Философия свободы

Рассмотрим понятие "человек мигрирующий" как знак поиска перемен. Стремление к свободе или "бегство" от нее. Феномен, составляющий понятие "миграция" - это опыт различения динамического и статического, оседлого и миграционного. Русский человек - это человек, предельно движущийся, расширяющий уровень своего бытования. Странничество - это характерное русское явление, оно мало знакомо Западу. Бахтин объяснял его вечной устремленностью русского человека к чему-то бесконечному: "Странник ходит по необъятной русской земле, никогда не оседает и ни к чему не прикрепляется" [Бахтин 1990:123].

Необъятные просторы создают такой разворот пространства, что приближают идущего к высшему. Но очень часто блуждающий заражается вирусом бунта, он как бы выхаживает его своими ногами. Бунт, это, возможно, негодование, требование свободы, пространства как свободы, одиночества как свободы. И где-то на краю мира и на краю тела наступает слияние свободы, мига и вечности. Западные люди - это люди более оседлые, они дорожат своим настоящим, боятся бесконечности, хаоса, а следовательно, они боятся свободы. Русское слово "стихия" с трудом переводится на иностранные языки: трудно дать имя, если исчезла сама реалия.

Для человека Востока тема движения вообще не свойственна. Путь для него - это круг, соединенные пальцы Будды, т.е. замкнутость. Некуда идти, когда все в тебе самом. Поэтому японская культура - это культура внутреннего слова, мысли, а не действия.

Удовольствие предшествующего обуславливает несвобода географическая, но стремление к свободе внутренней.

2. Взгляды экзистенциалистов  на понятие свободы

2.1 Общая характеристика и проблематика экзистенциализма

Экзистенциализм, или философия существования ( от позднелатинского existentia существование), зародился в начале ХХ века и в течение нескольких десятилетий завоевал широкое признание и популярность.Среди первых представителей экзистенциализма принято считать русских философов Льва Шестова и Николая Бердяева, хотя основное развитие это течение получило после 1-ой мировой войны в трудах немецких мыслителей Мартина Хайдеггера и Карла Ясперса и в сороковых годах в работах Альбера Камю, Жана Поля Сартра и Симоны де Бовуар. В то же время своими предшественниками экзистенциалисты считают Паскаля, Кьеркегора, Достоевского и Ницше. В философском отношении на экзистенциализм оказали преобладающее влияние такое направление как философия жизни, а также феноменология Гуссерля и Шеллера. Экзистенциализм как яркое проявление нонкомформизма явился своеобразной реакцией на духовный кризис, вызванный войнами и страданиями.В ситуации безнадежности и душевной растерянности призыв экзистенциалистов к человеческой подлинности, к чувству человеческого достоинства оказался источником мужества и нравственной стойкости. Его основная тема - человеческое существование, судьба личности в современном мире, вера и неверие, утрата и обретение смысла жизни, Достоевский как-то писал, что "если бога нет, то все дозволено". Это -- исходный пункт экзистенциализма. В самом деле, все дозволено, если бога не существует, а потому человек заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни вовне. Прежде всего, у него нет оправданий. Действительно, если существование предшествует сущности, то ссылкой на раз навсегда данную человеческую природу ничего нельзя объяснить. Иначе говоря, нет детерминизма", человек свободен, человек--это свобода. Экзистенциализм, в его стремлении раскрыть специфику человека и его мира, отвергает и "многофакторную" концепцию человека как существа, "частично" детерминированного; например, подвластного страстям (не говоря уж о начальстве), -- и частично, в чем-то свободном. Это значило бы, что можно быть наполовину свободным, а наполовину рабом. Человек же "всегда и целиком свободен -- либо нет".

2.2 Связь свободы и истины в работах Мартина Хайдеггера

В свой фундаментальной работе "О сущности истины" Хайдеггера рассматривает категорию свободы как сущность самой истины

Свобода , по Хайдеггеру , это не несвязанность действия или возможность не выполнить что-либо, а также и не только лишь готовность выполнять требуемое и необходимое (и, таким образом, в какой-то мере сущее). Свобода является частью раскрытия сущего как такового. Само обнаружение дано в экзистентном участии, благодаря которому простота простого, т.е. "наличие" (das "Da"), есть то, что оно есть. В бытии последнего человеку дана долгое время остающаяся необоснованной основа сущности, которая позволяет ему эк-зистировать, поэтому "Экзистенция" у Хайдеггера не означает здесь existentia в смысле события и "наличного бытия" сущего. "Экзистенция" -- здесь также и не "экзистенциальный" в смысле нравственных усилий человека, направленных на самого себя и основанных на его телесной и психической структуре допущение бытия сущего.

Наряду с категорией истины Хайдеггер вводит понятие неистина, рассматривая ее как блуждание, "наподобие ямы, в которую он иногда попадает; блуждание принадлежит к внутренней конституции бытийности, в которую допущен исторический человек. Блуждание -- это сфера действия того круговорота, в котором экзистенция, включаясь в круговорот, предается забвению и теряет себя. В этом смысле блуждание является существенным антиподом по отношению к первоначальной сущности, истине. Блуждание открывается как открытость для всякого действия, противоположного существу истины. Путь блужданий , в то же время создает возможность, которую человек способен выделить из эк-зистенции, а именно не поддаваться заблуждению, в то время как он сам узнает его, не проникая в тайну человека".

2.3 Философия свободы Ж.-П. Сартра. Бытие и ничто

Изложенная Сартром в "Бытии и Ничто" концепция свободы имеет много общего с хайдеггеровской, представленной в "Бытии и времени" -- что оба пытались включить свободу в систему базовых понятий феноменологической онтологии. Однако Сартр склонен скорее трактовать свободу как более глубокую, базисную онтологическую характеристику, как основание человеческой активности. "Первое условие активности -- это свобода", -- читаем мы в "Бытии и Ничто"

Сартр полагает, что "определить" свободу трудно, поскольку она "не имеет сущности", не может быть подведена, в частности, ни под какую необходимость. В ней, как у Хайдеггера, "существование предшествует сущности и определяет ее". Почему мы утверждаем, что сартровская "свобода" сходна с хайдеггеровской? Да уже потому, что и то и другое наличествует лишь в модусе единичности! Это значит, что свобода не только не "одна и та же" у меня и у другого -- она даже не "одна и та же" в разных ситуациях моего собственного бытия. Более того: попытка как-то перенести способ действия (и предпочтение, и выбор) в другой контекст означает утрату свободы. Другими словами: свободно определив свое поведение в одной ситуации и попытавшись попросту повторить это поведение в другой ситуации, я действую "автоматически" -- т.е. отнюдь не свободно.

Мы уже отметили, что "очевидной" свобода становится в актах "неантизации", "обращении в Ничто", в безразличный фон своего мира всего того, что не является интенциональным предметом. "Здесь никого нет!", -- может сказать, заглянув в полное посетителями кафе, парижанин своей спутнице. И она прекрасно и адекватно его поймет -- поскольку они надеялись увидеть в этом кафе своих друзей. Поэтому свобода "есть не что иное, как эта неантизация". При этом неантизация в свободе не имеет других оснований, чем сама свобода: в противном случае "мы не свободны, мы перестаем быть свободными" ), свобода оказывается "задушенной под тяжестью бытия".

Можно сказать и иначе: свобода "беспочвенна" -- как и свободный человек. Человек несвободный -- это "сущее", такой же объект, как дом или камень; он "есть", но не действует в качестве человека, в экзистенциальном смысле. Поэтому бытие свободным -- это обязательно отрицание "просто" бытия.

Нельзя, согласно Сартру, и трактовать свободу как "факт сознания", на психологический манер. Свобода целостна, "тотальна". "Тотальна", в частности, и в том плане, что в ней слиты мостив, "объективное" некоторой определенной ситуации, как она выглядит в свете поставленных целей, -- и "движущая сила", начало субъективное, эмоции, желания, страсти, помогающие исполнить намеченное действие. Нельзя смешивать свободу с капризом и произволом, которые в детерминистской картине мира напоминают эпикуровский клинамен -- прежде всего потому, что "мир свободы" нельзя отождествлять с миром "вещей-в-себе". Это -- принципиально различные "Вселенные"! Свободен человек лишь постольку, поскольку он не детерминирован миром "вещей-в-себе", как, впрочем, и желаниями, говоря по-русски, собственной левой ноги. В силу последнего свобода -- отнюдь не непредсказуемость поступков и желаний человека. Она -- в поисках самого себя, или, точнее, в выборе самого себя (или, в более современной терминологии, собственной идентичности). А тем самым -- ив выборе своего предметного мира, который вместе с тем выглядит как "открытие". Но ведь выбор -- если он действительный выбор -- необусловлен! Жизненное (экзистенциальное) решение -- это не выбор между тем, взять ли с собою зонтик или оставить его дома; выбор экзистенциален, когда ситуация судьбоносна, когда она "критическая", и когда нет возможности избежать выбора. Поскольку человек непременно переживает критические ситуации, когда нет возможности не выбирать и когда выбор не может быть заменен подсчетом шансов, -- человек "осужден" быть свободным, а свобода его абсурдна (абсурд, т.е. беспочвенность).

Мы постольку личности, поскольку свершаем свой, только свой, выбор. И, значит, "мы есть свобода, которая выбирает; но мы не выбираем бытие свободным: мы осуждены на свободу... выброшены в свободу...". Сартр иллюстрирует свой тезис внешне парадоксальным примером: даже сидящий в одиночке осужденный свободен -- не потому, что может сбежать, а поскольку он способен хотеть сбежать, строить планы -- пусть даже нереальные -- побега, и, конечно, пытаться сбежать. Поэтому свобода ничуть не похожа на случайный выбор, вроде лотереи: такая "свобода" была бы "ничем", или чем-то "в-себе". Свобода "для-себя" -- это "просвет бытия" или "разрыв в бытии", это момент решения. Жизнь свободного -- только выборы самого себя, череда "разрывов бытия", которые осуществляются с каждым актом выбора. (Достаточно известных языковых аналогов этой кальки с французского сколько угодно: "сжечь свои корабли", "порвать с прошлым", "круто изменить свою жизнь" и т.д.)

Человек -- свободный человек -- повсюду встречается с препятствиями, которые создает не он; но он воспринимает их в качестве препятствий, и их сопротивление возникает для него как сопротивление только в результате его свободного выбора. Выбор -- это всегда "вопреки"!

Именно поэтому философский трактат Сартра "Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии" посвящен исследованию вопросов: что такое бытие? каковы фундаментальные бытийные отношения между сознанием и миром? каковы онтологические структуры сознания (субъективности), делающие возможными эти отношения.

Появляется мотив абсурдности существования : "Абсурдно, что мы рождаемся, и абсурдно, что мы умираем ". Человек, по Сартру, бесполезная страсть. Сартр, несомненно, понимал, насколько тяжел груз свободы для человека, не имеющего внутренней опоры, подавленного наследием подсознательного, постоянно мучимого чувством тревоги и страха перед самим собой. И он не строил иллюзий насчет способности человека быть действительно свободным тем более, что действительность могла развеять любые иллюзии. Поэтому неудивительно, что все произведения Сартра пронизаны критикой и неприятием окружающего мира. Индивида в современном обществе Сартр понимает как отчужденное существо, возводя это конкретное состояние в метафизический статус человеческого существования вообще.

Всеобщее значение космического ужаса приобретают у Сартра отчужденные формы человеческого существования, в которых индивидуальность стандартизирована и отрешена от исторической самостоятельности, подчинена массовым, коллективным формам быта, организации, государства, стихийным экономическим силам, привязана к ним также и своим рабским сознанием, где место самостоятельного критического мышления занимают общественно принудительные стандарты и иллюзии, требования общественного мнения и безличной "молвы" и где даже объективный разум науки представляется отделенной от человека и враждебной ему силой. Отчужденный от себя человек, обреченный на неподлинное существование, не в ладу и с вещами природы они глухи к нему, давят его своим вязким и солидно-неподвижным присутствием, и среди них может чувствовать себя благополучно устроенным только общество "подонков", человек же испытывает "тошноту". Жить в этом обществе, по мнению Сартра, как живет в нем "довольное собой сознание", можно лишь отказавшись от себя, от личности подлинной, от решений и выбора, переложив последние на чью-либо анонимную ответственность на государство, нацию, расу, семью, других людей. Но и этот отказ ответственный акт личности, ибо человек обладает свободой воли всегда.

2.4 Свобода и абсурд по Альберу Камю

Творчество Камю - это безостановочный философский поиск, который целенаправляется страстным переживанием за Человека, оказавшегося жертвой, свидетелем и соучастником трагического надлома времени и истории в ХХ в. Камю в своем гениальном произведении "Мифе о Сизифе" стремится ответить на вопрос: как, в чем найти надежду на позитивное бытие в мире, в котором религиозная надежда умерла? Постулируя изначальное мироощущение человека как абсурд, он исследует его как характеристику человеческого "бытия-в-мире", отчужденном и неразумном. Одновременно он характеризует абсурд как границу осознанности и ясности понимания бытия.

Чувство абсурда, по мнению автора, возникает прежде всего на основе противоречия между человеком и окружающим его миром, или, словами Камю, "между актером и декорациями".

Если мир поддается объяснению, даже и не слишком убедительному, он понятен и приемлем для человека. Но как только человек осознает всю иллюзорность этого объяснения, он начинает ощущать себя чужим во вселенной. Перед человеком встает вопрос: стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой?

Абсурд проникает в сознание человека неожиданно, когда он в какой-то момент вдруг чувствует опустошенность, усталость от повседневного бытия. Вдруг он перестает понимать смысл и цель этой повседневности. Цепочка привычных поступков разрывается, и именно в этот момент, по мнению автора, сознание человека, застывшее до этого в машинальной жизни, начинает приходить в движение. Еще один фактор абсурда - время. Человек, живущий будущим, вдруг осознает, что как раз время - его враг. Как говорит Камю, возникает своего рода бунт плоти, направленный против воздействия времени, свидетельствует об истине, которой является вызов превосходящему миру.

Переходя к понятию свободы, Камю отмечает, что абсурд сводит к нулю все шансы человека на призрачную вечную свободу, исповедуемую в религии, но возвращает свободу поступков и воодушевляет на нее. После осознания абсурда человек понимает: нет более высшей свободы, чем свобода быть, единственной свободы, которая служит основанием для истины.

По мнению Камю осознание абсурда предполагает замену качества опыта бытия его количеством. Иными словами, важно не прожить как можно лучше, а пережить как можно больше. А это, в свою очередь, заключается в том, чтобы прочувствовать свою жизнь, свой бунт, свою свободу как можно сильнее.

Чувство абсурда, возникающее в результате работы сознания, позволяет человеку переоценить свою судьбу. Это можно считать одной из предпосылок другому понятию, рассмотренному Камю в своем творчестве, - понятию бунта.

"Что же представляет собой  человек бунтующий"? - вопрошает  Камю - Это человек, говорящий "нет". Но, отрицая, он не отрекается: это  человек, уже первым своим действием  говорящий "да". Раб, всю жизнь  исполнявший господские распоряжения, вдруг считает последнее из  них неприемлемым"

В бунтарском порыве рождается пусть и неясное, но сознание: внезапное яркое чувство того, что в человеке есть нечто такое, с чем он может отождествить себя хотя бы на время. До сих пор раб реально не ощущал этой тождественности. До своего восстания он страдал от всевозможного гнета. Нередко бывало так, что он безропотно выполнял распоряжения куда более возмутительные, чем то последнее, которое вызвало бунт. Раб терпеливо принимал эти распоряжения; в глубине души он, возможно, отвергал их, но, раз он молчал, значит, он жил своими повседневными заботами, еще не осознавая своих прав. Потеряв терпение, он теперь начинает нетерпеливо отвергать все, с чем мирился раньше. Сознание возникает вместе с бунтом. Приводя пример бунта раба против своего господина, Камю приходит к выводу, что раб восстает против прежнего порядка, в котором отрицается нечто, присущее сообществу всех угнетенных людей. Сам по себе индивид не является той ценностью, которую он намерен защищать. Эту ценность составляют все люди вообще.