Философия как мировоззрение

Институциональное определение науки весьма существенно для ее существования в обществе. Но оно совершенно недостаточно для понимания познавательного значения науки. Необходимо, следовательно, определить, что отличает научное познание от ненаучного. Философия может быть рассмотрена как наука не только с институциональной, но и с познавательной точки зрения. Как и всякая наука, она представляет собой систематическое, специализированное исследование, ограничивающее свою область, оперирующее понятиями, доказательствами, опытными данными, а также методами проверки собственных результатов. Научной является не только попытка Спинозы доказать геометрически основоположения своей системы, научна также попытка Гегеля, исходя из понятия чистого бытия, лишенного всяких определений, дедуцировать систему категорий, охватывающих всю действительность. Разумеется, мы можем не согласиться с выводами Спинозы и Гегеля. Мы можем оценить их системы как ошибочные. Но эти оценки, хотя они относятся не только к содержанию, но и к методам этих учений, не опровергают того факта, что философия как форма систематического специализированного исследования, независимо от того, научно ли ее содержание, представляет собой науку (науку sui generis).

Было бы грубой ошибкой умалять, недооценивать форму научности, присущую философии на том основании, что она не гарантирует научности содержания. Как известно, законы логики также не гарантируют истинности логически правильных высказываний, но, если высказывания противоречат логике, они ненаучны? Что касается содержания философских учений, то оно крайне разнообразно. Некоторые из этих учений ориентируются на анализ, осмысление, обобщение результатов науки. Такие учения (например, неопозитивизм) являются в определенной мере научными не только по форме, но и по содержанию. Другие учения (например, экзистенциализм) сознательно противостоят наукам и избирают в качестве предмета своего исследования человеческие переживания, субъективные психические состояния. Конечно, и эти переживания могут быть предметом научного исследования, как это имеет место в психологии. Но экзистенциализм, как правило, игнорирует результаты психологической науки. Содержание экзистенциализма носит антисциентистский характер. Таким образом, если одни философские учения близки по своей проблематике содержанию научных исследований, то другие ориентируются на вненаучное содержание и, соответственно этому, на вненаучный подход к исследованию этого содержания. Это относится не только к экзистенциализму, но и к "философии жизни" в целом, а также к религиозно-идеалистическим учениям. Существенное значение вненаучного содержания, так же как и вненаучного подхода не подлежит сомнению. Так, различные направления "философии жизни" значительно обогатили наше познание "человеческой реальности". Форма научности, присущая философии, существенно отличается от присущей наукам научности. Все науки без исключения существуют в рамках разделения исследовательского труда, т.е. каждая наука занимается какой-то частью действительности и является, поэтому частной наукой. Частные науки, как бы они не отличались друг от друга по предмету и методам исследования, едины в том отношении, что они являются именно частными науками. Философия не может быть частной наукой, хотя она и ограничивает предмет своего исследования, исключая из него частные проблемы. Следовательно, форма научности, присущая философии, носит противоречивый характер, ибо она не присуща наукам и потому оказывается по меньшей мере частично вненаучным подходом к исследованию. Анализ философской формы научности показывает, что она оказывается единством научного и вненаучного. Науки, которые в прошлом основывались на обыденном опыте, все более отдаляются от него благодаря их прогрессу. Философия же, напротив, никогда не теряет интимной связи с этим личностным опытом. Обыденный опыт сообщает нам чрезвычайно важные знания, например, знания о том, что каждый человек рождается и умирает. Мы переживаем радости и горести, по-разному относимся друг к другу, любим и ненавидим, стремимся к достижению различных целей, стареем, болеем и т.д. Было бы наивно полагать, что эти факты, которые пытались осмыслить уже первые философы, утеряли свое значение для современной философии. Правда, эти факты стали, по меньшей мере, частично, предметом специального научного исследования. Но лишь в философии тематика обыденного опыта действительно преобладает. Со времени возникновения философии и до настоящего времени судьба человеческого индивидуума, его жизнь и смерть составляют в высшей степени важные философские темы. Для философов позитивистского толка характерно забвение этой гуманистической проблематики. Это же характерно для всякого сциентизма; его философская нищета состоит не в том, что он ориентируется на проблемы, порожденные развитием науки, а в том, что он недооценивает проблему человека. Ориентация философии преимущественно на обыденный опыт: анализ его субъективного содержания, изучение тех его аспектов, которые не интересуют науки, специфически характеризует философию. Эта особенность философии носит вненаучный характер, хотя она не противоречит научному знанию, а дополняет, обогащает его. Классики философии, стремившиеся превратить философию в систему научного знания, осуждали плюрализм философских учений как нечто принципиально несовместимое с императивом истинной философии, с принципом научности. И действительно, в этом плюрализме особенно отчетливо, наглядно выявляется качественное отличие философии от частных наук, ее вненаучная характеристика. Однако классики философии не видели того, что в этом плюрализме философских учений получает свое выражение многообразие, богатство философских идей, непрерывный творческий процесс. С точки зрения современности, негативное отношение к плюрализму философских учений следует считать уже преодоленной, устаревшей концепцией. Было бы большой ошибкой, представлять плюрализм философских учений как исторически преходящую характеристику развития философии, т.е. определенность, которая лишь постольку существует, поскольку развитие философии еще не увенчалось последней, окончательной системой, абсолютной истиной в последней инстанции. Здесь возникает вопрос: оправданно ли существование ненаучных форм философии в эпоху научно-технической революции, когда наука действительно стала эталоном для познавательной деятельности? На этот вопрос следует ответить, что ненаучная философия не спрашивает права на существование. Она существует подобно тому, как существуют ненаучные эмоции, чувства, переживания, т.е. безотносительно к научным данным. Суть дела состоит в том, что сознание человеческого индивида, его психика в целом не имеют научного характера, хотя человек усваивает в процессе воспитания и образования научное знание. Не следует также выпускать из виду, что религия представляет собой существенно содержание сознания людей. Религия исторически была первоисточником философии, она и в настоящее время является одной из основ философских учений. На почве религии возникла проблематика телеологии, которая в настоящее время разрабатывается не только в философии, но и в специальных науках.

Проблема веры и знания является и теологической, и научной, и философской проблемой, которая вместе с тем носит также и вненаучный характер. Плюрализм философских учений свидетельствует о том, что философские идеи, в особенности принципы философских систем, не устаревают, не теряют своей актуальности в ходе истории. Это принципиально отличает историко-философский процесс от истории научных знаний. М. Геру, лидер французской философии, не без основания утверждает, что прошлое науки, в отличие от прошлого философии, постоянно обесценивается его настоящим. Поэтому проблема истории философии - это проблема "возможности философии как множества философий, несводимых друг к другу, неразрушимых, так как они вечно остаются ценными для философской рефлексии".

Философский скептицизм, констатируя наличие множества исключающих друг друга философских убеждений, постоянно приходил к пессимистическому выводу о принципиальной несостоятельности философии. На этом примере мы видим, как правильная констатация фактов приводит к ошибочному выводу. Развитие философии опровергает философский скептицизм и его пессимистический вывод, так как благодаря этому развитию философия обогащается новыми идеями.

2.3 Метафизика

В средние века философию отождествляли с метафизикой (греч: «то, что после физики», за природой). Так назывались умозрительные построения об интеллигибельных, мистически умопостигаемых «сущностях» и «первоначалах». Средневековые схоласты в противоположность мистикам уже искали возможности рационального обоснования веры в Бога с помощью логики, а не мистически-неотмирного «сверхразумного созерцания». Те и другие работали по заказу Церкви, но схоласты сопоставляли аристотелевские и библейские тексты, анализировали их, уже выступали за размежевание методов теологии и философии, ввели понятие об истине веры и истине разума (принцип двойственности истины), решали проблему реализма и номинализма. В этом их реальный вклад в развитие философии и логики. Бытие Бога они, конечно, не доказали и не могли доказать, что позже блестяще показал Иммануил Кант, так как любое «доказательство» приводило к антиномиям, неустранимым противоречиям. Сознавая опасность для собственной жизни в условиях, когда философия была служанкой религии и дымились костры инквизиции, они допускали ошибку, которая называется «предвосхищение основания», предполагая, что в сакральных текстах уже содержатся истинные ответы. Оставалось подгонять рассуждения к заранее заданному результату. Манипулируя весьма противоречивым и туманным смыслом сакральных текстов всегда можно вычитать нужный ответ, а потом его же и «доказывать».

Схоласты (судя по контексту их сочинений, зачастую вынужденно) считали, что «истина веры выше истины разума». «Квинтэссенция эпохи»! Если логика как наука о формах выводного знания ведёт туда, куда ведёт доказательство, то схоластику и в наше время используют, чтобы «доказывать» то, что предписывают. Неважно кто и неважно что. Достаточно точно охарактеризовал схоластику немецкий философ XIX века Виндельбанд: «Схоласты только обсуждают, систематически доказывают, выводят до бесконечности следствия, не проверяя оснований. Вся их логика сведена к силлогизму. Злоупотребление силлогизмом влечёт за собой мелочность, страсть к делениям и подразделениям, низводит логическое рассуждение к словесной механике, способствует чрезмерной заботливости к внешнему выражению мысли в ущерб самой мысли». И всё же схоласты сохранили наследие античности, перенесли навыки рационального мышления в Новое время, создали условия грядущему Возрождению, а затем и Просвещению.

Что же касается «потустороннего» мира, то можно сказать так: за нашим опытом, разумом, интуицией, эмоциями действительно лежит неведомое, но о нём мы ничего сказать не можем. Это бессмысленные потуги. Познаём же мы только то, с чем взаимодействуем, и что осуществляется нашими познавательными способностями, т.е. заведомо «посюстороннее». Выскочить из собственного тела, разума и опыта невозможно. Не верите – попробуйте! В любом случае мы получим лишь словесную переформулировку. Говорить об «Абсолютном Бытии» можно, но сказать нечего, нельзя же говорить с позиции Абсолютного субъекта, что было бы великой наглостью и гордыней и который, к тому же, вообще не может существовать. Разговоры об «Абсолютном мировоззрении», которых сейчас немало, есть бесплодное упражнение в языковых играх или желание паразитировать на идеологических поветриях. Для мыслящего подобным образом человека опасна самонадеянность, наивно исключающая возможность иного положения дел. Его разум становится закрытым для любой неудобной для него информации, диалог с инакомыслящим для него подсознательно становится бессмысленным, поскольку человек искренне верит, что «обладает» истиной как «естиной». Его можно пожалеть, а про себя подумать, что претензия на обладание абсолютной истиной есть синдром психического заболевания. Мы не представляем собой «воплотившийся» абсолютный субъект, истина – это всего лишь гносеологическая категория, а не онтологическая сущность.

Философия сегодня - это теоретическая форма самопознания культуры, осмысление происходящих в ней глубинных сдвигов, поиск смыслообразующих ответов на вызовы истории. Положения философии становятся (часто неявными) предпосылками в различных сферах нашей деятельности. Но не только в этом заключается её эвристическая и синтезирующая сила. Философия никогда не была, не есть и не может быть «ступенями развития абсолютного духа» на его пути к постижению божественной абсолютной истины. Правда, в древности, во времена начального синкретичного знания, становлениия понятийного мышления и плодотворных по тем временам рассуждений Платона о надлунном мире идей, была претензия на нечто подобное. Но уже Аристотель заявил, что мир един, а творцу-демиургу оставил место неподвижного вечного перводвигателя, дабы не допустить регресс в бесконечность движущих причин. Прошло две с половиной тысячи лет, теперь современные мыслители знают гораздо больше и значительно иначе. Философия перестала быть метафизикой, онтологией, теологией, космологией и выкристаллизовалась в сложную и разветвлённую систему знаний и направлений поисков. А термин остался. И до сих порой говорят о «метафизике любви» или выращивания гороха.

Выводы

Если мифологическое мировоззрение дает иррациональную символическую картину мира, если религия наделяется человека верой в сверхъестественное и раскрывает общечеловеческие нравственные ценности, а наука вооружает его точными знаниями, закрепленными в специальных понятиях, законах, теориях, то в чем же специфика философского знания.

Во-первых, философское знание шире любого научного эксперимента, оно строится на предельно широком обобщении, источником которого является в конечном счете универсальный опыт человечества. Оно имеет дело с наиболее общими категориями и законами развития природы, общества и человеческого мышления, которые действуют на самом высоком уровне эволюции мира, во всех науках и сферах деятельности человека.

 Во-вторых, специфика философского  знания заключается в том, что  оно имеет дело с вопросами  вечными. Это вопросы, которые нельзя  решить, как математическую задачу, раз и навсегда, и ответы на  них не содержатся в конце  задачника. Что есть окружающий  нас мир, может ли человек познать его, в чем смысл жизни? Что такое свобода, счастье, творчество, любовь? Есть ли смысл в смерти, прекращается ли с ней жизни, может ли человек надеяться на жизнь вечную? Куда идет человечество в своем развитии? Все эти вопросы и многие, подобные им, человечество заново осмысливает на каждом новом этапе и вносит новое в их решение. Более того, каждый человек, пользуясь философскими знаниями, должен самостоятельно решать эти вопросы, возвращаясь неоднократно с ним в течение своей жизни. Бывает, что в определенные исторические периоды некоторые философские вопросы теряют остроту, или, наоборот, приобретают особую актуальность, или вырастают до значения глобальных. Философское знание постоянно открыто изменениям и поэтому чутко улавливает новое и нередко дает основу для решения возникающих проблем. В-третьих, философское знание обладает все более проявляющейся тенденцией к объективации — воплощению в деятельности, поступках людей и таким образом — в вещном или знаковом мире культуры, при этом философские идеи могут стать огромной не только духовной, но и материальной силой, если будут восприняты человеком в качестве убеждений. В этом плане одновременно с усилением значения философии в жизни общества возрастает ответственность философов за смысл своих теорий и идеалов, а политиков — за способы реализации этих идеалов. Философия формирует систему знаний, научную картину мира, абстрактно-объективный образ мира, что позволяет в итоге повышать теоретический уровень и эффективность последних научных изысканий. Философия помогает более оптимальным образом развивать все науки, преодолевать в них возможные методологические трудности и кризисы. Философия формирует у человека диалектический метод мышления, стимулирующий критическое и творческое отношение к окружающему миру.

Метафизический” характер категориального философского аппарата предопределяет и специфику философских рассуждений. Постулированный нечувственно данный характер восприятия объектов философствования предполагает особые процедуры работы, которые выше были охарактеризованы как процедуры умопостижения. Главная трудность при этом — отсутствие опоры на чувственную аналогию, которая нередко выручает нас в повседневной жизни. Структура рассуждение о “чистом бытии” (или “совести”) принципиально отличается от рассуждений о “дереве”, “сексе” и других объектах физического мира. Опасность, которая здесь поджидает нас — трудноустранимое воздействие нашего жизненного опыта, влияние “чувственных зацепленностей”, которые могут свести философский анализ на нет. М. Мамардашвили, поясняя мысль об исподволь действующем воздействии нашего чувственного аппарата, приводил в своих лекциях о М. Прусте новозаветную заповедь “когда тебя бьют по левой щеке — подставь правую” как яркий пример торможения (“феноменологической редукции” Гуссерля) стандартной агрессивной реакции человека, навязанной нам чувственно-образным мышлением (если тебя ударили, то необходимо ответить тем же). Более того, возможно, что в области умопостигаемых объектов действует другая, отличная от “земной”, логика. В частности справедливость логического закона “исключенного третьего”, по мнению русского философа и логика Н.А. Васильева, имеет чисто “земное” происхождение и связана с приматом, после Аристотеля, единично существующих вещей. Если же, вслед за Платоном, в качестве первичных рассматривать классы предметов (например, предмет “класс столов”), то этот закон будет неверен, поскольку стол как один из множества предметов класса столов может быть одновременно и белым, и не-белым, например зеленым (конечно, здесь необходимо отдавать себе отчет, что противоположные свойства приписаны разным индивидам “предмета” одного и того же класса). Это изменение “центровки” рассмотрения с единичных конкретных предметов на классы предметов позволило Н. Васильеву сформулировать “воображаемую логику” с законом “исключенного четвертого”, которая по своей логической строгости ни в чем не уступает привычной для нас логике с законом исключенного третьего, но дает возможность рассуждать и о таких “воображаемых” объектах нашего мышления. В рамках этой логики не вызывает удивления парадоксальное совпадение максимума и минимума, выявленного Н. Кузанским.

C другой стороны, для “метафизических”  объектов невозможны стандартные  процедуры “определения”, поскольку  любая такая процедура предполагает какие-то уже известные данные, что в данном случае отсутствует. Единственно приемлемой начальной процедурой определения в этом случае отсутствия каких-либо знаний является более слабая, чем стандартная операция “определение”, процедура соотнесения в рамках некоторой философской системы различных умопостигаемых объектов с помощью метода взаимных ссылок. С помощью этого метода, который может быть назван методом “языковой игры”, можно построить систему отождествлений и различений.