаясь от Софии,
внутренне соединен с нею. София есть тело
Божие, материя Божества, проникнутая
началом божественного единства. Осуществляющий
в себе или носящий это единство Христос,
как цельный божественный организм - универсальный
и индивидуальный вместе, - есть и Логос
и София».
Теперь, как видим, картина несколько
меняется: философ различает в Боге двоякое
единство - действующее единство божественного
творческого Слова (Логоса) и единство
произведенное, осуществленное. Деятельное
единство - это мировая душа в Боге, а произведенное
- Его органическое тело. В Христе предстают
оба эти единства: первое, или производящее,
есть в нем Бог, действующая сила, или Логос,
а второе, «произведенное единство, которому
мы дали мистическое имя Софии, есть начало
человечества, есть идеальный или нормальный
человек». Совершенное человечество -
это не природный человек как явление,
не единичное эмпирическое существо и
не человечество, как оно реально существует
на земле, а «всечеловеческий организм»,
человечество как вечная идея. Именно
эта вечная идея человечества есть, по
Соловьеву, София - Вечная Женственность,
вечно заключающаяся в божественном существе.
Таким образом, идея Богочеловечества
тесно связана у Соловьева с софиологией.
Нельзя не заметить, однако, что здесь
у философа происходит слияние двух разных
реальностей: идея человека в божественном
уме как-то незаметно сливается с человеком
как творением Бога; граница между вечным
и временным, трансцендентным и имманентным,
Творцом и творением становится настолько
прозрачной, что едва ли не исчезает совсем5.