Пробелы в законе об исполнительном производстве и пути их ликвидации

Пробелы в законе об исполнительном производстве и пути их ликвидации.

  О значимости исполнительного производства вряд ли необходимо особо говорить - без реализации предписаний судебных и иных органов невозможно представить восстановление нарушенных прав и законных интересов, невозможно говорить о законности и правопорядке в государстве.

Но, к  сожалению, и в столь молодой  системе судебных приставов нашла  свое место   коррупция.

  Острой проблемой, препятствующей эффективному предупреждению коррупционных рисков в рамках исполнительного производства, по-прежнему остается неопределенность прав и обязанностей субъектов регулируемых отношений, отсутствие четких административных процедур, относящихся к деятельности судебного пристава-исполнителя, а порой и нормативные коллизии <¹>. Все это должно учитываться при проведении антикоррупционных экспертиз законодательства об исполнительном производстве.

  Законодательно установлено право должника на опцион, т.е. право указать имущество, на которое он просит обратить взыскание в первую очередь (ч. 5 ст. 69 Закона об исполнительном производстве). Однако окончательно очередность обращения взыскания на имущество должника определяется судебным приставом-исполнителем. В этой связи приходится констатировать, что пределы осуществления права должника на опцион законодательно не установлены и это, без сомнения, относится к положениям, содержащим повышенную коррупционную составляющую, так как они предполагают достаточную широту дискреционных полномочий государственного служащего.

  Кроме того, возникают сомнения и в обоснованности установленной очередности обращения взыскания на имущество должника-гражданина. Так, если у последнего отсутствуют денежные средства, то судебный пристав-исполнитель согласно Закону (ч. 4 ст. 69) может сразу обратить взыскание на недвижимое имущество даже при наличии у должника иного движимого имущества. Указанная ситуация представляется неоправданной и создает возможность чрезмерного усмотрения со стороны судебного пристава-исполнителя, что, кроме всего прочего, может привести к нарушению принципа соотносимости объема требований взыскателя и мер принудительного исполнения (ст. 4 Закона об исполнительном производстве).

В этой связи представлялось бы правильным закрепление в Законе общего принципа, согласно которому судебный пристав-исполнитель  вправе обращать взыскание на недвижимое имущество только при отсутствии движимого

  Содержащими признаки коррупциогенности оказываются и отдельные положения Закона об исполнительном производстве, посвященные аресту имущества, и в частности имущественных прав <²>. Так, арест имущества должника включает запрет распоряжаться имуществом, а при необходимости - ограничение права пользования имуществом или изъятие имущества (ч. 4 ст. 80 Закона). Изъятие же имущества по смыслу ст. 84 Закона предполагает ограничение (лишение) должника его правомочия владения имуществом, что, соответственно, приводит нас к выводу о том, что содержание ст. 80 Закона охватывает случаи наложения ареста на имущество в узком смысле (вещи, включая деньги и ценные бумаги). Следовательно, имущественные права в понимании ст. 75 Закона вышеназванной правовой нормой не охватываются и сама возможность наложения на них ареста, по всей видимости, должна быть предусмотрена иной статьей. Однако такой статьи в новом Законе мы не найдем. Вместо нее сформулирована лишь норма, посвященная наложению ареста на дебиторскую задолженность, которая по своей юридической природе является лишь одной из разновидностей имущественных прав (ст. 83). В этой связи приходится признать отсутствие прямой легальной возможности ареста имущественных прав, за исключением дебиторской задолженности. Можно, конечно, допустить и такое толкование ст. 80 Закона, в соответствии с которым под имуществом понимаются в том числе имущественные права, однако это, в свою очередь, будет означать различное содержание одного термина, используемого в рамках единого нормативного правового акта, что неминуемо приведет к внутренним противоречиям и, как следствие, к возможности совершения коррупционных правонарушений.

  Все это заставляет говорить нас о несовершенстве рассматриваемого Закона. Так, при наличии общей нормы об обращении взыскания на имущество должника (ст. 69) и корреспондирующей с ней специальной - об обращении взыскания на имущественные права (ст. 75) и лишь как ее частный случай - дебиторской задолженности (ст. 76); с нормой о наложении ареста на имущество должника (ст. 80) корреспондирует лишь ст. 83 "Наложение ареста на дебиторскую задолженность". Вместе с тем более оправданным явилось бы закрепление самостоятельной нормы об аресте имущественных прав должника, что устранило бы пробел в правовом регулировании, но, к сожалению, этого сделано не было.

  К числу типичных коррупционных факторов относится и отсутствие конкурсных (аукционных) процедур <³>.

  В этой связи принципиальным является замечание о том, что обновленное законодательство об исполнительном производстве значительно расширило случаи, когда имущество должника подлежит реализации на торгах (п. 1 ст. 87 Закона об исполнительном производстве). Как представляется, мы являемся свидетелями наметившейся тенденции перераспределения форм реализации имущества с комиссионных начал на проведение публичных торгов, что, безусловно, заслуживает одобрения, поскольку в целом призвано снизить вероятность возникновения ситуаций, при которых имущество реализуется по явно заниженным ценам.

  В то же время едва ли можно говорить, что Закон об исполнительном производстве решил большую часть проблем, возникающих при проведении самих публичных торгов. В частности, как в прежнем, так и в ныне действующем Законе отсутствуют специальные нормы об отложении (отмене) торгов, хотя необходимость в этом на практике постоянно возникает (приостановление исполнительного производства после опубликования извещения о проведении торгов, удовлетворение иска собственника об исключении имущества из описи, полное погашение дебиторской задолженности, выставленной на торги, и др.). Существующее же подзаконное правовое регулирование в этой сфере нельзя признать удовлетворительным. Более того, возникает нежелательная с точки зрения предупреждения коррупционных рисков ситуация заполнения законодательного пробела с помощью нормативного правового акта органа исполнительной власти.

  С сожалением можно констатировать и то обстоятельство, что в Законе об исполнительном производстве так и не появилось общей нормы относительно минимального и максимального размеров вносимого заявителем для участия в торгах задатка. РФФИ в свое время установил, что размер задатка не может быть менее 10% от минимальной начальной цены продажи имущества (минимальной цены продажи дебиторской задолженности), за исключением случаев реализации имущества, заложенного по договору об ипотеке. В последнем случае размер задатка не может превышать 5% от минимальной начальной цены продажи заложенного имущества <⁴>, что согласуется с п. 4 ст. 57 Закона об ипотеке (залоге недвижимости). Таким образом, для принудительно реализуемого на торгах имущества по общему правилу не установлено максимального размера задатка, а для реализуемого имущества, заложенного по договору об ипотеке, наоборот - минимального, что создает определенную нестабильность и ситуации, при которых возможны недобросовестные действия, направленные на ограничение круга потенциальных участников торгов, так как внесение задатка может потребовать отвлечения значительных свободных денежных средств на достаточно продолжительный период времени. Установление общих пределов размера задатка в Законе об исполнительном производстве должно стать одной из мер, направленных на снижение коррупциогенности механизма принудительного исполнения судебных актов, актов других органов и должностных лиц.

  Важным аспектом профилактики коррупционных правонарушений в рассматриваемой сфере выступает совершенствование не только правового регулирования исполнительного производства, но также и распространяющегося на судебного пристава законодательства о противодействии коррупции.

  Самого определения понятия "коррупционное правонарушение" Закон о противодействии коррупции и не содержит, а раскрывает лишь понятие "коррупция". К ней ст. 1 Закона относит: 1) злоупотребление служебным положением, дачу взятки, получение взятки, злоупотребление полномочиями, коммерческий подкуп либо иное незаконное использование физическим лицом своего должностного положения вопреки законным интересам общества и государства в целях получения выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных прав для себя или для третьих лиц либо незаконное предоставление такой выгоды указанному лицу другими физическими лицами; 2) совершение тех же деяний от имени или в интересах юридического лица.

  Не секрет, что на деятельность судебного пристава крайне негативно влияют случаи, когда его личная заинтересованность вступает в прямое или косвенное противоречие с интересами государственной службы как таковой.

  С целью минимизации возможности создания подобных ситуаций на судебного пристава возлагается обязанность принимать все меры по недопущению любой возможности возникновения конфликта интересов. В частности, он обязан в письменной форме уведомить своего непосредственного начальника о возникшем конфликте интересов или о возможности его возникновения (ч. 2 ст. 11 Закона о противодействии коррупции). В свою очередь, представитель нанимателя должен принять меры по предотвращению или урегулированию конфликта интересов, которые могут состоять в изменении должностного или служебного положения государственного или муниципального служащего, являющегося стороной конфликта интересов, вплоть до его отстранения от исполнения должностных (служебных) обязанностей, отказе его от выгоды, явившейся причиной возникновения конфликта интересов.

  Рассмотрение лишь незначительного круга вопросов, связанных с деятельностью органов принудительного исполнения, на вполне конкретном примере показало многоаспектность и сложность проблемы предупреждения коррупционных рисков. Решение задачи по ликвидации этих пробелов требует совместных усилий не только законодателя и правоприменителей, но также и всех субъектов складывающихся в этой сфере правоотношений, и только в этом случае будет возможно рассчитывать на успех.