ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ РФ ПО РЫБОЛОВСТВУ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«МУРМАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕНЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

Кафедра философии

Р Е Ф Е Р А Т

по дисциплине “Философия”

Философия любви.

Выполнила: Слесарук Ю.,

студентка группы ПИ-271

Проверил: Никулина Н.Н.

к.ф. н., доцент кафедры

философии

Мурманск

2008

СОДЕРЖАНИЕ

Введение              3

Глава 1. Тема любви в Античной философии              4

§ 1. Различение древними греками видов любви              4

§ 2. Любовь – космическая сила              4

§ 4. Платоновская теория эроса              5

Глава 2. Христианское понимание любви              6

§ 1. Новый образ любви в Евангелии              6

§ 2. Любовь – безмолвная песня Богу (Августин)              7

Глава 3. Тема любви в философии эпохи Возрождения и Нового Времени              9

§ 1. Возрождение античных образов любви              9

§ 2. Николай Кузанский              9

§ 3. Фрэнсис Бэкон              10

§ 4. Рене Декарт              11

Глава 4. Учение Г.С. Сковороды о невидимой натуре              12

§ 1. Самопознание – путь к любви и счастью              13

§ 2. Учение о сродности натур              13

Глава 5. Тема любви в немецкой классической философии              14

§ 1. Иммануил Кант              14

§ 2. Гегель Георг Вильгельм Фридрих              15

§ 3. Людвиг Фейербах              16

Глава 6. Метафизика половой любви  (А.Шопенгауэр)              17

Глава 7. Смысл любви              19

§ 1. Владимир Сергеевич Соловьев              19

§ 2. Николай Александрович Бердяев              20

Глава 8. "Механика" эроса  (З.Фрейд)              21

§ 1. Конфликт удовольствия и реальности              22

§ 2. Метаморфозы либидо              23

§ 3. Чувственное и нежное течения любви              23

§ 4. Либидо и культура              24

Глава 9. Искусство любви (Э.Фромм)              26

§ 1. Пути преодоления одиночества              26

§ 2. Виды любви              27

§ 3. Любовь и общественные отношения              28

Глава 10. Любовь – конфликтная “Игра зеркальных отражений”   (Ж.-П.Сартр)              29

§ 1. Соблазн соблазнить чужую свободу              29

§ 2. Конфликтность любви              30

§ 3. Необеспеченность любви              31

Заключение              32

Литература:              35

Введение

"Я - человек, и человек со страстями.

Я не могу жить без любви... иначе

я замерзну и превращусь в камень."

Ван Гог

Тело человека-это сложный биологический механизм, который состоит из костей, мышц, разных органов и много чего еще. В голове у нас процессор огромной мощности для переработки разнообразной информации. Дышим, спим, едим….

Человек имеет еще одно составляющее, что отличает его от растений и животных - душу. Душа не  осязаема и скрыта внутри тела, она является основой того, что представляем собой мы. Если тело заключает в себе материальные аспекты нашей жизни, то душа содержит в себе аспекты духовные. Душа имеет дело с областью сверхчувствительного (эмоции, совесть, интеллект и подсознательные  духовные силы).

Любовь - самое чистое проявление души. Это превосходство души над его телом. В любви важны понятия свободного избранничества и самоотречения. Это высшее духовное чувство человека, богатое разнообразными эмоциональными переживаниями, основанное на благородных чувствах и высокой морали. Если вами руководит любовь - вы сможете жить вечно. Любовь к каждой травинке, к лепестку цветка, ко всему малому, рождающемуся и призванному радостно и наивно жить не земле, способно влить в нас неограниченные силы, достаточные, чтобы оказалось возможно защитить этот нежный и ранимый мир. Эта сила, данная нам для защиты начала нашей жизни. От любви происходят нежность, доброта, забота.

Сложность и важность любви обусловлены тем, что в ней сливаются в одно целое и физическое и духовное, индивидуальное и социальное, личное и общечеловеческое, понятное и необъяснимое. Нет такого развитого общества, и нет такого человека, который был бы не знаком с любовью. Более того, без любви не может формироваться моральный облик человека, не происходит нормального развития. Она может быть в разной степени развита, но ее не может не быть. "Любовь - единственный удовлетворительный ответ на вопрос о проблеме существования людей"- говорит Э.Фромм. Однако, что же такое любовь? Достаточно четкого определения еще не удалось дать никому. И эта трудность появляется прежде всего из-за многообразия видов и форм любви, ибо любовью отмечена вся человеческая деятельность во всех ее проявлениях. 

Можно говорить об  эротической любви и любви к самому себе, любви к человеку и богу, любви к жизни и к родине, любви к истине и к добру, любви к свободе и власти... Выделяются также  любовь романтическая, рыцарская, платоническая, братская, родительская... Существуют любовь-страсть и любовь-жалость, любовь-нужда и любовь-дар, любовь к ближнему и любовь к дальнему, любовь мужчины и любовь женщины. При перечислении разновидностей любви создается впечатление, что между ними нет ничего общего и нет той общей точки, в которой все эти чувства пересеклись бы.

Суть и значимость любви  пытались раскрыть многие философы на протяжении всей истории существования человеческой мысли: начиная с античности и по сей день. Однако, ни одна эпоха не смогла дать полного определения понятия любви, приоткрывая лишь отдельные грани этого феномена человеческой души. Заинтересовавшись этой проблемой, в своей работе мы поставили  цель: ознакомиться с тем, как менялось понимание и восприятие любви в различных исторических условиях, в различных эпохах и понять что же это такое – Любовь?

Глава 1. Тема любви в Античной философии

Античных философов мало интересовал вопрос, что такое любовь. В ней не видели тайны. Она просто есть, как есть космос, боги, люди, животные, растения и многообразные вещи, наполняющие космос. Любовь для древних греков не более загадочна, чем все остальное, разве что притягательнее многих иных вещей. Свои представления о любви литераторы и философы античности выражали обычно посредством мифологических образов.

§ 1. Различение древними греками видов любви

Те многообразные значения, которые в русском языке охватываются одним словом "любовь", язык древних греков выражает разными словами: "эрос", "филия", "сторге", "агапэ"[1]. В этом есть определенное преимущество; может быть, у древних греков было меньше поводов для недоразумений, чем сегодня у нас, когда кто-то говорит о любви и его с "пониманием" выслушивают, а в конце концов выясняется, что один из собеседников думал при этом о любви к ближнему, а другой об эротике.

Эрос у древних греков – главным образом половая, страстная любовь, способная дойти до безумия. (Мифологическим олицетворением эроса является бог Эрот, или Эрос.)

Филия – приязнь к самым разнообразным "вещам". Это и любовь к родителям, к детям, и любовь к родине, и любовь к товарищам (дружба), и эротическая любовь (эрос – лишь один из видов филии), и любовь к познанию, и прочее. По сравнению с эросом филия – более "мягкое" влечение.

Агапэ – еще более "мягкая" любовь, жертвенная и снисходящая к "ближнему". Именно такое понимание любви восхваляло христианство в период заката языческой культуры; у ранних христиан были в обычае "агапы" – братские трапезы.

Сторге – любовь-привязанность, особенно семейная.

В Древней Греции любовь была представлена в образах нескольких мифологических существ – прежде всего Афродиты и Эрота (в Риме соответственно – Венеры и Амура).

§ 2. Любовь – космическая сила

Многие древнегреческие философы опирались на понятие любви для объяснения порядка и строения космоса, а также возникновения космоса. Это человеческое чувство и влечение переносилось греками на весь мир, принимало вид безличной силы, существующей самостоятельно.

Поэт Гесиод (VIII-VII вв. до н.э.), благодаря которому до нас дошли многие мифологические сказания, в поэме "Теогония" спрашивает у муз, "что первым возникло?", и узнает от них следующее:

Прежде всего во вселенной Хаос зародился, а следом  Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный,  Сумрачный Тартар, в земных залегающий недрах глубоких, И, между вечными всеми богами прекраснейший, – Эрос.  Сладкоистомный – у всех он богов и людей земнородных  Душу в груди покоряет и всех рассужденья лишает[2].

Таким образом, Эрот представляется как одна из первых сил, появившихся в мире. Под его влиянием происходят совокупления богов и продолжается цепь порождений.

Философ Парменид (V в. до н.э.) описал в поэме "О природе", как, согласно людским мнениям, устроен мир:

А в середине кругов – Богиня, которая правит  Всем: от нее – начало слияний, мучительных родов,  Это она посылает смеситься мужнее с женским,  Женское с мужним.  Первым среди богов измыслила бога Эрота[3]. То есть богиня любви, находясь в центре космоса, влияет на весь мир, на процессы рождения, взаимного влечения существ, связывает земной и небесный миры.

Эмпедокл (ок. 490 – ок.430 гг. до н.э.) отводил важнейшую роль в существовании мира "филии". Он утверждал, что все в мире состоит из четырех основных элементов – земли, воды, воздуха и огня, а различные сочетания этих элементов определяются действием двух противоположных сил – Вражды (Нейкос) и Любви (Филия). Эти силы по очереди господствуют в мире. Любовь соединяет разнородное и разделяет однородное. Это значит, что на высшей стадии господства Любви, когда Вражда совершенно вытесняется из космоса, все вещи должны перемешаться, и мир становится аморфным. Однако вслед за этим начинает действовать Вражда, вытесняющая Любовь из космоса, разделяющая разнородное и соединяющая однородное, – мир снова становится многообразным. Из эмпедокловой диалектики Любви и Вражды видно, что существование одной лишь Любви было бы гибельно для космоса. Понятием любви как безличной силы пользовались пифагореец Филолай, атомист Демокрит, софисты Горгий, Продик, Критий.

§ 3. Миф об андрогинах

В древнегреческой мысли почти нет попыток понять, что же такое любовь. Исключение составляет миф об андрогинах, рассказанный одним из персонажей диалога Платона "Пир".

Согласно этому мифу, были когда-то на земле "двойные" люди, имевшие четыре руки, ноги, две "срамные части", два лица, глядевшие в разные стороны. Андрогины были трех полов: мужского – от Солнца, женского – от Земли, а также "обоеполого" – от Луны, поскольку Луна совмещает оба начала.

Имея огромную силу и великие замыслы, они намеревались взойти на небо и напасть на богов. Обеспокоенные боги стали совещаться, и Зевсу пришла идея: разделить каждого андрогина пополам, чтобы уменьшить их силу и буйство.

Так люди стали "камбалоподобными", и с тех пор каждый ищет соответствующую ему половину. Однако найти именно свою половину нелегко, поэтому люди находят утешение хотя бы во временном соединении не со своей половиной подходящего пола. То есть если мужчина был раньше частью двуполого андрогина, его влечет к женщине, и соответственно женщину, отделенную от мужской половины, – к мужчине.

"Женщины же, представляющие собой половинку прежней женщины, к мужчинам не очень расположены, их больше привлекают женщины, и лесбиянки принадлежат именно к этой породе. Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому..."[4].

Когда же двоим удается повстречать друг в друге именно свою половину, обоих охватывает "удивительное чувство привязанности, близости и любви". Они проводят вместе всю жизнь, не понимая даже, чего, собственно, хотят друг от друга: отнюдь не только ради похоти они ревностно стремятся быть вместе.

Таким образом, миф об андрогинах объясняет любовь как жажду целостности и стремление к ней. Впоследствии этот миф получил новое истолкование у В.С.Соловьева и Н.Л.Бердяева.

§ 4. Платоновская теория эроса

Еще одно объяснение природы любви предлагает сам Платон в диалоге "Пир". Он оспаривает мысль, будто любовь – это поиск своей половины. Люди стремятся в действительности не к "половинам", а к благу и бессмертию.

Люди, смертные по своей природе (как и животные), стремятся путем рождения детей сохранить себя в вечности, ради этого они и служат Эроту. Многие, "беременные телом", просто рожают обычных детей. Но есть и "беременные духовно", это – творцы, изобретатели, вынашивающие разум и прочие добродетели. Они тоже испытывают страстное желание родить и особенно радуются, когда встречают человека, наделенного прекрасной и даровитой душой. В соприкосновении с прекрасным рождается на свет то, что давно вынашивалось душой. "Дети", рожденные душой, в отличие от обычных детей, бессмертны.

Платон не призывает отменить "земную любовь". Она – необходимая ступенька, ведущая человека к познанию "любви небесной". В молодости человека сначала влечет к прекрасному телу, затем он замечает, что есть и другие прекрасные тела, и все они в этом смысле подобны одно другому. Тогда он начинает ценить душевную красоту выше телесной, его влечет к красоте нравов и наук. Постепенно, движимый любовью, человек поднимается над отдельными разновидностями прекрасного и его взору открывается прекрасное в его чистоте, идеальное, вечное, превосходящее все земное. Любовь к высшим ценностям – это и есть так называемая "платоническая любовь", причем она не отвергает "низшего эроса", а относится к нему как к своей ступеньке.

Сам Эрот, ведущий человека в занебесье, – сын бога богатства Пороса и богини бедности Пении, потому он противоречив. Сын своей матери, он – беден и некрасив, но, наследуя черты отца, он храбро и неудержимо стремится к прекрасному и совершенному. Все, что он приобретает, идет прахом, потому Эрот никогда не бывает вполне ни богат, ни беден. Будь он совершенно красив и умен, он не испытывал бы постоянного недовольства собой и не тянулся бы к красоте и мудрости. Эрот – стремление от худшего к лучшему. Так истолковывает миф об Эроте Платон.

Глава 2. Христианское понимание любви

§ 1. Новый образ любви в Евангелии

Христианство принесло в мир новое понимание любви, чуть ли не во всем противоположное античному пониманию.

Главным средоточием любви христианство признает Бога. Ни античный, ни иудейский мир не ведали такого рода любви. Античных богов почитали, поклонялись им, приносили жертвы, но не любили кого-то из них как Единого, совершеннейшего Бога, как личность. Иудейская же религия признавала нормой отношения человека к Богу страх.

Новый завет объявил любовь главным законом во взаимоотношениях человека и Бога. Любовь, в отличие от поклонения и страха, – отношение взаимное. По христианским представлениям, Бог любит людей, и свою любовь Он вполне проявил, послав в мир Своего Сына. "Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, Дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него", – сказано в Евангелии от Иоанна (Ин 3, 16-17). "... Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас..." (Рим 5, 8). О новом отношении христианина к Богу свидетельствуют и такие слова Иисуса, обращенные к людям: "Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам". "Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего" (Ин 15, 14-15).

Другая важнейшая особенность христианского понимания любви состоит в требовании любить "ближнего". А понятие ближнего, относившееся в Ветхом завете только к "сынам Израиля", Иисус распространяет на всех людей независимо от их принадлежности к тому или иному народу. На прощальной беседе с учениками ("тайной вечере") Иисус не раз упоминает, как бы давая завещание перед разлукой, о долге братской любви: "Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга; по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою" (Ин 13, 34-35).

Согласно Новому завету любовь к ближнему является необходимым условием любви к Богу, ступенью к Нему. "...Ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?" (1 Ин 4, 20). Любовь к ближним включает в себя прежде всего любовь к родственникам, детям, женам. Апостол Павел призывает: "Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее..." (Еф 5, 25). Однако любовь к ближним, даже к родным, не должна заслонять главного – любви к Богу. Иисус говорит своим ученикам: "Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня" (Мф 10, 34-38).

Любовь должна занимать в душе христианина место более высокое, чем даже вера. Об этом писал коринфянам апостол Павел: "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, – нет мне в том никакой пользы" (1 Кор 13, 1-3).

Утверждая любовь как высшую христианскую добродетель, апостол Иоанн взывал к людям: "Возлюбленные! будем любить друг друга, потому что любовь от Бога... Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь" (1 Ин 4, 7-8).

Христианский идеал любви оказал огромное влияние на мировоззрение европейцев, хотя в течение двух тысячелетий не превратился в повседневную норму для всех, а так и остался идеалом.

§ 2. Любовь – безмолвная песня Богу (Августин)

Глубокое размежевание христианства с язычеством в понимании любви отчетливо просматривается в сочинениях Августина Аврелия (354-430), одного из первых христианских философов.

Он проводит резкую грань между любовью и вожделением (похотью). Любовью он называет стремление души насладиться Богом ради него самого, а также собою и ближними – ради Бога. Наоборот, вожделение, по Августину, – это стремление наслаждаться собой и ближним не ради Бога. Настоящая любовь подобна песне, посвящаемой Богу; ее можно петь молча, ведь любовь сама есть голос к Богу.

Говоря о плотских влечениях, Августин не называет их словом "любовь", а только – "вожделение", "похоть". Половой акт он считает непристойностью потому, что "движение совокупляющихся органов... не повинуется человеческой воле". Человек сам виновен в том, что его плоть не всегда ему послушна, ведь "было бы несправедливо, если бы раба, то есть плоть, повиновалась тому, кто сам не повинуется своему Господу!"[5].

Только супружество и деторождение могут служить некоторым оправданием "сладострастию", хотя супружество все же не превращает порок в благо. Августин приводит такое сравнение: если хромой доковыляет до чего-то хорошего, то это прибытие не является злом из-за его хромоты, однако и хромота не становится благом вследствие пользы прибытия. Человек, вступая в плотскую связь, лишь тогда не побежден пороком, когда обуздывает и смиряет беспорядочные, непристойные движения и употребляет их только для деторождения.

Развратом Августин называет не плотские желания и их удовлетворение, а необузданные желания, жадные к плотским удовольствиям. Так, питье и питание, необходимые для телесного здоровья, могут превратиться в чревоугодие, когда становятся самоцелью. "...Удовольствие – спутник опасный..." "...Того, что для здоровья достаточно, наслаждению мало". Опасность удовольствий в том, что из-за них человек может остаться в неведении настоящей Любви (т.е. Бога). Ведь "мало любит Тебя тот, кто любит еще что-то и любит не ради Тебя"[6].

Плотские влечения Августин сравнивает с клеем на крыльях, который не позволяет летать. Надо очищать крылья от этого клея, чтобы подняться в небо. Только в чистом сердце есть место для Творца. Чистое сердце, открытое для любви, ведет к Богу вернее, чем рациональное познание. По убеждению Августина, всякая любовь (к матери, другу, к прекрасному, знаниям) лишь тогда имеет действительную ценность, когда видит во всем творение Бога и устремлена через творение к Творцу. "Если тела угодны тебе, хвали за них Бога и обрати любовь свою к их мастеру... Если угодны души, да будут они любимы в Боге..." "То хорошее, что вы любите, от Него, и поскольку оно с Ним, оно хорошо и сладостно, но оно станет горьким – и справедливо, – потому что несправедливо любить хорошее и покинуть Того, Кто дал это хорошее"[7]. Когда в своих влечениях и привязанностях мы забываем о Творце того, что любимо нами, нас подстерегает неминуемая горечь; ведь все земное изменчиво и смертно, потому несчастна душа, скованная любовью к тому, что смертно. "Только тот не теряет ничего дорогого, кому все дороги в Том, Кого нельзя потерять". Не следует стенать о смерти друга, смерти матери, – бессмертный Бог объемлет все, и, любя Бога, мы не утрачиваем любовной связи с ними. "Ничто не далеко от Бога", – вспоминает Августин слова своей матери, искренней христианки; потому, когда она умерла, – описывает он, – "мы считали, что не подобает отмечать эту кончину слезными жалобами и стенаниями: ими ведь обычно оплакивают горькую долю умерших и как бы полное их исчезновение. А для нее смерть не была горька, да вообще для нее и не было смерти"[8]. Любовь, освященная Богом, не знает утрат, лишь она несет человеку благостный покой.

Как видим, христианское понимание любви значительно отличается от античного. Из древнегреческих толкований любви христианское вероучение переняло только "агапэ" – любовь к ближнему, причем, вложив более широкий смысл в понятие "ближний". Платоновскую теорию восхождения от низшего эроса к высшему христианское мировоззрение отклонило: эротика стала расцениваться не как ступенька вверх, а как болото, которое может лишь засасывать. (Заметим, однако, что Августин в своей "Исповеди" фактически описывает, как постепенно, в преодолении "низменных влечений" происходило его собственное восхождение к Богу, но сам Августин, похоже, не придал ценности ступеням, по которым он восходил.)

Неверно, однако, было бы считать, что христианство только сузило сферу любви. Оно сформировало новый идеал – любви к Богу и бескорыстной, непохотливой, братской любви ко всем людям. Этот идеал в дальнейшем стал основой для появления нового типа любви – любви личности к личности, которую в современном мире называют "настоящей любовью".

Наряду с религиозным идеалом в средние века сформировался также идеал "рыцарской" любви, во многом не похожей на "каноническую" христианскую любовь.

Глава 3. Тема любви в философии эпохи Возрождения и Нового Времени

§ 1. Возрождение античных образов любви

Эпоха Возрождения восстановила в правах античные представления о любви. "Земная" любовь заняла значительное место в произведениях ренессансного искусства. Философия вновь проявила интерес к платоновской теории эроса (М.Фичино). Любви снова, как и в античной философии, стали отводить роль космической силы (Дж.Бруно).

Суждения философов эпохи Возрождения о любви теснейшим образом связаны с формированием новых представлений о человеке, его природе, его месте и значении в мире. На смену средневековому противопоставлению божественного и природного начал в человеке приходит идея об их гармоническом единстве. Появляется понимание, что если тело и душа человека составляют неразрывное единство, то человеческое предназначение заключается не в борьбе с собственной природой, а, наоборот, в следовании природе.

Набирают силу идеи эпикурейской философии. Презрению к миру, аскетизму, умерщвлению плоти ренессансный гуманизм противопоставляет культ наслаждения и пользы, радостей земного существования, красоты человеческого тела. В 30-х годах XV века Козимо Раймонди в "Речи в защиту Эпикура против стоиков, академиков и перипатетиков" заявил: "Мудрый человек (т.е. Эпикур. – А.Д.) установил высшее благо в наслаждении, так как более всех постиг сущность природы и понял, что мы так рождены и созданы природой, что более всего нам подобает иметь все члены нашего тела здоровыми и не ослаблять душевными или телесными невзгодами".

Возрождению античных представлений об эросе и о любви как космической силе значительно способствовали труды Марсилио Фичино (Ficino, 1433-1499), сделавшего перевод на латинский язык сочинений Платона и неоплатоников. В его учении, синтезирующем идеи христианства и неоплатонизма, о любви говорится как о "круговой" связи всех частей мира.

Любовь – "духовный круговорот", начинающийся от Бога, исходящий мир и вновь возвращающийся к Богу.

§ 2. Николай Кузанский

Николай Кузанский (Nicolaus Cusanus [Krebs], 1401-1464), мыслитель раннего Возрождения, представлял понятие любви в двух аспектах: во-первых, как всеобщую связь в универсуме, во-вторых, как отношение Бога к человеку и человека к Богу.

Бог, в трактовке Кузанца, это – абсолют, абсолютный максимум. А раз так, ничего не может находиться за Его пределами и быть противоположным Ему. Поскольку Он – единственный максимум, значит, Он одновременно и минимум; ведь нет никакой внешней по отношению к Богу меры, чтобы ею измерить и отличить бесконечно большое от бесконечно малого. В Нем все совпадает – все противоположности. Тем самым Он един со всем, пребывает во всем. Вера всех народов, считает Николай, видит Бога этим непостижимым максимумом.

В Абсолюте все едино, всё связано. Эту всеобщую связь всего со всем Николай часто обозначает словом "любовь" и уподобляет ее Святому Духу (одной из ипостасей Троицы). Все существующее двигается и воздействует прямо или опосредованно на все другое, создавая единство Вселенной. Все участвует во всем. Любовь – это высшая связь, а Святой Дух – совершенная любовь.

"Любовь, – писал Николай, – <...> в высшей степени природна". "Ничто не лишено этой любви, без которой не было бы ничего устойчивого; все пронизано невидимым духом связи, все части мира внутренне хранимы ее духом, и каждая соединяется им с миром"[9].

Все, что человек любит, включено во вселенское единство и порядок (в том числе и "я сам" включен в это единство и потому достоин любви). Когда человек сумеет это понять, ничто уже не покажется ему тяжелым и враждебным: всякую ношу он примет как должную в единстве бытия и любви, находя в этом возвышенное и счастливое приобщение к божественности.

Говоря о любви Бога к человеку и человека к Богу, Николай отмечает, что божественная любовь превосходит человеческую. Любовь Бога опережает человеческую – так же, как отеческая любовь опережает сыновнюю. Бог настолько великодушен, что дает свободу людям не любить Его (а любить кого-то или что-то вместо Него), тогда как Он всегда любовно связан со всем и каждым.

Кузанец пишет, что божий взор никогда не оставляет его, а "где глаз, там и любовь". Любовь Бога – это любящий взгляд, который "всегда со мной". Бог – око. И "я существую постольку, поскольку Ты на меня смотришь"; мое существование прекратится, если Ты отвернешься от меня; но Ты не оставишь меня, пока я сам могу Тебя принимать. Взгляд Бога – животворящий подарок "сладостной любви"" и "я бесконечно люблю свою жизнь, потому что Ты сладость моей жизни".

На первый взгляд может показаться, будто суждения Николая Кузанского по существу повторяют уже знакомые нам христианские представления. Однако следует заметить, что любовь в его трактовке вновь становится природной, космической сущностью (как и у античных мыслителей). Да и сам Бог (Который и есть Любовь) у Кузанца един с Вселенной. Такое понимание Бога (и любви) – характерная черта философии эпохи Возрождения. Такое представление о совпадении Бога с миром называют "пантеизмом" (от греч. pan – "все" и teos – "бог"). Пантеизм негативно воспринимается ортодоксальным христианством, поскольку подрывает краеугольный камень вероучения – идею креационизма (т.е. учения о том, что мир сотворен Богом из ничего), ведь творение, по логике, не должно совпадать с Творцом. Идеи Николая Кузанского оказали значительное влияние на европейскую философию, причем не только "давнюю", но и современную. Например, в сочинениях представителей "диалогической философии", уже знакомых нам, – М.Бубера, К.Ясперса, С.Л.Франка – заметно такое явное созвучие с Кузанцем, что они могут показаться порой прямыми его учениками, хотя их разделяет полтысячелетия.

§ 3. Фрэнсис Бэкон

Фрэнсис Бэкон (Bacon, 1561-1626) – английский мыслитель позднего Возрождения, сформулировавший важнейшие принципы философии Нового времени, – с одной стороны, почтительно отзывался о принципах христианской любви, с другой стороны, уделил внимание и "земной" любви, подвергнув ее разбору с точки зрения здравого смысла.

Христианская любовь, по мнению Бэкона, является синтезом всех добродетелей. Она воспитывает у людей добрые нравы гораздо лучше, чем любой учитель этики. Она возвышает душу и в то же время успокаивает, избавляет от излишних страстей. Поэтому "только одна христианская любовь никогда не может быть чрезмерной". Когда ангелы попытались сравняться с Богом в могуществе, они согрешили и пали; когда человек посягнул на знание, равное божественной мудрости (вкусил плод древа познания), он согрешил и пал; однако "ни ангел, ни человек никогда не совершали и не совершат греха, стремясь уподобиться Богу в благости и любви"[10].

Рассуждая о "земной" любви, Бэкон держится осмотрительно – не хвалит и не порицает ее огульно. Он выделил два ряда аргументов – "за" любовь и "против".

"За" любовь следующее: благодаря ей человек находит самого себя; великая страсть – наилучшее состояние души; без любви человеку все кажется простым и скучным; любовь спасает от одиночества.

"Против" любви: любовь хороша на сцене – в виде комедии или трагедии, но в жизни она приносит много несчастий. Любовь вызывает у людей противоречия в мыслях и оценках. Она делает людей одержимыми одной мыслью, навязывает им слишком узкий взгляд на вещи.

Среди великих людей, считает Бэкон, почти нет никого, кто позволял бы этой страсти в себе вырасти до безумия, – это удел слабых людей. Бэкон приводит поговорку: "Невозможно любить и быть мудрым". По мнению философа, разумно поступает тот, кто удерживает любовь в "подобающем ей месте", раз уж нельзя без нее обойтись совсем, и полностью отделяет ее от серьезных дел и поступков.

Таким образом, мы видим, что Бэкон в общем не против "земной" любви, но против ее чрезмерностей. По его мнению, человеческой природе присуща "тайная склонность" любить других, и если не растрачивать всю любовь на одного или немногих, то она распространяется на многих людей, она делает нас гуманными и милосердными. "Супружеская любовь создает человеческий род, дружеская любовь совершенствует его", и только "распутная любовь его развращает и унижает".

§ 4. Рене Декарт

Рене Декарт (Descartes, 1596-1650) – французский философ и математик, один из основоположников философии Нового времени – попытался подвергнуть любовь (наряду с другими "страстями") научно-теоретическому анализу. Такой подход к феномену любви принципиально нов по сравнению с теми, что нам встречались раньше.

Научность декартова подхода выразилась, во-первых, в использовании рационалистического метода рассуждений, во-вторых, в опоре на эмпирические данные естествознания.

Прежде всего, следуя правилам своего метода, Декарт выделил среди большого множества человеческих страстей "простые и первичные". Их оказалось шесть: удивление, любовь, ненависть, желание, радость и печаль. Все прочие страсти он расценил как виды или сочетания первых.

Поскольку любовь Декарт посчитал простой и первичной страстью, он отклонил соображения, будто любовь бывает разного рода – как любовь-вожделение и любовь-доброжелательность (такое соображение высказывал, например, Т.Гоббс; он писал: "Любовь же, которую один человек питает к другому, может иметь двоякий смысл. <...> Так, любовь к соседу – нечто другое, чем любовь к соседке. Испытывая любовь к соседу, мы желаем добра ему; испытывая любовь к соседке, мы ищем добра для самих себя"[11]). Декарт считал, что в любом случае любовь по своей сути – это благожелательность, хотя проявляться она может по-разному. Потому-то нет нужды различать столько родов любви, сколько существует разных предметов, которые можно любить.

В сущности же, в отличие от многообразных проявлений, "любовь есть волнение души, вызванное движением духов, которое побуждает душу по доброй воле связать себя с предметами, которые кажутся ей близкими..."[12].

Тут нужно пояснить, о каких "духах" пишет Декарт. Он одним из первых стал рассматривать человеческое тело как очень сложный механизм, способный функционировать автоматически, без управления душой. Управление движением мускулов происходит, по мнению Декарта, благодаря системе нервов. Нервы он представлял как тонкие трубочки (наподобие кровеносных сосудов), по которым перемещается легкое текучее вещество, называемое им "животными духами". Эти "духи" должны передавать от органов чувств к мышцам импульс и заставлять последние сокращаться, приводя их таким образом в движение.

Опираясь на понятие "животных духов", Декарт пытается отличить страсти, возникающие в теле (автоматическом механизме), как от суждений, возникающих в душе (сознании), так и от волнений, вызванных суждениями. Таким образом, Декарт устанавливает различие между любовью как непосредственной первичной страстью, не зависящей от сознания, возникающей "автоматически", и побуждениями, опосредованными активностью души (сознания). Первичная страсть любви – это "согласие" тела с предметом, возникающее тотчас при его появлении (когда себя воспринимают как одно целое с предметом), а вторичные побуждения представляют собой намерения, желания, направленные в будущее. И все же Декарту, на наш взгляд, не удается четко отделить первичные страсти от осознанных намерений (насколько непроста эта задача, показали в XX веке исследования феноменологов и позитивистов).

Вместо имевшихся ранее классификаций Декарт по-своему предложил различать три вида любви: привязанность, дружба, благоговение. Они отличаются друг от друга не по предмету, на который направлены, а по степени ценности, которую им придает любящий в сравнении с самим собой: если предмет ценят меньше себя, то это – привязанность; если наравне с собой, – дружба; если больше себя, – благоговение.

Самое главное желание человека вызывается, по мнению Декарта, воображаемым совершенством представителя другого пола. В определенном возрасте люди чувствуют себя "ущербными" – только половинками единого целого, и тогда обладание другой половиной кажется им величайшим из благ. Причем человек желает обладать не многими другими, а одной – единственной половиной – по природе этого достаточно. Именно такую склонность к одному человеку обычно люди зовут любовью, замечает Декарт, а не ту первичную страсть, которую он описал как действие "животных духов". Именно она служит вдохновительницей романистов и поэтов.

Итак, мы видим у Декарта попытку естественно – научного объяснения любви. Не только Декарту, но и более поздним исследователям не удалось в полной мере объяснить любовь "научно". Она оказывается несводимой целиком к действию "животных духов" и вынуждает ученых и философов вновь и вновь искать какие-то еще неизученные и неучтенные факторы, недостающие для "все объясняющей" теории.

Многие представители философии и науки Нового времени пытались осмыслить физиологические "механизмы", определяющие возникновение человеческих чувств, эмоций, идеальных побуждений. В их числе – Гоббс, Локк, Мальбранш, Ламетри, Кондильяк, Гельвеций и др. Их упрекали в "механицизме", в стремлении свести очень сложные "идеальные" явления к простой физической основе. Да, их попытки не увенчались полным успехом, однако не следует сбрасывать со счета их открытия, обогатившие наши представления о человеческой душе, в том числе и о ее способности любить.

Глава 4. Учение Г.С. Сковороды о невидимой натуре

Своеобразие взглядов С.Сковороды на любовь проявилось уже в самом раннем философском сочинении – конспективном изложении курса лекций по "добронравию" (христианской этике), которые Сковорода читал в Харьковском коллегиуме. Он осмелился здесь дать свое собственное истолкование "десятословия" Моисея и вывел из него "мораль", что вся "сила" десяти заповедей заключается в одном слове "любовь". Эта любовь – вечный союз между Богом и человеком. Помимо своей сути, она имеет и внешнее выражение – церемонии, обряды, т.е. "образ благочестия". А под этой "шелухой" и "маской" легко может скрываться "лицемерная обманчивость", ведь церемонию может исправлять и "самый несчастный бездельник"[13]. После этих лекций Г.Сковорода был отстранен от преподавания (1769) и в дальнейшем излагал свои взгляды только в трактатах и устных беседах.

§ 1. Самопознание – путь к любви и счастью

Своим учением Сковорода стремился показать людям путь к истинному счастью. Многие ошибочно, по его мнению, связывают счастье с богатством, должностями, почестями, внешней красивостью. Настоящее счастье находится не снаружи, а в нас самих: счастье – в сердце, сердце – в любви, а любовь – в вечности.

Счастье зависит от "невидимой натуры". Что имеется в виду? Сначала уясним учение Сковороды о "двух натурах" – видимой и невидимой. Всякая вещь, видимая глазом, как считал Сковорода, является как бы тенью "невидимой натуры", т.е. тенью сущности духовной. Разумность человека состоит в способности сквозь видимое ("тень", "прах", "грязь") узревать невидимое, например, в способности сквозь черноту букв видеть смысл написанного или сквозь пестроту красок узревать "рисунок" (образ), начертанный художником. Невидимую натуру Сковорода именует словом "Бог" а видимую – "тварь"" Бог – древо жизни, а другое все – тень Его.

Люди, не зная о существовании невидимой натуры, увлекаются и соблазняются обманчивой видимостью. Человек, не познавший невидимую натуру, любит всего лишь преходящее, "потому-то он и плачет, когда оно его оставляет, рассуждая, что уже оно совсем пропало". Влечение к видимой натуре постоянно обманывает наши надежды, оно ненасытно, потому как не дает совершенного утешения: "Любовь к тени есть мать голода", а голод – отец смерти.

Настоящее счастье находит тот, кто зрит невидимую натуру и подчиняется ее призванию. Но как можно "влюбиться в неведомое"? Эта "любовь есть Софиина дочь", т.е. она открывается взору мудрости, а не телесному зрению. Мудрость древних учит: "Познай самого себя"[14], – это любимый афоризм Сковороды. Самопознание должно открыть человеку невидимую натуру в нем самом.

Познание себя открывает путь к пониманию Бога. Бог, конечно, не в самом человеке, но кто не ведает в себе духа человеческого, тот слеп и глух к Богу, тот не ведает "истинного человека", "ведь истинный человек и Бог есть то же". Необходимо уразуметь и полюбить в себе душу, иначе наша жизнь не будет подлинно человеческой: "...Кто себя не узнал, тот тем самым потерялся..."[15]. Сковорода приводит такое сравнение: если у человека в доме лежит сокровище, но он сам об этом не знает, то и не имеет его.

Призывая людей к самопознанию, Сковорода не раз упоминает про миф о самовлюбленном Нарциссе, – он как раз символизирует требование "познай себя!". Правда, влюбиться следовало бы в красоту внутреннюю, а не внешнюю, несчастный же Нарцисс "в чистом источнике засмотрелся на благообразную свою кожу, а не вникает внутрь, в самое сердце свое и в тайное руководство блаженной натуры..."

§ 2. Учение о сродности натур

Самопознание, открывая человеку его истинную природу, дает вместе с тем ключ к истинной любви и дружбе, а они зависят от сродности натур. Всякому существу, по предопределению божьему, назначена "сродность" с одними вещами и "несродность" с другими. Это наглядно проявляется в питании: что одним – во благо, другим – во вред. Горе человеку (и любой твари), когда он связывает себя с "несродным" существом или "несродным" делом. Тогда все не в радость – ни почетная должность, ни богатство, ни увеселения. "Несродность" вводит в душу беса уныния, озлобляет, толкает человека на "безобразные дела" и "саморучные себя убийства".

Настоящее же "увеселение сердечное обитает в делании сродном. Тем оно слаще, чем сроднее". Ради сродного дела человек готов претерпеть многие тяготы "и, находясь при одном ржаном хлебе и воде, царским чертогам не завидует". У каждого человека – своя врожденная "сродность": к хлебопашеству ли, к воинству, к богословию, – главное верно понять себя, свою данную Богом натуру, и не сетовать на данное. Многообразие человеческих натур обеспечивает общественную гармонию. Сковорода сравнивает общество с машиной, у которой имеются не одинаковые, а разнообразные части, сопряженные друг с другом и все необходимые.

Той же "сродностью" натур обусловлены любовь и дружба в отношениях между людьми. "Дружбы нельзя выпросить, ни купить, ни силою вырвать. Любим тех, кого любить родились так, как едим то, что по природе, а у Бога для всякого дыхания всякая пища добра, но не всем".

Те, кто связаны дружбой, не во всем совпадают по натуре, но их может объединять любовь к общему делу. Сковорода иллюстрирует эту мысль басней: Соловей и Жаворонок хотели подружиться, но одному суждено жить в саду, а другому – в степи; выход нашел Дрозд, заметив, что они все трое любят петь, – и песня скрепила их дружбу. У людей подобной "песней", связующей всех, несмотря на многообразие характеров, может быть любовь к Богу.

Любовь Сковорода определяет как бессмертное единство. Любить надобно всех (и врагов тоже), однако Бог еще дарит людям и дружбу между собой – как счастливую милостыню. Нельзя более удружить другому человеку, чем научить его пониманию Бога. Но важно остерегаться, "дабы не вкрался под светлою маскою в недро твое хитрый змий, дабы ангельская любовь к Богу не преобразила тебя в диавола для людей"[16].

Как видим, по мысли Г. Сковороды, самопознание и "сродность" являются предпосылками истинного счастья, они обусловливают дружбу, гармонию в обществе, любовь к людям, к своему делу, к себе и к Богу, они даруют "истинному человеку" бессмертие.

Глава 5. Тема любви в немецкой классической философии

§ 1. Иммануил Кант

ммануил Кант – основоположник немецкой классической философии – считал, что любовь и уважение являются главными обязанностями людей по отношению друг к другу. Вместе с тем Кант утверждал, что человек "по природе зол". Как согласуются между собой эти два суждения?

Человек двойствен. Он принадлежит, по мнению Канта, одновременно двум мирам: миру природы и миру разума. Как природное существо (т.е. как живой организм) человек не свободен от неумолимых законов природы, но как носитель разума человек обладает свободой выбора поступков.

Если бы мы подчинялись только своим природным влечениям, т.е. стремились к чувственным удовольствиям, жизнь была бы хаотическим разгулом страстей – каждое существо беспокоилось бы только о своем удовольствии. Действия таких существ не добры и не злы – они вне морали. Но поскольку мы обладаем разумом и свободой выбора поступков (а разумный выбор подчас идет вразрез с чувствами приятного или неприятного), мы морально ответственны за свое поведение.

Хотя "по природе" человек "зол", его собственный разум говорит ему о необходимости следовать сверхприродным, требованиям долга, в том числе обязанностям любви и уважения.

Возникает вопрос: разве можно любить кого-нибудь "по долгу", а не по "естественному чувству"? Говоря о любви как о долге, Кант подразумевает в данном случае не чувство, а общий принцип, полагаемый разумом. "Любовь, – писал он, – мы понимаем здесь не как чувство <...>, т.е. не как удовольствие от совершенства других людей, и не как любовь – симпатию <...>; любовь должна мыслиться как максима благоволения (практическая), имеющая своим следствием благодеяние"[17]. Делать добро людям мы способны независимо от того, любим мы их или нет; разум велит делать добро даже в том случае, если бы жизнь привела нас к "открытию", что род человеческий не достоин любви.

Благоволение, по Канту, – это "удовольствие" от счастья (благополучия) других. Благодеяние совершается не из расчета на "ответную услугу". Хотя некоторая "компенсация" за благодеяние все же совершенно необходима. Ею должна быть благодарность того, кому благодеяние оказано; это – "священный долг", "нарушение которого (как позорный пример) может в самом принципе уничтожить моральный мотив благодеяния"[18].

Не следует видеть в Канте сухого рационалиста, отрицающего в любви чувственное начало. Он вполне осознает, что человек убого делает то, что не любит сердцем; человек всегда готов каким-нибудь образом увернуться от исполнения "долга", продиктованного одним лишь разумом. Кант полагает, что любовь коренится не только в разуме (это лишь один ее источник), но и в чувстве.

Долг любви не является для человека результатом чисто логических "вычислений". В нем таится также и сила аффекта, неосознаваемых "темных представлений". В основании любви есть животное чувство, преобразованное в высший элемент культуры. То половое влечение, которое одинаково присуще человеку и животным, у человека способно быть более длительным и интенсивным благодаря воображению. Животное, движимое только половым инстинктом, довольно скоро достигает пресыщения. Человеческое воображение способно поддерживать эмоцию, – умерять неодновременно увеличивать ее продолжительность: чем больше предмет чувства удален, тем больше работы для воображения и тем продолжительнее эмоция. Отказ от чисто животного удовлетворения, ведущего к пресыщению, и "был, – по мнению Канта, – тем волшебным средством, превратившим чисто чувственное влечение в идеальное, животную потребность – в любовь, ощущение, просто приятное, – в понимание красоты сначала в человеке, а затем и в природе"[19].

§ 2. Гегель Георг Вильгельм Фридрих

Гегель Георг Вильгельм Фридрих (Hegel, 1770-1831) в ранних работах писал о любви в связи со своим интересом к проблемам религии. В работе "Дух христианства и его судьба" Гегель спорит с Кантом, который считал евангельскую заповедь "люби ближнего, как самого себя" идеалом, к которому нужно стремиться, но который не может быть вполне осуществлен человеком, ведь он, как всякое живое существо, подвержен желаниям и склонностям, не согласующимся с моральным законом. Гегель же полагал, что Христос в Нагорной проповеди показал решение проблемы соединения "склонности с законом, благодаря чему последний теряет свою форму закона... Совпадение склонности с законом заключается в том, что закон и склонность перестают отличаться друг от друга... Это совпадение есть жизнь, а в качестве отношения различных – любовь..."[20].

По мнению Гегеля, нелепо говорить о любви к людям "вообще" – к тем, кого мы не знаем. Невозможно любить всего лишь мысленное. Любовь к ближнему – это любовь к тем, с кем мы вступаем в отношения, с кем имеем дело чувственно. Также и любовь к Богу возможна лишь тогда, когда он обретает в нашем представлении форму существа, которому можно поклоняться и которое этого достойно. Человеческое стремление к религии есть "потребность силой фантазии соединить в прекрасном, в Боге, субъективное и объективное, чувство и его стремление к предметности..."[21].

В любви к ближнему идеалом нравственных связей Гегелю представляются отношения между братом и сестрой. Это – "беспримесное нравственное отношение", вершина нравственных связей внутри семьи.

В "Лекциях по эстетике", написанных в период творческой зрелости, Гегель особо выделяет подлинную "земную" любовь, отличая ее и от гедонистической любви (выше которой, по мнению Гегеля, не могли подняться люди античной эпохи), и от религиозной. Эта любовь проникнута духом рыцарского служения. Человек забывает себя ради другого, по благодаря другому вновь находит себя, однако уже не прежнего, а нового, безмерно обогащенного. "Потеря своего сознания в другом, видимость бескорыстия и отсутствие эгоизма, благодаря чему субъект впервые снова находит себя и приобретает начало самостоятельности; самозабвение, когда любящий живет не для себя и заботится не о себе, находит корни своего существования в другом и все же в этом другом всецело наслаждается самим собою, – это и составляет бесконечность любви..."[22]. В этом небольшом фрагменте гегелевская диалектика (отрицание отрицания, синтез тезиса и антитезиса) блестяще проявляет себя при анализе такого деликатного предмета, как феномен любви.

§ 3. Людвиг Фейербах

Людвиг Фейербах (Feuerbach, 1804 – 1872) уделил теме любви особое внимание, полагая, что на смену традиционным религиям должна прийти "религия" любви человека к человеку.

Уже в начале своей преподавательской деятельности (1829) Фейербах утверждал в своих лекциях, что теология не знает ни действительного, ни истинного человека, а представляет его абстрактно. Определенность человека возникает лишь посредством любви. "Ребенок лишь тогда становится человеком, когда любит, – говорил молодой приват-доцент. – Сущность любви обнаруживается всего яснее в одном виде любви, в любви мужчины к женщине". А позже Фейербах еще напишет: "...Любовь к женщине есть основание всеобщей любви. Кто не любит женщины, не любит человека"[23].

И в первом опубликованном произведении Фейербаха – "Мысли о смерти и бессмертии" (1830) – речь тоже идет о любви. Бессмертен только Бог; "Бог есть любовь", а любящий человек причастен к Богу и, значит, к бессмертию. Любовь человека различна – к деньгам, вещам, отдельным существам, к человеку вообще, к добру, Богу, истине. Истинность и ценность любви определяются содержанием и объемом чувства. "Чем глубже предмет любви, тем она сильнее, а по этой силе определяется ценность любви: чем больше ты отдаешь самого себя, тем истиннее твоя любовь. Нельзя любить без самоотдачи".

В основу своей философии Фейербах положил "антропологический принцип", смысл которого в том, чтобы свести все сверхъестественное к природе, а сверхчеловеческое – к человеку. А в чем сущность человека, что в нем является собственно человеческим? По мнению Фейербаха, это – разум, любовь и воля. В своем главном произведении "Сущность христианства" он писал: "Человек существует, чтобы познавать, любить и хотеть. Но какова цель разума? – Разум. Любви? – Любовь. Воли? – Свобода воли. Мы познаем, чтобы познавать, любим, чтобы любить, хотим, чтобы хотеть, то есть быть свободными... Истинно совершенно, божественно только то, что существует ради себя самого". Фейербах имеет в виду, что любовь (как и разум, и воля) – абсолютная, а не относительная способность человека; любовь – цель самой себя.

Фейербах выступил с критикой традиционных религий, утверждая, что всякий "бог" – это лишь объективированное и отчужденное человеческое "Я". Там, где главенствует религиозная вера, принцип любви осуществлен недостаточно. Вера делит людей на своих и чужих. "Любовь, ограниченная верой, – не подлинная любовь". Она легко может превратиться в ненависть, "ведь если я не признаю символа веры, то я выпадаю из сферы царства любви, <...> так как существование неверных оскорбляет Бога и является как бы сучком в его глазу. <...> Любовь сама по себе находится вне сферы веры, а вера – вне сферы любви. Но любовь является неверующей потому, что она не знает ничего более божественного, чем она сама... Истинная любовь себе довлеет..."[24].

Фейербах призывает не к отказу от религии вообще (ведь смысл религии, по его мнению, – в соединении людей), а к отказу от иллюзорных, придуманных "богов". Только при этом условии восторжествует настоящая любовь и утвердится религия любви человека к человеку. "Человек человеку Бог – таково высшее практическое основоначало, таков и поворотный пункт всемирной истории. Отношение ребенка к родителям, мужа к жене, брата к брату, друга к другу, вообще человека к человеку, короче, моральные отношения сами по себе суть истинно религиозные отношения"[25].

Глава 6. Метафизика половой любви  (А.Шопенгауэр)

Любовь – неодолимая страсть, побеждающая голос разума, толкающая людей на жертву своим благополучием, порождающая высокие творения искусства и... вдруг исчезающая, как призрак. Какая таинственная сила вводит нас в губительный возвышенный обман? Эта сила – незримая воля, половой инстинкт. Такое объяснение тайны половой любви предложил Артур Шопенгауэр.

Все любовные волнения и радости, страхи и горести, вся эта суета, способная целиком заполнить существование человека, на самом деле имеет смысл не для него самого, а только для продолжения рода. Индивиду только кажется, будто добиться благосклонности от "предмета" его любви важно для его собственной жизни. По сути, любовь ничего не дает ему лично в утилитарном смысле, а чаще всего даже отнимает его жизненные силы и блага. С точки зрения здравого рассудка, любовь – безумство. Если бы индивид слушался только рассудка, никакой любви быть не могло бы. Однако тогда пресеклось бы продолжение человеческого рода. Мировая воля не может этого допустить. Она "изобрела" любовь для того, чтобы обмануть рассудительный эгоизм живых существ. Благодаря этой "хитрости" воли человек, охваченный любовной страстью, воображает, будто он преследует свои эгоистичные интересы, добиваясь близости со своей возлюбленной, но когда цель оказывается достигнутой, чары вдруг исчезают – иллюзия становится ненужной.

Хотя любовь – это, по сути, стремление индивида к физическому обладанию другим индивидом ради продолжения рода, все же возвышенная страсть любви – не то же самое, что примитивное половое влечение. Любовь направлена на конкретную особу, а не просто на представителей противоположного пола. Это – тоже проявление "хитрости", т.е. целесообразности, воли рода; дело в том, что воля заинтересована в рождении не просто еще одного существа, но как можно более совершенного, гармоничного индивида. Поэтому мужчины и женщины присматриваются друг к другу, ищут соответствия и взаимодополнения своих физических и духовных особенностей. "Индивидуум действует здесь бессознательно для самого себя, по поручению некоторого высшего начала – рода..." "Это изучение и испытание – не что иное, как размышление гения рода о том индивидууме, который может родиться от данной четы, и о комбинации его свойств"[26]. Если мужчина и женщина испытывают друг к другу отвращение, – это признак того, что дитя, которое родилось бы от них, было бы дурно организованным, дисгармоничным, несчастным существом. Чем совершеннее взаимная приспособленность индивидуумов друг к другу, тем сильнее их любовная страсть. "То упоительное восхищение, какое объемлет мужчину при виде женщины соответствующей ему красоты, суля ему в соединении с нею высшее счастье, это именно и есть тот дух рода, который, узнавая на челе этой женщины явный отпечаток рода, хотел бы именно с нею продолжать последний"[27]. Избирательность, вдохновенное стремление к конкретному индивиду, а не к любому представителю противоположного пола как раз и отличают любовь от пошлого полового влечения.

Шопенгауэр, исходя из своей концепции, объясняет, почему любовь побуждает людей к искусству, особенно к поэзии, посредством которой смертные пытаются метафорически выразить ощущение чего-то бессмертного, неземного, трансцендентного. "Тоска любви, которую поэты всех времен неутомимо воспевали на разные и бесконечные лады... это – вздохи гения рода, который видит, что здесь ему суждено обрести или потерять незаменимое средство для своих целей, и потому он глубоко стонет". Только род способен к бесконечной жизни, бесконечным желаниям, удовлетворениям и скорбям; индивид, охваченный любовным чувством, слишком мал по сравнению с безмерной волей рода, его "грудь иногда готова разорваться и не может найти выражения для переполняющих ее предчувствий бесконечного блаженства и бесконечной скорби". Эти безмерные чувства дают содержание трансцендентным метафорам, воспаряющим над всем земным.

Моментом зарождения нового индивида следует считать, по мнению Шопенгауэра, начало увлечения его родителей друг другом. Любовь – это "трепет" нового поколения, "воля к жизни нового индивидуума". Любовное влечение должно преодолеть все препятствия, пренебречь понятиями чести, долга, верности – ради рождения нового гармоничного индивида. Любящие люди жертвуют своим счастьем ради рода; взамен для себя лично они не получают того блаженства, на какое могли бы рассчитывать. Любовное чувство угасает, когда его цель достигнута, и тогда может обнаружиться, что, кроме слепой страсти, двух людей ничего не связывало. Они больше не нужны друг другу. Брак по расчету обычно счастливее, чем брак по любви, считает Шопенгауэр, ведь корыстный расчет сохраняет свою силу и тогда, когда иллюзия любви рассеивается; однако брак по любви, даже несчастливый, все-таки возвышеннее, – он соответствует природному назначению. "Мужчина, который при женитьбе руководится деньгами, а не своею склонностью, живет больше в индивидууме, чем в роде, а это прямо противоречит истинной сущности мира, является чем-то противоестественным и возбуждает известное презрение. Девушка, которая вопреки совету своих родителей отвергает предложение богатого и нестарого человека, для того чтобы, отбросив всякие условные соображения, сделать выбор исключительно по инстинктивному влечению, приносит в жертву свое индивидуальное благо благу рода. Но именно потому ей нельзя отказать в известном одобрении, так как она предпочла более важное и поступила в духе природы (точнее – рода), между тем как совет родителей был проникнут духом индивидуального эгоизма"[28].

Впрочем, и брак по любви не обязательно должен иметь печальный финал. Иногда, пишет Шопенгауэр, к страстной половой любви присоединяется чувство совсем иного происхождения – дружба, основанная на солидарности взглядов мужчины и женщины. И все же дружба не заменяет любви – это разные феномены.

Шопенгауэр подчеркивает, что его "метафизика любви" тесно связана со всей его философской концепцией, давая ей дополнительное освещение и подтверждая ранее высказанные истины: во-первых, что внутренняя сущность человека является бессмертной и продолжает жить в грядущем поколении; во-вторых, что эта сущность относится больше к роду, чем к индивиду (ср. со взглядами Шопенгауэра, изложенными в разделе "Смерть"). Любовь потому имеет над нами такую власть, что она является залогом бессмертия, неразрушимости самого существенного ядра человека.

Глава 7. Смысл любви

§ 1. Владимир Сергеевич Соловьев

Владимир Сергеевич Соловьев в работе "Смысл любви" оспаривает распространенное мнение, будто любовь – это лишь средство для продолжения рода. Смысл ее не в том. Наоборот, чем сильнее любовь, тем менее она способствует размножению. Подтверждение этой мысли можно найти в природе: во-первых, размножение возможно не только без любви, но даже бесполым образом (деление, почкование, партеногенез); во-вторых, можно заметить, что чем выше определенный вид существ стоит на ступенях эволюции, тем меньше у него оказывается "сила размножения" (т.е. плодовитость особей), а сила полового влечения, наоборот, – больше. Значит, "половая любовь и размножение рода находятся между собою в обратном отношении: чем сильнее одно, тем слабее другая". "...На двух концах животной жизни мы находим, с одной стороны, размножение без всякой половой любви, а с другой стороны, половую любовь без всякого размножения[29], – значит, эти явления не подчинены друг другу и имеют самостоятельное значение.

Эти соображения Соловьева направлены прежде всего против теории А.Шопенгауэра, согласно которой половая любовь является средством полового инстинкта, орудием размножения. По мнению русского мыслителя, шопенгауэровская теория не способна объяснить тот факт, что у людей самая великая любовь обычно не дает не только великого, но и вообще никакого потомства, а подчас приводит человека и к самоубийству.

Настоящий смысл любви заключается не в размножении, а в стремлении человека к единству с другими, причем к такому единству, в котором не теряется его индивидуальность. В любви человек отрицает свой эгоизм и вместе с тем не утрачивает, а, наоборот, обретает свое настоящее "Я". Заблуждение эгоиста состоит в том, что, пренебрегая достоинством других, он тем самым лишает смысла свое собственное существование среди людей, которых не уважает и не любит.

Благодаря любви нам открывается идеальная сущность человека, обыкновенно закрытая его "материальной оболочкой". Идеализация любимого человека не искажает его "подлинный" образ, а как раз позволяет увидеть, что, кроме животной материальной природы, он имеет в себе природу идеальную, связывающую его с Богом.

"Идеальный" человек должен быть целостным, однако в повседневной жизни нам встречаются только "половинки" человека – т.е. либо мужчины, либо женщины. "Осуществить это единство, или создать истинного человека, как свободное единство мужского и женского начала", – в этом Соловьев видит ближайшую задачу любви.

Высшим типом и "идеалом всякой другой любви" является, по Соловьеву, "половая любовь". По сравнению с нею меньшее значение имеют и материнская любовь, и дружеские отношения, а также патриотические чувства, любовь к человечеству, науке, искусству и т.п. Ведь именно в любви мужчины и женщины возникает идеальное единство противоположных начал – образ целостного, "истинного" человека.

Любовь Соловьев отличает от "внешнего соединения" – от "житейского" (брачного) и особенно от "физиологического". И брак, и секс возможны без любви, как и любовь бывает без них. Они должны быть не основанием, а высшим завершением любви. Однако исключительна лишь духовная любовь, – считает Соловьев, – тоже аномалия, явление бесцельное.

Человеческой любви, по мнению Соловьева, предшествует "идеал Божьей любви". Бог как единый соединяет с собою все другое (т.е. вселенную), и это другое имеет для               Него образ совершенной, вечной Женственности. И для человека предметом любви является, по сути, одна и та же "вечная Женственность", хотя конкретная женская форма земной природы может быть и преходящей, поэтому человеческая любовь может повторяться.

Реальные условия, в которых мы живем, не благоприятствуют любви. Она должна себя отстаивать против игры животных страстей и еще худших страстей человеческих.

"Против этих враждебных сил у верующей любви есть только оборонительное оружие – терпение до конца"[30]. Полное осуществление любви в мире, считает Соловьев, невозможно без соответствующего преобразования всей внешней среды, т.е. без обеспечения "сигизии" (от греч. "сочетание") в жизни общественной и всемирной.

§ 2. Николай Александрович Бердяев

Николай Александрович Бердяев уделил теме любви значительное внимание во многих работах: "Смысл творчества" (1916), "О назначении человека" ("Опыт парадоксальной этики") (1931), "О рабстве и свободе человека" (1939) и др.

В суждениях Бердяева о любви синтезированы идеи христианства и воззрения Платона, А.Шопенгауэра, Н.Ф.Федорова, В.С.Соловьева, З.Фрейда. Он не создал систематизированного "учения о любви", не стремился дать ей "теоретическое объяснение", а рассматривал ее в соотнесении с такими важными для него "предметами", как личность, свобода, творчество.

Будучи приверженцем философии персонализма, Бердяев особое значение придавал понятию личности; а смысл любви, по его мнению, состоит в том, что благодаря ей личность совершенствуется, стремится к идеальному бытию, относится к другому индивиду, как к личности.

Бердяев, вслед за В.С.Соловьевым, отличает любовь от полового влечения и противопоставляет их друг другу. Половое влечение продиктовано "волей рода", оно подавляет индивида, смеется над его индивидуальными целями. Любовь, напротив, индивидуальна, направлена на неповторимую и незаменимую личность. Личное и родовое начала находятся в антагонизме между собой: чем больше индивидом овладевает половое влечение, тем меньше в нем остается личного, и соответственно сильная любовь к другой личности может ослаблять родовые инстинкты.

Половое влечение порабощает, тогда как любовь ведет человека к освобождению от рабства – природного, состоящего в следовании животным инстинктам, и социального, подчиняющего индивида обыденным безличным нормам социальной жизни.

"В подлинной любви есть творческий прорыв в иной мир, преодоление необходимости", она – неземная гостья, она зовет к иной жизни. В силу инородности ей трудно ужиться в нашем мире, она – "не здешний цветок, гибнущий в среде этого мира". Она – высшее призвание, над которым не властны предписания житейского здравого смысла, она может уступить лишь зову свободы или сострадания: "Нельзя отказаться от любви... во имя долга, закона, во имя мнения общества и его норм, но можно отказаться во имя жалости и свободы"[31]. Природа любви – космическая, она "не от мира сего"; любовь приходит к нам не по нашему произволу, но по божьей воле; она выше людей, поэтому не должна бояться причиняемых ею страданий.

Бердяев, вслед за В.С.Соловьевым, выделяет два типа любви: любовь восходящую (эрос) и нисходящую (агапэ, caritas). Любовь – эрос влечет человека к совершенству, красоте, духовному обогащению; она устремлена ввысь и видит образ любимого в Боге. А любовь – агапэ не ищет возвышения для себя; она "видит другого в богооставленности, в погруженности во тьму мира, в страдании, уродстве". Каждый из этих типов любви ущербен в отдельности от другого. Эрос и агапэ должны сочетаться и взаимодополнять друг друга, жалость агапэ способна смирять жестокость эроса.

По мнению Бердяева, пол имеет природу не только физиологическую, но и мистическую. Пол – это полярность, которая расщепляет весь мир, наполняет его половым томлением, жаждой соединения. Пол, половинчатость, пронизывает и все существо человека, заряжает его творческой энергией. Половое влечение – это и есть творческая энергия в человеке, – утверждал Бердяев, ссылаясь на учение З.Фрейда. Связь между творчеством и рождением в том, что и то и другое являются "разрядкой" энергии пола; противоположность – в том, что творческая и родовая продуктивность человека обратно пропорциональны. Деторождение отнимает энергию от творчества. "Наиболее рождающий – наименее творящий"[32].

Любовь не только побуждает личность к свободе, развитию и творчеству, но и открывает нам глаза на других личностей. "Любящий прозревает любимого через оболочку природного мира... Любовь есть путь к раскрытию тайны лица, к восприятию лица в глубине его бытия"[33]. Напротив, сексуальный акт закрывает тайну лица. Он дает поверхностное и призрачное соединение, после которого отчужденность между мужчиной и женщиной становится еще большей.

Такое соединение развратно. От развратности его не спасает и официальный брак. Разврат, по мнению Бердяева, состоит не в "недозволенных" формах соединения, а в недостаточном соединении, при котором не происходит проникновение в "тайну лица".

Существуют, как отмечает Бердяев, три точки зрения на смысл полового соединения. Смысл его видят: 1) в деторождении; 2) в получении наслаждения; 3) в стремлении к единству с любимым. Только последний, по убеждению философа, является морально и духовно оправданным, так как предполагает одухотворение пола, утверждает достоинство личности.

Глава 8. "Механика" эроса  (З.Фрейд)

Из всех эротических теорий ни одна не наделала столько шума в научных кругах и в общественном мнении, сколько теория австрийского ученого Зигмунда Фрейда (Freud, 1856-1939). Встреченная поначалу в штыки (в конце 90-х годов XIX века), она, спустя лет десять, обрела приверженцев, а еще через несколько лет о ней заговорили чуть ли не как о теории обновления мира.

Фрейд, собственно говоря, – психиатр; его прямой задачей являлось лечение пациентов от неврозов, а не решение философских проблем. Однако его научным исследованиям суждено было сыграть значительную роль в философии и мировоззрении XX века.

§ 1. Конфликт удовольствия и реальности

Вопреки расхожим представлениям, Фрейд предположил, что невроз – это болезнь не нервов, а психики, т.е. источником неврозов являются не повреждения или функциональные разлады нервной системы, а мучительные впечатления и переживания. Поэтому исцеление может быть достигнуто посредством коррекции сознания и психики пациента, а не лекарствами, массажем и т.п. Придя к такой мысли, Фрейд стал разрабатывать новую теорию строения и функционирования психики, опираясь при этом на свой психотерапевтический опыт. Наиболее революционную роль сыграло учение Фрейда о бессознательном, о его влиянии на сознание, об эротическом характере глубинных мотивов поведения. Тем самым его теория вторглась в "епархию" философии, ломая там предрассудок о единовластии разума в человеческой жизни.

Мы должны хотя бы в самых общих чертах уяснить фрейдовское объяснение природы невроза, чтобы понять его суждения о любви. Основой невроза, по мнению Фрейда, является конфликт между "принципом удовольствия" и "принципом реальности", происходящий в психике человека. Когда конфликт достигает невыносимой остроты, человек от него "сбегает в болезнь", ищет в ней спасения от диктата реальности.

Как возникает этот конфликт? Каждый младенец от рождения совершенно бессознательно подчиняется в своем поведении "принципу удовольствия", купается в наслаждениях и стремится избегать неприятных ощущений. Он насквозь эротичен, не способен ни к какому самоограничению, он – совершенно безнравственный сластолюбец. Детская сексуальность связана, преимущественно, с ртом и анусом, а не с половыми органами, поскольку последние еще не достигли зрелости. (Именно учение о детской сексуальности вызвало наибольшее негодование общественности: "Как можно ангельски невинное дитя представлять сладострастником?!") Со временем окружающая среда начинает неумолимо ограничивать детские "права" на удовольствия, принуждает считаться с требованиями внешнего мира (ребенка отлучают от материнской груди, приучают испражняться в сосуд, сидеть, ходить и т.д.). Таким образом, в противовес единовластному "принципу удовольствия" в психике начинает формироваться "принцип реальности" и вместе с ним – сфера сознания, человеческое "я". Под давлением внешней реальности человек вынужден отказываться от чисто "сексуального мышления", познавать законы реальности и приспосабливаться к ним.

Для взрослого человека, живущего в современном обществе, совершенно недопустимы те вольности, которые естественны для младенца. Однако "первичные позывы" к удовольствиям у взрослого не исчезли. Что же с ними стало? Они либо подавлены (т.е. вытеснены в бессознание, хотя и не ликвидированы), либо "окультурены", преобразованы в непрямые формы осуществления, изменены иногда почти до неузнаваемости (все равно как дерево в результате обработки становится совсем непохожим на него столом). В итоге "принцип реальности" берет верх над "принципом удовольствия", но последний не уходит в небытие. Первичные позывы сластолюбия, которые Фрейд обозначил собирательным термином "либидо" (лат. libido – влечение, желание, страсть), должны так или иначе – не прямо, так косвенно – получать удовлетворение. В противном случае, либидо уподобится пару в наглухо закрытом паровом котле. Грубое рассогласование между сознанием и бессознанием, между "хочу" и "нельзя" ведет к неврозу, неадекватным поведенческим реакциям.

Получив общее представление о фрейдовской концепции невротических заболеваний, рассмотрим обусловленные ими суждения основателя психоанализа о любви.

§ 2. Метаморфозы либидо

Понятие любви, в трактовке Фрейда, – это обобщение всего того, что происходит от энергии первичных позывов (либидо), т.е. это – половая любовь с целью совокупления, а также любовь к себе, любовь родителей, любовь детей, дружба и общечеловеческая любовь. Он писал: "...Психоанализ научил нас рассматривать все эти явления как выражение одних и тех же побуждений первичных позывов..."[34].Фрейд утверждал, что его понятие "либидо" в принципе совпадает с платоновским понятием "эрос".

Изначальное, прирожденное либидо меняет в процессе взросления человека способы своего проявления. Самое раннее эмоциональное влечение ребенка к другим проявляется в виде "идентификации". Это – отождествление себя с кем-то, копирование кого-то любимого или, наоборот, нелюбимого, представление себя вместо кого-то отсутствующего или утраченного (например, отца, матери). "Идентификация, – замечает Фрейд, – между прочим, имеет своим следствием ограничение агрессии против человека, с которым идентифицируются; этого человека щадят и ему помогают".

Идентификация играет определенную роль в возникновении у человека "Эдипова комплекса", которому Фрейд придавал очень важное значение для понимания человеческого поведения. Маленький сын поначалу идентифицирует себя с отцом, видя в нем свой идеал. По отношению к любимой матери он хотел бы выполнять ту же роль, что и отец, но в таком случае само наличие отца препятствует осуществлению этого желания (у девочек соответственно все наоборот). Первоначально ребенок делает любимое лицо объектом своих еще неверно направленных сексуальных устремлений. В результате идентификация с отцом принимает враждебную окраску, отношение к отцу становится амбивалентным (двойственным): он одновременно и идеал, и соперник. "Амбивалентная установка к отцу и только нежное объектное стремление к матери является для мальчика содержанием простого позитивного "Эдипова комплекса". Разрушение "Эдипова комплекса" происходит путем "отказа" от матери как предмета любви в пользу отца, т.е. сын в конце концов "уступает" мать отцу. После этого может усилиться его идентификация либо с матерью, либо с отцом. Второй исход более желателен, так как сохраняет нежное отношение к матери и укрепляет мужество в характере мальчика. "Нежелательный" исход чаще бывает у девочек, чем у мальчиков. "Очень часто из анализа узнаешь, – писал Фрейд, – что после того как пришлось отказаться от отца как объекта любви, маленькая девочка развивает в себе мужественность и идентифицирует себя уже не с матерью, а с отцом, т.е. потерянным объектом".

Первая детская любовь, связанная с "Эдиповым комплексом", вытесняется из сознания в бессознание и продолжает существование в скрытом, "забытом" виде, а остаток любовных чувств проявляется уже только в нежной (а не сексуальной) форме. Нежное чувство – во всех его разнообразных проявлениях – является, по мнению Фрейда, преемником прежнего, вполне чувственного, влечения.

§ 3. Чувственное и нежное течения любви

Фрейд различает два течения любви – нежное и чувственное. В норме они должны сливаться вместе в половой любви, в противном случае человек обречен страдать импотенцией (фригидностью). Из этих двух течений нежное зарождается первым – еще в раннем детстве. Оно сначала направлено на членов семьи, на тех, кто занят воспитанием ребенка; оно содержит и некоторую долю полового влечения (нередко от малыша можно услышать обещание жениться на матери, сестре, воспитательнице детского сада). Да и нежность родителей и воспитателей не свободна от эротики ("ребенок – эротическая игрушка").

При половом созревании к нежному течению присоединяется чувственное. Ему свойственно идти уже проторенными путями, фиксироваться на объектах первого инфантильного выбора. Однако там оно натыкается на препятствия запрета и стыда кровосмесительства (инцеста) и потому стремится поскорей перейти на посторонних людей, с которыми возможно половое сожительство. Выбор этих посторонних опирается на образцы первичной инфантильной привязанности; со временем на них переносится и нежность, направлявшаяся прежде на первых избранников. Таким образом, нежное и чувственное течения должны слиться воедино.

Однако это происходит не всегда: во-первых, выбор "постороннего" может быть по каким-то причинам запрещен; во-вторых, первые, детские, объекты выбора, от которых следовало бы уйти, могут оказаться слишком привлекательными. "Если эти два фактора достаточно сильны, то начинает действовать общий механизм образования неврозов. Либидо отвращается от реальности, подхватывается работой фантазии, усиливает образы первых детских объектов и фиксируется на них". В таких условиях (т.е. среди своих родных и близких) свободно проявляется лишь нежное течение, а чувственное – вследствие страха перед инцестом – вынуждено прятаться; отныне оно способно проявиться лишь по отношению к тем, кто не напоминает обожаемых людей (родных и близких). То есть получается так, что сексуальное влечение раскрепощается лишь во взаимоотношениях с малопочитаемым посторонним человеком. Любовная жизнь в таком случае оказывается расщепленной на "возвышенную" ("небесную") и "низменную" ("земную", "животную"). "Когда они любят, они не желают обладания, а когда желают, не могут любить"[35].

Поскольку чувственное наслаждение оказывается возможным только с приниженным партнером, бывают случаи, когда какая-то незначительная черта партнера напомнит о человеке, от которого следует уклоняться во избежание инцеста, – и тогда возникает психическая импотенция. Вообще к ней предрасположены все культурные люди, а не какие-то отдельные лица. "Нежное и чувственное течения, – писал Фрейд, – только у очень немногих интеллигентных мужчин в достаточной степени спаяны; мужчина почти всегда чувствует себя стесненным в проявлениях своей половой жизни благодаря чувству уважения к женщине и проявляет свою полную потенцию только тогда, когда имеет дело с низким половым объектом". Отсюда – склонность мужчин с высоким социальным статусом выбирать женщин, не претендующих на возвышенность чувств, отсюда – и "любовь к проститутке". Фрейд советует: "Пусть это и звучит неприятно и парадоксально, но следует сказать, что тот, кто в любовной жизни хочет быть свободным и счастливым, тот должен преодолеть респект перед женщиной и примириться с представлением о кровосмесительстве с матерью или сестрой"[36].

Женскую фригидность Фрейд объясняет длительным половым воздержанием и переводом чувственности в область фантазии. Впоследствии женщина затрудняется преодолеть ставшую привычной связь между чувственным желанием и запретом. Многим женщинам свойственно стремление сохранить тайну даже тогда, когда сношения ей уже дозволены. Немало таких, у которых способность нормально чувствовать появляется только в условиях нового запрета – при тайной любовной связи.

§ 4. Либидо и культура

Запрет в любовной жизни хотя и имеет негативные последствия, однако неограниченная с самого начала половая свобода также влечет за собой нежелательные результаты. Определенная сдержанность повышает либидо, развивает нежную привязанность к другому. Незаторможенные сексуальные влечения резко ослабевают при достижении цели. "Чувственная любовь приговорена к угасанию, если она удовлетворяется; чтобы продолжаться, она с самого начала должна быть смешана с чисто нежными, т.е. заторможенными в целевом отношении компонентами..." Заторможенные сексуальные позывы имеют то преимущество, что они не способны к полному удовлетворению, и потому они обеспечивают существование длительных связей между людьми. Фрейд отмечает, что беспрепятственное удовлетворение чувственности, которое было характерно, например, для периода падения античной культуры, опустошает жизнь. Напротив, "аскетические течения христианства дали любви психическую ценность, которой ей никогда не могла дать языческая древность. Наивысшего значения любовь достигла у аскетических монахов, вся жизнь которых была наполнена почти исключительно борьбой с либидонозными искушениями".

Сексуальные ограничения необходимы для культурного воспитания человека. Энергия либидо в таком случае вынуждена искать для себя выход в какой-либо "легальной" активности, например, – в творчестве; происходит, таким образом, ее сублимация (от лат. sublimare – возносить). Именно благодаря ограничениям и сублимации, считал Фрейд, становятся возможными великие достижения человеческой культуры. Ведь если бы мы имели возможность беспрепятственно получать удовольствия, то "не отошли бы от этого счастья и не делали дальнейших успехов".

Однако влечения либидо и требования культуры противоречат друг другу. Разлад между ними обусловливает не только высшие творческие достижения людей, но и опасность заболевания неврозом. Взаимный антагонизм между культурой и либидо, к сожалению, неизбежен, так как человечество не в состоянии отречься ни от своей животной основы, ни от культуры. С этим нужно примириться, – считал Фрейд.

Важная заслуга Фрейда состоит в том, что он сделал явления эротической сферы предметом научного исследования (а не только умозрительного теоретизирования). Но именно научный подход предопределил и механистичность фрейдовского учения. Вообще механистический метод мышления сыграл и продолжает играть очень ценную роль в развитии познания: он требует подробного анализа явления, выявления всех "деталей механизма", определения их функций, установления причинно – следственных связей. Вместе с тем механицизм абстрагируется от учета принципиально ненаблюдаемых "сущностей", – в их число входят и те, которые в философии называются термином "идеальное". Кропотливо исследуя части "эротического механизма", Фрейд волей-неволей недосмотрел саму любовь как "идеальную сущность". Это все равно что самым тщательным образом изучить устройство авторучки, бумаги, человеческой руки и мозга, но так и не понять, что же такое письмо, так как суть письма оказывается где-то за пределами всех этих компонентов писания.

Учение Фрейда много критиковали за преувеличение роли сексуальных факторов и ограниченное понимание роли социальных, эстетических и тому подобных факторов в душевной жизни человека. Известнейший философ XX столетия М.Хайдеггер в беседе с корреспондентами заметил: "Психоанализ – очень важная дисциплина. Я считаю ее, скорее, терапевтической. Но ее философские позиции несостоятельны. <...> Она биологизирует сущность человека".

Благодаря критике З.Фрейд не раз уточнял свою концепцию. Тем не менее уже при его жизни от круга его приверженцев, желая по – своему исправлять "ошибки" Фрейда, отделились А.Адлер, К.Г.Юнг, сформировался "неофрейдизм" (К.Хорни, Х.С.Салливан, Э.Фромм). Заметное влияние Фрейда испытал Ж.-П.Сартр, который тоже подключился к "исправлению" фрейдизма и стал разрабатывать "экзистенциальный психоанализ".

Глава 9. Искусство любви (Э.Фромм)

Эрих Фромм (Fromm, 1900-1980) – немецко-американский философ, социолог и психолог, ведущий представитель неофрейдизма – утверждал, что способность любить – важнейшая черта человеческой личности и что любовь – критерий подлинности человеческого бытия, ответ на проблему человеческого существования.

Взгляды Фромма на природу любви и ее значение в человеческой жизни составляют существенную часть разрабатывавшейся им "гуманистической этики", которая, по его формулировке, есть "прикладная наука "искусства жить", основанная на теоретической "науке о человеке". Таким образом, "искусство жить" у Фромма включает в себя "искусство любить".

§ 1. Пути преодоления одиночества

Утверждение, что любовь – это искусство, а не инстинкт и не дар свыше, выражает специфику взглядов Фромма. Заблуждаются те, кто думает, будто любовь к нам приходит совершенно независимо от нас – как неподвластный нам инстинкт или как счастливый случай, как стечение внешних обстоятельств, подарившее нам любимого. Дело прежде всего в том, умеем ли мы сами любить. Фромм сравнивает способность любить со способностью, например, к рисованию: представим себе человека, который хотел бы замечательно рисовать, но вместо того, чтобы учиться этому делу, стал бы дожидаться счастливого случая, когда ему повстречается "достойный предмет", воображая, будто тогда он сразу станет рисовать великолепно. Все человеческие способности, умения должны вырабатываться, формироваться благодаря нашим усилиям и опыту; это в полной мере относится и к любви.

Прежде чем сказать, из чего складывается умение любить, нужно выяснить, почему люди ищут любви. По мнению Фромма, любовь – это путь преодоления отделенности людей друг от друга. Разобщенное существование невыносимо для человека, оно вводит и держит его в состоянии тревожности. Фромм рассматривает несколько способов, какими люди пытаются вырваться из одиночества.

Первый: переход в оргиастическое[37] состояние. Оно представляет собой транс, в который человек впадает при помощи наркотиков, алкоголя, секса. При состоянии экзальтации теряется из виду внешний мир, а вместе с ним и чувство отделенности от него. Эти состояния на время избавляют человека от тревоги, но в принципе проблему отделенности не снимают.

Другой способ: приспособление индивида к группе. Он требует от личности конформизма: чтобы быть принятым в группу (попасть в "тусовку"), нужно поступиться своим личным достоинством ("не высовываться из толпы"), подчиниться правилам стада. По сравнению с оргиастическими состояниями стадный конформизм обладает тем достоинством, что он стабилен, а не периодичен. Он частично снимает проблему отделенности "я" от мира, но – за счет утраты "я".

Третий способ: погружение в творческую деятельность. Человек творящий, созидающий сливается с предметом своей деятельности, благодаря чему объединяет себя с миром. При этом не происходит, как в двух предыдущих случаях, ни утраты мира, ни утраты "я", однако достигаемое тут единение с миром все же не является межличностным (между "я" и другим "я").

Наконец, четвертый путь – любовь – Фромм считает подлинным преодолением человеческой отделенности от других. Причем сразу делается оговорка: собственно любовью следует называть зрелые ее формы, а незрелые – это не любовь, а только "симбиотический союз" (от биологического термина "симбиоз"). При симбиотическом единении два человека (условно называемые "садист" и "мазохист", т.е. подчиняющий и подчиняющийся) связаны зависимостью, из-за которой каждый из них утрачивает свою внутреннюю целостность и свободу, а значит, – утрачивает свое "я". В противоположность этому "зрелая любовь это единение при условии сохранения собственной целостности, собственной индивидуальности"[38].

Зрелая любовь, по Фромму, характеризуется такими чертами, как отдавание, забота, ответственность, уважение и знание.

Отдавание в любви – это не сделка, требующая что-то взамен, и не транжирство, обедняющее нас. Это – проявление нашей силы и жизнеспособности, дающее радость нам самим.

Забота – это активная заинтересованность в жизни и развитии "предмета" любви. Например, если кто-то говорит, будто любит цветы, но забывает их поливать, мы усомнимся в искренности его слов.

Ответственность – это не налагаемая извне обязанность, а внутренне осознанный долг (ответственность перед судом своей совести) заботиться о другом.

Уважение – это способность видеть в другом человеке не средство для достижения моих целей, но признавать, что он сам – равноценный мне человек, имеющий собственные цели.

Знание в любви – это не банальная осведомленность о "параметрах" или биографии другого, а опыт интуитивного "вживания" в потаенность души другого, сопереживания с ним.

§ 2. Виды любви

Названные черты зрелой любви имеют место во всех многообразных отношениях, именуемых любовью. "Любовь это не обязательно отношение к определенному человеку; это установка, ориентация характера, которая задает отношения человека к миру вообще, а не только к одному "объекту" любви". Фромм далее рассматривает различные виды любви, выявляя их особенности и вместе с тем показывая, что во всех них проявляется одна и та же "ориентация характера" человека; т.е. если я способен любить какого-то человека, то это – проявление моей способности (ориентации характера) любить вообще – других людей, жизнь, родину, себя и т.д.

Братская любовь, по мнению Фромма, составляет основу всех других видов любви. Это – способность уважать, заботиться, сопереживать по отношению к любому человеку – "ближнему" или "дальнему". Она особенно очевидна во взаимоотношениях с беспомощным существом. "Любовь начинает проявляться, – отмечает Фромм, – только когда мы любим тех, кого не можем использовать в своих целях".

Родительская любовь, в отличие от братской, предполагает определенное "распределение ролей". Ребенок любит родителей иначе, чем они его. Лет до 8-10 для ребенка проблема состоит почти исключительно в том, чтобы быть любимым, а не любить самому. Лишь позже начинает появляться (а может и не появиться) стремление что-то дать родителям, т.е. любить их, а не только быть любимым ими. Между родителями тоже имеется некоторое "распределение ролей" (хотя и не всегда отчетливое). Материнской любви к ребенку чаще свойственна безусловность, независимость от того, как к ней относится ребенок. Отцовская же любовь обычно – обусловленная, т.е. отличается большей требовательностью; любовь отца ребенок должен "заслужить". Сочетание безусловной материнской и обусловленной отцовской любви наиболее благоприятно для гармоничного развития ребенка. Зрелость материнской любви состоит в ее способности желать для ребенка не усиления его зависимости от матери (что характерно для симбиотической связи), а, напротив, отделения от матери, основанного на росте самостоятельности ребенка.

Эротическая любовь отличается от братской и родительской тем, что направлена на единственного человека и жаждет нераздельного слияния с ним; к тому же, замечает Фромм, это самая обманчивая форма любви. Ее легко спутать с "влюбленностью", незрелой формой эротической любви. Влюбленность – это эйфория, возникающая благодаря внезапному и волнующему сближению, крушению барьеров между людьми: тот, кто был чужим и недоступным, вдруг становится близким и открытым. "Говорить о собственной личной жизни, о собственных надеждах и тревогах, показать свою детскость и ребячливость, найти общие интересы – все это воспринимается как преодоление отчужденности. Даже обнаружить свой гнев, свою ненависть, неспособность сдерживаться – все это принимается за близость. <...> Но во всех этих случаях близость имеет тенденцию с течением времени сходить на нет. В результате – поиски близости с новым человеком, с новым чужим". Влюбленность проходит, когда исчезает чувство новизны, открытия другого. "Если бы познание другого человека шло вглубь, если бы познавалась бесконечность его личности, то другого человека никогда нельзя было бы познать окончательно – и чудо преодоления барьеров могло бы повторяться каждый день заново". Состоятельность эротической любви в наибольшей степени зависит от того, насколько зрелым является у каждого из двоих умение любить.

Любовь к себе – это не альтернатива любви к другим, а проявление общей ориентации человека на любовное отношение ко всему. Заботясь о развитии своей личности, уважая и познавая свое "я", мы вместе с тем развиваем в себе способность ценить другую личность. Эгоизм – это лишь незрелая любовь к себе. По существу, "эгоистичные люди неспособны любить других, но они неспособны любить и самих себя"[39].

Любовь к Богу для человека современного западного мира – "это, в сущности, то же, что и вера в Бога..." Как считает Фромм, Бог для нынешних людей все более становится символом, в котором выражается реальность духовного мира и все то высокое, к чему стремятся сами люди. Характер любви человека к богам соответствует природе любви человека к человеку.

§ 3. Любовь и общественные отношения

Отношение людей к богам, начиная с первобытной эпохи, прошло длительную эволюцию. История любви к Богу запечатлела косвенно развитие самой способности человека любить. Эта способность менялась и меняется, обнаруживая свою зависимость от характера господствующих общественных отношений. Фромм охарактеризовал отношения в современном ему капиталистическом обществе как рыночные и считал, что они разрушительны для человеческой способности любить (отношениям в социалистическом обществе с их обезличивающим коллективизмом он давал столь же нелестную оценку).

В современном обществе господствуют меновые отношения. Мужчины и женщины оценивают и выбирают друг друга наподобие товаров – по "потребительским" качествам, следуя рыночному принципу полезности товара; при этом выпадает из внимания самоценность человеческого "я". Подчиняясь законам рыночных отношений, люди не отличают себя самих от товаров и уподобляются живым автоматам, действующим по заданной программе. Но автоматы не могут любить, они способны только к наслаждению; их семейные отношения оцениваются по критерию слаженности (невзирая на наличие или отсутствие "глубинных связей"); неудивительно, что преувеличенное значение придается "правильной технике" секса. Современное общество, считает Фромм, обусловливает разложение любви, порождает различные формы "невротической любви" – такие как инфантильная привязанность к матери или отцу, безответная любовь – поклонение, фантазии о прошлой или будущей любви, стремление перевоспитывать любимого, перенесение смысла своей жизни на детей. Этими соображениями Фромм подводит читателя к выводу, что "общество должно быть организовано таким образом, чтобы социальная, любящая природа человека не отделялась от его социального существования, а воссоединялась с ним". Общество должно быть ориентировано на принципы "гуманистической этики".

Э.Фромм и другие неофрейдисты, отталкиваясь от учения Фрейда, углубили понимание любви как социально – нравственного, а не сугубо биологического феномена. "Моя критика теории Фрейда, – писал Фромм, – строится не на том, что он преувеличивал значение секса, а на том, что секс был понят им недостаточно глубоко". "Для Фрейда любовь была в основном сексуальным феноменом". Заблуждение Фрейда в том, что он "видел в любви исключительно выражение – или сублимацию – полового инстинкта вместо того, чтобы признать, что половое желание лишь проявление потребности в любви и единстве"[40].

Глава 10. Любовь – конфликтная “Игра зеркальных отражений”   (Ж.-П.Сартр)

Жан-Поль Сартр исследует феномен любви с принципиально новой по сравнению с предшественниками позиции – экзистенциально-феноменологической. Феномен любви здесь не выводится из инстинктов, или божественного предопределения, или социальных отношений, а рассматривается в аспекте диалогической связи "я" и "другого", стремления личности завоевать себе свободу и признание, найти опору и оправдание своего бытия.

§ 1. Соблазн соблазнить чужую свободу

Сартр подобно Соловьеву и Бердяеву оспаривает мысль, будто любовь – это стремление к физическому обладанию "предметом" любви. Если бы мужчина, любя женщину без взаимности, имел полную власть распоряжаться и обладать ею, он неизбежно испытал бы глубокое разочарование. Любящему не нужен всего лишь "автомат страсти", с которым он был бы все же одинок, не получая от любимой искреннего признания ценности его персоны.

Любящий, по сути, стремится к иному – не лишить любимого свободы, а "соблазнить" и "очаровать" эту чужую свободу, чтобы она сама себя пленила, сама привязала себя к "соблазнителю". (Любопытно заметить, кстати, что и в народных сказках злой персонаж, похитив девушку-красу, обычно затем пытается "очаровать" ее, а не изнасиловать.)

Почему любящий жаждет именно свободной взаимности от любимого? Как показывает Сартр, дело в том, что человек хочет при помощи другого добиться признания реальности и ценности своего бытия. Сам по себе я был бы "ничто", пока мое существование и моя ценность не были бы признаны другими людьми. (На Земле есть миллиарды людей, которые для меня – "ничто", не существуют как личности, пока я кого-то из них не узнаю и не признаю.) То есть мое бытие (в отличие от "ничто", каким я был бы при отсутствии признания) зависит от Другого. Другой "дает мне бытие и тем самым владеет мною"[41]. Наибольшую ценность мне придавало бы признание со стороны того, кого я сам признаю особо ценным существом.

Поскольку другой "дает мне бытие" (т.е. благодаря его признанию я обретаю некоторое достоинство, становлюсь "чем-то"), постольку вместе с тем я оказываюсь и зависимым от другого; эта зависимость ограничивает мою свободу и, значит, умаляет мое "я". (Ведь я – настолько "я", а не вещь среди вещей, насколько, в отличие от вещи, свободен, способен к самоопределению.) Таким образом, замечает Сартр, мое "бытие-для-другого" изначально конфликтно: другой дает бытие моему "я" и в той же мере отнимает у меня мое "я".

Я стремлюсь "отвоевать" у другого мое бытие. Я хочу заставить другого, который уже признал меня "чем-то" (т.е. наделил меня, будто я вещь, определенным значением), признать меня еще и свободным (т.е. неопределенным, т.е. – "ничем"!). Неустранимая конфликтность моего "бытия-для-другого" в том, что я хочу быть для него одновременно "чем-то" (как вещь) и "ничем" (как свобода). Этот конфликт является условием любви, и сама "любовь есть конфликт"[42].

§ 2. Конфликтность любви

В понимании Сартра, любовь – это предприятие по отвоеванию моего бытия у другого путем овладения его свободой. Исследуя феномен любви, Сартр, очевидно, имел в виду любовь вообще, а не только половую. Сартр называет любовь "предприятием" потому, что она – не какая-то сама по себе существующая "сила", довлеющая над свободой человека (вроде "инстинкта"), а преднамеренное "проектирование" и осуществление человеком своих возможностей и действий.

В любви я хочу пленить свободу (вдумаемся в противоречивость этого словосочетания!) другого, т.е. чтобы другой сам – свободно! – пленялся мною. Любящий не удовлетворяется даже свободной "присягой на верность" и раздражается даваемыми ему клятвами, – он хочет быть свободно любимым каждый данный миг, а не в силу когда-то данного ему – хотя бы и свободно – слова.

Как можно представить себе "плененную свободу"? Свобода человека может пленить сама себя, оставаясь все же свободой, если она стремится утонуть в свободе другого, видя в нем абсолютную ценность, смысл своего бытия, непревосходимый предел для себя. Для большей наглядности вообразим себе человека, свободу которого ограничили бы стенами, настолько удаленными, что он никогда не смог бы их достичь и увидеть: у этого человека не было бы оснований считать себя невольником – свобода его действий фактически ничем не ограничена в пределах его возможностей. Вот таким неисчерпаемым "застенком", непревосходимой реальностью любящий и стремится стать для любимого, чтобы пленить его свободу.

Чужая свобода, пленяющаяся много, придает мне значение высшей ценности. Теперь я не ничто, а все: я даю бытие другому, любящему меня. "Мое существование обеспечено тем, что оно необходимо. Это существование, насколько я беру его на себя, становится чистым благодеянием. Я существую потому, что раздариваю себя. <...> Как я хорош тем, что у меня есть глаза, волосы, брови, и я их неустанно раздариваю в преизбытке щедрости в ответ на неустанное желание, в которое по своему свободному выбору превращается другой. Тогда как раньше, когда нас еще не любили <...> мы чувствовали себя "лишними", теперь мы ощущаем, что наше существование принято и безусловно одобрено в своих мельчайших деталях... Вот источник радости любви, когда она есть: чувство, что наше существование оправдано"[43].

Но – вот парадокс! – "если другой меня любит, он подсекает в корне мои ожидания самою своей любовью..." Я-то ожидал, что он мне "даст бытие" – т.е. извне меня признает меня, а он сам "погрузился" в мое бытие, в мою свободу; таким образом он вновь возложил на меня задачу самому искать оправдания – признания моего бытия. Единственное, чего я смог добиться, – овладел свободой другого, устранив угрозу "кражи" у меня моего бытия (моего "я") со стороны чужой свободы, т.е. устранил угрозу взгляда на меня как на вещь (взгляда, наделяющего меня бытием вещи и не признающего моей свободы). "Чем больше меня любят, – пишет Сартр, – тем вернее я утрачиваю свое бытие, тем неотвратимее возвращаюсь к существованию на свой страх и риск, к своей собственной способности обосновать свое бытие".

Чтобы стать любимым, я соблазняю и очаровываю. Я стараюсь предстать перед другими как что-то очень ценное, "я предлагаю себя как непревосходимую величину". "Соблазнение имеет целью вызвать в другом сознание своего ничтожества перед лицом соблазнительного объекта"[44]. Мой проект влюбить другого в меня – это и есть сама моя любовь. Я люблю другого тем сильнее, чем больше хочу, чтобы он любил меня. "Каждый хочет, чтобы другой его любил, не отдавая себе отчета в том, что любить – значит хотеть быть любимым, и что тем самым, желая, чтобы другой меня любил, я хочу лишь, чтобы другой хотел заставить меня любить его"[45].

§ 3. Необеспеченность любви

Любовь – это как бы "игра зеркальных отражений", это "система бесконечных отсылок", стремление отразиться в другом, чтобы увидеть в нем признание и обоснование своего бытия. Мир зеркальных отражений невеществен, иллюзорен; легкое смещение зеркал способно разрушить игру отражений, развеять кажущуюся бесконечность глубины. Так же и любовь – постоянно подвержена опасности исчезновения.

Сартр выявляет три способа невольного разрушения любви. Во-первых, как уже упоминалось, добившись поглощения свободы другого моей свободой, я теряю другого как внешнюю опору – оправдание для моего бытия. Мое "предприятие" любви перестает в этом отношении оправдывать себя, и я перестаю ее "проектировать".

Во-вторых, другой может в любой момент "пробудиться от чар" и увидеть меня не непревосходимым пределом, а "объектом" среди прочих. Отсюда – "вечная необеспеченность" моего существования в качестве любимого.

В-третьих, флер любви может развеяться под взглядом "третьего", из-за которого каждый из двух любящих, как бы видя себя обоих со стороны, начинает ощущать и себя, и другого "объектом". В результате – чары исчезают. "Здесь настоящая причина того, почему любящие хотят остаться наедине, – пишет Сартр. – Появление кого-то третьего, кем бы он ни был, разрушает их любовь". Причем даже когда нас фактически никто не видит, мы не избавлены от незримого присутствия "других сознании", ведь мы сами, периодически взглядывая на себя "со стороны" (как бы "чужими глазами"), "проектируем" их в своем собственном сознании. Таким образом, Сартр показывает, что любовь несет сама в себе зародыш своего разрушения.

Феномен любви, согласно пониманию Ж.-П.Сартра, неотделим от бытия человека и его свободы. Древние могли представлять любовь как безличную и самосущую космическую силу; у Шопенгауэра любовь – иллюзия, но не порождаемая человеком, а внушаемая ему мировой волей; у Соловьева любовь – что-то вроде божественного дара человеку; у Фрейда любовь – порождение подсознательных "первичных позывов" (либидо), возникающих вне и помимо сознания человека. По мнению же Сартра, человек не является существом, "претерпевающим" что-либо пассивно; своего поведения, своих поступков он "придерживается". То есть, в конечном счете, всему, что с ним происходит, он сам "позволяет" происходить (потому-то он ответствен за все свое бытие). То же касается и любви: хоть она и "наваждение", но приходит к нам не помимо нашего сознания и свободы, а вместе с ними. То есть любовь не только не чужда сознанию, но является игрой взаимоотражения, в которую свободно вступают, дают себя вовлечь наши сознания. Не "бог", не "инстинкт", не "родовая воля", а я сам. хочу получить признание моего бытия со стороны другого; я сам хочу, чтобы другой хотел "пленить" мою свободу.

Заключение

Что соединяет до крайностей разнообразные страсти, влечения, привязанности под общим названием "любовь"? Как они соотносятся? На все эти вопросы о сущности и видах любви пытались ответить многие философы, начиная с античности. Однако никаких общепринятых ответов не найдено и по сей день. 

Для того, чтобы попытаться объяснить феномен любви, в разное время были предприняты попытки создания классификации различных видов проявлений этого чувства, однако все они оказались неполными и не охватывали всех ее разновидностей. Эрос у древних греков – главным образом половая, страстная любовь, способная дойти до безумия. (Мифологическим олицетворением эроса является бог Эрот, или Эрос.)

Филия – приязнь к самым разнообразным "вещам". Это и любовь к родителям, к детям, и любовь к родине, и любовь к товарищам (дружба), и эротическая любовь (эрос – лишь один из видов филии), и любовь к познанию, и прочее. По сравнению с эросом филия – более "мягкое" влечение.

Агапэ – еще более "мягкая" любовь, жертвенная и снисходящая к "ближнему". Именно такое понимание любви восхваляло христианство в период заката языческой культуры; у ранних христиан были в обычае "агапы" – братские трапезы.

Сторге – любовь-привязанность, особенно семейная.

Христианство принесло в мир новое понимание любви, чуть ли не во всем противоположное античному пониманию.Главным средоточием любви христианство признает Бога. Ни античный, ни иудейский мир не ведали такого рода любви. Другая важнейшая особенность христианского понимания любви состоит в требовании любить "ближнего".

В эпоху Возрождения тема любви расцвела в обстановке общего острого интереса ко всему земному и человеческому, освободившемуся из-под контроля церкви. Понятие "любовь" возвратило себе статус жизненной философской категории, которым было наделено в античности и который в средние века был заменен на статус религиозно-христианский. Но религиозный оттенок любовного чувства не исчез совсем. Однако, в центре мировоззрения стоят уже не божественные сюжеты, а человек, который гармонично связан с миром, где небесное не противостоит земному, но пронизывает его духом возвышенности и благородства. В философском учении Джордано Бруно наиболее ярко представлены сущность и значение любви в ренессансном представлении. "Любовь - это все, и она воздействует на все, и о ней можно говорить все, ей можно и все приписывать.

Августин Аврелий проводит резкую грань между любовью и вожделением (похотью). Любовью он называет стремление души насладиться Богом ради него самого, а также собою и ближними – ради Бога. Наоборот, вожделение, по Августину, – это стремление наслаждаться собой и ближним не ради Бога. Настоящая любовь подобна песне, посвящаемой Богу; ее можно петь молча, ведь любовь сама есть голос к Богу. Говоря о плотских влечениях, Августин не называет их словом "любовь", а только – "вожделение", "похоть". Половой акт он считает непристойностью потому, что "движение совокупляющихся органов... не повинуется человеческой воле". Человек сам виновен в том, что его плоть не всегда ему послушна.

 В.Соловьев возводит эротическую любовь на вершину иерархической лестницы и говорит о том, что "и у животных, и у человека половая любовь есть высший расцвет индивидуальной жизни." Но если у Соловьева эротическая любовь, при всей ее значимости, не распространяется на другие виды любви, то З. Фрейд максимизирует это понятие и во всех формах дружеских и любовных отношений, во всех привязаностях, будь-то к себе, к родителям или к родине, видит один и тот же сексуальный источник. Учение Фрейда способствовало распространению упрощенного понятия, будто всякая любовь - это эротическая любовь.

Любовь – неодолимая страсть, побеждающая голос разума, толкающая людей на жертву своим благополучием, порождающая высокие творения искусства и... вдруг исчезающая, как призрак. Какая таинственная сила вводит нас в губительный возвышенный обман? Эта сила – незримая воля, половой инстинкт. Такое объяснение тайны половой любви предложил Артур Шопенгауэр.

Все четыре классика немецкого идеализма конца XVIII - первой трети XIX веков - Кант, Фихте, Шеллинг и Гегель - выразили свое определенное философское отношение к проблеме любви.

Иммануил Кант прежде всего провел различие между "практической" любовью (к ближнему или к богу) и любовью "патологической" (то есть чувственным влечением). Он стремится утвердить человека как законодателя своей теоретической и практической деятельности, а потому Кант занял достаточно трезвую позицию в вопросах отношений между полами, соответствующую его скептическим представлениям об окружающем мире и подкрепленную холодными наблюдениями одинокого холостяка. В "Метафизике нравов" (1797) Кант рассматривает явление любви с этической точки зрения и только. 

               Иоганн Готлиб Фихте не принял трезвую и расчетливую теорию Канта и рассуждает о любви как об объединении "Я" и "Не Я" - двух противоположностей, на которые сперва разделяется мировая духовная сила, чтобы потом вновь устремиться к воссоединению с самой собой. Позиция Фихте весьма жесткая: несмотря на то, что брак и любовь - это не одно и то же, но не должно быть брака без любви и любви без брака. В
сочинении "Основы естественного права на принципах науко-чтения" (1796) философ создает установку единства физиологического, морального и юридического в отношениях между полами. Причем мужчине приписывается полная активность, а женщине - абсолютная пассивность - в постели, в быту, в юридических правах.

Фридрих Шеллинг, провозгласив любовь "принципом наивысшей значимости", в противовес Фихте признает равноправие двух полов в любви. С его точки зрения, каждый из них в равной мере ищет другого, чтобы слиться с ним в наивысшем тождестве. Отвергает Шеллинг и миф о существовании "третьего пола", который объединял в себе и мужское, и женское начало, ибо если каждый человек ищет уготовленную ему партнершу, то при этом он не может оставаться целостной личностью, а является лишь "половинкой".  В любви каждый из партнеров не только обуреваем желанием, но и отдает себя, то есть стремление к обладанию переходит в жертвенность, и наоборот. Эта двойная сила любви способна победить ненависть и зло.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель решительно отвергает всякий мистицизм в любви. В его понимании, Субъект ищет в любви самоутверждение и бессмертие, а приближение к этим целям возможно только тогда, когда Объект любви достоин Субъекта по своей внутренней силе и возможностям и равен ему. Только тогда любовь обретает жизненную мощь, становится проявлением жизни: с одной стороны, любовь стремится к овладению и господству, но преодолевая противоположность субъективного и объективного, возвышается к бесконечному. 

Взгляды Фромма на природу любви и ее значение в человеческой жизни составляют существенную часть разрабатывавшейся им "гуманистической этики", которая, по его формулировке, есть "прикладная наука "искусства жить", основанная на теоретической "науке о человеке". Таким образом, "искусство жить" у Фромма включает в себя "искусство любить".

Утверждение, что любовь – это искусство, а не инстинкт и не дар свыше, выражает специфику взглядов Фромма. Фромм выделят пять типов любви: братская, родительская, эротическая, любовь к себе, любовь к богу. Э.Фромм и другие неофрейдисты, отталкиваясь от учения Фрейда, углубили понимание любви как социально – нравственного, а не сугубо биологического феномена. "Для Фрейда любовь была в основном сексуальным феноменом". Заблуждение Фрейда в том, что он "видел в любви исключительно выражение – или сублимацию – полового инстинкта вместо того, чтобы признать, что половое желание лишь проявление потребности в любви и единстве.

Опираясь на эти выводы, современные философы приходят к заключению, что любовь разнородна: она включает в себя не только различные виды и их подвиды, но и различные ее формы или так называемые "модусы". К видам любви можно отнести, например, любовь к ближнему. Формами проявления ее является любовь к детям, к родителям, братская любовь; модусы ее - это любовь мужчины и женщины, любовь северянина и южанина, любовь средневековая и современная. Конкретизация может идти и дальше, и все эти разнообразные проявления человеческих чувств относятся к одному категориальному понятию - любовь.

Любовь - это не просто философия. Это понятие не поддается конкретным расчетам и анализам, более того, как раз это чувство стоит над всеми философскими понятиями, так как происхождение ее до сих пор не поддается объяснению ни одной из человеческих наук. Любовь дарована нам тем, кто и есть воплощение любви. Она пробуждает самые возвышенные чувства (сострадание, забота, радость, доверие). 

Описать любовь - невозможно. Еще не нашлось ни одного человека, который придумал бы крылья и полетел бы на небеса, что бы там разузнать секрет любви. Этому человеку удалось взлететь на высоту нижних облаков и украсть у них маленьких кусочек счастья, подаренное потом нам. Если вами руководит любовь, вы сможете жить вечно.

Литература:

1. Августин Аврелий. В супружестве и похоти // Философия любви: В 2 ч. М., 1990. Ч.2. С. 479.

2. Бэкон Ф. Сочинения: В 2 т. М., 1977. Т. 1. С. 415.

3. Гегель Г.В.Ф. Философия религии: В 2 т. М., 1976. Т.1. С. 109-110.

4. Гегель. Эстетика: В 4 т. М., 1969. Т.2. С. 275-276.

5. Гоббс Т. Сочинения: В 2 т. М., 1989. Т. 1. С. 251.

6. Декарт Р. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1989. Т. 1. С. 514

7. Демидов А.Б. Феномены человеческого бытия.-  Минск: ЗАО Издательский центр "Экономпресс", 1999

8. Кант И. Сочинения: В 6 т. М., 1965. Т.4. 4.2. С.389.

9. Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 78.

10. Кузанский Н. Сочинения: В 2 т. М., 1980. Т. 2. С. 386.

11. О различении видов любви у древних греков см.: Чанышев А.Н. Любовь в античной Греции // Философия любви: В 2 ч. М., 1990. Ч.1. С. 44-46, 53-56.

12. Сартр Ж.-П. Первичное отношение к другому: любовь, язык, мазохизм // Проблема человека в западной философии. М.: Прогресс, 1988. С. 317

13. Соловьев B.C. Сочинения. М.: Мысль, 1988. Т.2. С. 569

14. Сковорода Г. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1973. Т. 1. С. 120.

15. Фейербах Л. Избранные философские произведения. В 2 т. М., 1955. Т.2. С. 105.

16. Фрейд 3. "Я" и "Оно". Труды разных лет. В 2 кн. М.: Мысль, 1991. Кн.1. С. 90-91.

17. Фромм Э. Искусство любви. Минск: ТПЦ "Полифакт", 1990. С. 453.

17. Шопенгауэр А. Избранные произведения. М.: Просвещение, 1992. С.495

19. Электронный ресурс

              http://cosmopetrov.ru/article.php?a=view&id=138

              http://tmn.fio.ru/works/115x/307/6-1.htm

34