Философия любви

    Любовь  человека к самому себе является важной предпосылкой его существования  как личности и, значит, условием всякой любви. Кроме того, “если кто-то любит  ближнего, но не любит себя, это доказывает, что любовь к ближнему не является подлинной,”-пишет Э.Фромм. А так  как любовь “основана на утверждении  и уважении, то если человек не испытывает этих чувств в отношении к самому себе, то их и вовсе не существует.” 

    Мысль о первостепенной важности любви  к самому себе прочитывается и  в трудах Эразма Роттердамского: “Никто не может полюбить другого, если до этого он не полюбил себя - но только праведно. И никто не может возненавидеть  другого, если он до этого не возненавидел себя.” Таким образом, в философском  понимании любовь к себе противопоставлена  эгоизму, с которым ее нередко  отождествляют. Эгоизм, себялюбие - это  внимание лишь к самому себе и предпочтение собственных интересов интересам других. Проистекая из недостатка любви к себе, эгоизм является попыткой компенсировать такой недостаток. Неслучайно В.Соловьев оценивал любовь как “действительное упразднение эгоизма” и “действитель-ное оправдание и спасение индивидуальности”

    Второй  “круг любви” - это любовь к ближнему: к детям, к родителям, к братьям, к сестрам, а также к людям, которые прочно связаны с нашей  жизнью... Многие философы подчеркивали важность этого явления. Так С.Франк  считал любовь к ближнему “зачатком  истинной любви”; а русский мыслитель  Н.Фролов считал любовь к родителям  высшим видом любви и основой  человеческого сообщества. Особое место  здесь занимают родительские чувства. Причем материнская и отцовская  любовь - два существенно противоположных  модуса. И если любовь матери к своим  детям безусловна, заложена в ее природе; то любовь отца к своим детям  зависит от их внешности, характера  и поведения. И в отличии от материнской, отцовскую любовь можно  заслужить, выполняя все его требования и соответствуя его ожиданиям.

    Третий  “круг любви” - любовь к человеку, которая включает любовь человека к  самому себе, любовь к ближнему и  любовь к каждому иному человеку. В частности это и любовь к  будущим поколениям и связанная  с ней ответственность пред ними: каждое поколение должно стремиться оставить следующему поколения все, что оно получило от предыдущего  как качественно, так и количественно.

    К четвертому “кругу любви” принадлежит  любовь к родине, к жизни и любовь к богу. Любовь к богу не является результатом рассуждения и анализа. Она возникает в глубинах человеческой души и, как и всякая другая любовь, не терпит излишней рассудочности. Иногда это чувство достигает такого накала, что пересиливает все другие его страсти, включая и саму любовь к жизни. Яркое описание “святому чувству” дает М.Шелер: “люди, переполненные  ею, выносят любую боль и саму смерть не с неохотой и терзанием, но охотно и с блаженством, ибо в счастье и блеске этого чувства все радости жизни бледнеют и теряют свое значение,”-таковы представления философа об идеале любви.

    По  Фрейду же религиозная любовь - это  перенесение полового влечения в  духовную деятельность. Он считал, что  верующий погружается в мир религиозных  фантазий, чтобы там найти заменяющее удовольствие. В следствии чего называет религию то “сублимированным продуктом  сексуальных влечений”, то “коллективной  иллюзией, возникшей вследствие подавления первичных природных влечений.”

    В христианстве любовь к богу не оставалась постоянной, она менялась в своей  форме и в своей интенсивности. Достигнув высшего напряжения в  средние века, она стала постепенно утрачивать свою возвышенность и  непосредственность.

    К “пятому кругу” любви относится  любовь к природе и в частности  космическая любовь, которая, направленная на мир в целом, говорит о единстве человека и мира и об их взаимовлиянии. С точки зрения П.Т. де Шардена, “всеобъемлющая, космическая любовь не только психологически возможна, она единственно полный и конечный способ, которым мы можем  любить.” Космическое чувство  единства со Вселенной проявляется  перед лицом красоты, при созерцании природы, в музыке. Чувство всеобщей любви, по мнению многих философов, - это  стремление к единению, свойственное как живой, так и неживой природе.

    На  рубеже средних веков и Нового времени идею космической любви  развивал Николай Кузанский и  Марсилио Фичино, которые сравнивали это чувство с крепчайшим обручем, который скрепляет мироздание в  одно сооружение, а всех людей - в  единое братство. Несколько позднее  о любви, как о всепроникающем космическом чувстве, говорили Д.Бруно, Я.Беме и другие. Однако затем эта  тенденция сошла на нет. Существенную роль в этом сыграло переосмысление мировых сил, начатое ньютоновской механикой.

      Шестой “круг” включает в  себя любовь к истине, к добру,  к прекрасному, любовь к справедливости. Внутреннее единство всех этих  видов любви очевидно: в каждом  из них существенную роль играет  социальная составляющая, вследствие  чего эти чувства оказываются  менее личностными и во многом  являются выражением групповых  чувств, объединяя людей в коллективе. В отличии, например, от эротической  любви, которая объединяет двоих,  отсоединяя их от общества.

    Так, понятие справедливости - одно из центральных  в морали, праве, экономике, политике, идеологии. И нет, пожалуй, такой  области человеческих отношений, где  не вставал бы вопрос об их справедливости и несправедливости. Еще Сократ высказал убеждение, что нельзя ставить ничего выше справедливости - ни детей, ни жизнь. Но уже Аристотель замечал, что все  люди высоко ценят справедливость, но каждый воспринимает ее по-своему.

    Высокую оценку стремлению к справедливости дает Ф.Ницше: “Поистине никто не имеет больших прав на наше уважение, чем тот, кто хочет и может  быть справедливым. Ибо в справедливости совмещаются и скрываются высшие и редчайшие добродетели, как  в море, принимающем и поглощающем  в своей неизведанной глубине  впадающие в него со всех сторон реки.”

    Любовь  к справедливости представляет собой  сложное, комплексное чувство, где  переплетаются любовь к себе и  к близким, любовь к человеку и  к родине, любовь к добру и к  истине. Тем не менее, в любви к  справедливости есть независимое содержание, которое не позволяет свести все  значение к ее составляющим.

    Седьмой “круг любви” - это любовь к творчеству, к славе, к своей деятельности, к свободе, к богатству. Любовь к  деньгам имеет определенную социальную предпосылку: неуверенность в будущем, желание обезопасить себя перед  испытаниями судьбы. “Деньги и  власть, - пишет Гессе, - изобретены недоверием. Кто не доверяет жизненной силе в  себе самом, у кого нет этой силы, тот восполняет ее таким знаменателем, как деньги.” Но далеко не каждый человек найдет в себе сил положиться только на свой талант, о котором  говорит Гессе. И желание минимальной  стабильности в жизни вполне понятно  и объяснимо.

    Восьмой “круг” - это любовь к игре, к  общению, к коллекционированию, к  путешествиям.

    И наконец, последний “круг”, который, в принципе, уже и не является “кругом любви” - это влечение к  пище и к сквернословию. Это скорее пристрастия, которые нельзя поставить  в один ряд с любовью к человеку или богу, но они напоминают отдаленные модусы любви.

    В этой схеме, где наиболее полно представлена вся гамма разнообразных форм любви, просматривается четкая закономерность: чем дальше мы продвигаемся от центра, тем ниже интенсивность любви  и больше роль социальных влияний. Так, например, эротическая любовь и любовь к детям способны заполнить всю  эмоциональную жизнь человека; любовь к творчеству и к славе чаще всего составляет только часть жизни; пристрастие к игре и коллекционированию - это всего лишь один аспект существования  человека. 
 
 
 

Тема  любви в русской  философии

Тема  любви всегда была очень близка русской  философии, много глубоких и удивительных страниц посвящено ей в произведениях В.С. Соловьева, В.В. Розанова, Н. А. Бердяева, С. Л. Франка. Любовь, по общему мнению русских мыслителей, — это феномен, в котором наиболее адекватно проявляется богочеловеческая сущность личности. Любовь — важнейшая составляющая человеческого духа. Уже в физиологических основаниях любви — в половых особенностях человека, брачных отношениях — русские мыслители открывают трансцендентные бездны, подтверждающие основную идею философии: человек есть самая великая и самая глубокая тайна Вселенной.[4]

Об этом писал удивительный, яркий и неповторимый писатель и философ В.В. Розанов (1856—1919).  В.Б. Розанов родился в многодетной православной семье уездного чиновника, вышедшего из священнического рода. Высшее образование получил в Московском университете, где прослушал на историко-филологическом факультете в 1878—1882 гг. курс, закончив его со степенью,   кандидата, выказав отличные успехи. По окончании университета 11 лет прослужил учителем в Московском учебном округе, с 1893 по 1899 г. Розанов — чиновник Государственного контроля в Санкт-Петербурге, в мае 1899 г. он принял предложение АС-Суворина стать постоянным сотрудником «Нового времени», где работал до закрытия газеты. В конце августа 1917 г. Розанов переехал с семьей в Сергиев Посад, где и умер от истощения и голода.

Он считал, что пол — это не функция  и не орган, иначе не было бы любви, целомудрия, материнство и дитя не были бы самоизлучающими явлениями. Пол — это второе, едва просвечивающее в темноте лицо, потустороннее, не от мира сего Никто, по Розанову, и не считает источники жизни посюсторонними. Касание миров иных гораздо более непосредственно происходит через пол и половое общение, чем через разум или через совесть Секунда зачатия человека — естественное построение ноуменального, глубинного плана его души. Тут и более нигде и никогда, хоть на секунду, но соединяются «пуповиной» земля и таинственное, не астрономическое, небо. Огонек новой зажигаемой жизни не от мира сего.

Исходя  из такой метафизики пола, Розанов  создал и свою картину мира, которая предстает как живая связь всех вещей: человека, природы, истории, Бога, трансцендентного. Но связывает все это любовь, именно чувственная любовь, которая, несмотря на ее грозовые и временами разрушительные воздействия, драгоценна, велика и загадочна тем, что пронизывает все человечество какими-то жгучими лучами, но одновременно и нитями прочности. И Бог есть чувственная любовь. «В чем же еще сущность благословения могла бы быть выражена так полно и коренным образом, как не в благословении тонкому и нежному аромату, которым благоухает мир Божий, «сад» Божий, — этому нектару цветов его, «тычинок», «пестиков», откуда, если рассмотреть внимательно, течет всякая поэзия, растет гений, теплится молитва, и, наконец, из вечности в вечность льется бытие мира?»

Брак, согласно Розанову, должен быть основан на любви, на половом инстинкте в самом глубоком метафизическом его смысле. Но вместо этого он, согласно Розанову, зачастую является продолжением холостых удовольствий. Его строгая и действительная, в самом сердце зиждущаяся моногамия, или «вечность», в наше позитивистское время вовсе недостижима, она реально не осуществляется. Стоит ли удивляться, что пол, исключенный из «дыхания», из религии, не пронизываемый этим дыханием, не высвечиваемый религиозно, лег в основу «пассивной» семьи и номинально религиозного (лишь в минуту венчания) брака. Отсюда очень малое количество счастливых семей. Это, согласно Розанову, семьи, где сильно «животное» (в вышеприведенном смысле) начало, где члены семьи сбиты в «кучу», копаются друг около друга, живут в теплой атмосфере дыхания, у них есть чувство серьезности, если не религиозности, разлившееся на самый ритм брака, его реальное и длительное существо. В такой семье дети почитают своих родителей, почитают именно религиозно, а не благодарят за квартиру и стол. Дети — религиозные существа и находятся в религиозной связи с родителями. Это как разбежавшиеся слова одной молитвы, связь которых уже непонятна. Но лишь в этой связи постигается существо ребенка, неразрывная связь мужа и жены, любовь до гроба.

Пренебрежение полом, его бездонной трансцендентностью, посте- пенно, по Розанову, ведет к вырождению, к потере связи с «землей», '; с «материнством». Великая задача женщины, по его мнению, — переработать нашу цивилизацию, овлажнить ее сухие черты влажностью материнства, а «деловитость» ее — безгрешностью и святостью.

Любовь, по мнению другого видного русского мыслителя Н. Бердяева, лежит в ином плане бытия, не в том, в котором живет и устраивается человеческий род. Любовь — вне человеческого рода, она не нужна ему, перспективе его продолжения и устроения. В любви нет перспективы, устроенной в этом мире жизни. В любви есть роковое семя гибели. Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда погибли от любви, и не случайно их любовь несла с собой смерть. Любви всегда присущ безысходный трагизм в пределах этого мира. Над любовью нельзя ни богословствовать, ни морализировать, ни социологизировать, ни биологизировать. Она вне всего этого, она не от мира сего, она нездешний цветок, гибнущий в среде этого мира. Любовь скинута со всех мирских расчетов, и поэтому проблемы пола, брака и семьи решаются вне проблемы любви.

Любовь, согласно Бердяеву, — свободное  художество. В творческом акте любви раскрывается творческая тайна лица любимого. Любящий прозревает любимого через оболочку природного мира, через кору, лежащую на всяком лице. Это есть путь к раскрытию тайны лица, восприятию, лица в глубине его бытия. Любящий знает о лице любимого то, чего весь мир не знает, и любящий всегда более прав, чем весь мир. Нелюбящий знает лишь поверхность лица, но не знает его последней тайны.

Право любви абсолютно и безусловно. И нет такой жертвы, которая не была бы оправдана во имя любви. В любви нет произвола личности, нет личного безудержного желания. В любви воля более высокая, чем человеческая. Именно божественная воля соединяет людей, предназначает их друг другу. Поэтому любовь всегда космична, всегда нужна для мировой гармонии, для божественных предназначений. Поэтому не может быть, не должно быть неразделенной любви, ибо любовь выше человека. Неразделенная любовь — грех против мировой гармонии, против начертанного в мировом порядке андрогинического образа. И вся трагедия любви — в мучительном искании этого образа, космической гармонии.

Одно  из самых больших и доступных  человеку чудес, говорит С. Франк, —  это непостижимое чудо явления другого, второго Я. И это чудо осуществляется, конституируется в феномене любви, и потому сама любовь есть явление чудесное, есть таинство. Любовь — это не просто чувство или эмоциональное отношение к другому, она есть актуализированное, завершенное трансцендирование к Ты как подлинной, я-подобной, по себе и для себя сущей реальности, открытие и усмотрение Ты как такой реальности и обретение в нем онтологической опорной точки для меня.