Конфликты миров с воеводской властью

Петр  Иванович Годунов – до назначения в Тобольск воеводой большой карьеры не сделал, в 1654 – 1656 гг. участвовал в войне с Польшей в звании есаула «государева полка», в 1659 г. был воеводой в Брянске, дослужился до чина стольника. На посту воеводы стремился максимально увеличить «государеву прибыль» за счет введения новых налогов и сокращения жалования служилым людям, чем вызвал резкое недовольство тобольского гарнизона, татар и пашенных крестьян, которые послали в Москву несколько челобитных с жалобами на воеводские притеснения. Сибирский приказ, опасаясь открытого возмущения тоболян, сместил Годунова с поста воеводы.

Но в то же время, отдалённость от столицы, отсутствие реального контроля «сверху», сосредоточение у воевод всей полноты власти, родственные связи среди сибирских администраторов привели в Сибири к массовым злоупотреблениям – «лихоимства» - представителей местной администрации. Несмотря на все запреты и угрозы жестоких наказаний, воеводы наживались самыми разными способами. Они обязывали местное население приносить им дары в «почесть», вымогали взятки, занимались откровенным грабежом; используя своё должностное положение, клали в свой карман жалованье, положенное служилым людям; занимались предпринимательской деятельностью – винокурением и торговлей; не гнушались и прямым казнокрадством. Особенно воеводы любили практиковать подмену ясачной пушнины: вместо «добрых» и дорогих соболей, собранных в государеву казну, клали своих «худых» и малоценных. Наиболее крупным удавалось сколотить в Сибири состояния: якутский воевода М. С. Ладыженский вывез «на Русь» 21480 соболей.

«Лихоимство «разъедало» систему государственного управления Сибирью, снижало его эффективность, вызывало возмущение и русского и аборигенного населения, доводя его нередко до вооружённых восстаний»¹⁴. Но сибирские воеводы, дьяки, подьячие и служилые люди никогда не забывали о своих главных задачах – управлять и «искать великому государю прибыли». Поэтому в целом они успешно справлялись со своей ролью.

 Показателем этого  является то, что к концу XVII в. покорена была почти вся Сибирь; удалось организовать собственное производство хлеба и обеспечить им местные потребности. Налаживались мирные отношения с аборигенами; быстро шло хозяйственное освоение региона русскими крестьянами, промышленниками, ремесленниками и торговцами; удалось не только закрепить Сибирь за Россией, но и организовать оборону её южных рубежей от набегов степных кочевников.

3. Воеводское управление

Общая для государства  система местного воеводского управления устанавливалась в Сибири по мере вхождения в состав России её отдельных областей. Сибирь подчинялась в Москве специальному приказу – с 1599 г. Приказу Казанского дворца, а с 1637 г. вновь учреждённому Сибирскому приказу. Во главе его был поставлен боярин князь Б. М. Лыков, управлявший с 1635 г. Приказом Казанского дворца. «При господстве в управлении XVII в. «личного начала», знатность, немалая административная опытность и, самое главное, доверие царя позволяли  руководителям Сибирского приказа играть большую роль в управлении Московским царством и добиваться для вверенной им «далёкой заочной государевой отчины особых льгот»»¹⁵.Тем самым административное управление Сибири приобретало строго региональный характер. Получившее в XVII в. общегосударственное распространение воеводское управление отражало всё более усиливавшуюся систему централизованного контроля развивавшегося бюрократического аппарата на всей территории государства. На протяжении XVII в. в Сибири было учреждено 20 уездов, в каждый из которых возглавлялся воеводой с соответствующим штатом  приказной избы (подьячии, толмачи). В наиболее крупные города направлялись также товарищи воевод в качестве их помощников. Специальный штат устанавливался для сбора таможенных пошлин (таможенные головы и целовальники).

Значимость мирских  организаций (сельской, посадской общин  и войска), весомость их мнения при общении с представителями местной администрации разных рангов заставляют внести существенные коррективы и устоявшиеся выводы. Следует обратить внимание не только на сохранение в XVII в. сословно-представительного начала в Сибири, но и на его влияние на текущую административную практику воеводской бюрократии.

«Воеводские должности в Сибири замещали выходцы из двух слоёв господствующего феодального класса: титулованная знать и обладатели высших дворцовых званий – бояре, окольничии и стольники, с одной стороны, и представители служилого дворянства, выслуживающие ратной службой пожалования на прибыльную административную должность, - с другой. На протяжении XVII в. должности сибирских воевод перебывало чуть более 500 чел., из которых 109 обладали княжеским достоинством; к дворцовой знати принадлежал 141 чел., в основном стольники (109 чел.,); обладателей боярского звания 19, а окольничих – всего трое»¹⁶.

Титулованной знати  доверялись наиболее ответственные  посты, а составлявшая большинство рядовая дворянская бюрократия получила назначение в качестве воевод в мене значимые города и в товарищи к первым воеводам в крупные города. Правительство старалось придерживаться правила сменять воевод через каждые 2 - 3 года. Но в силу разных обстоятельств некоторые из них засиживались на своих постах по 4 – 6 лет (а в исключительных случаях до 10 – 13 лет), однако такое «долголетие» в несении должности выпало в XVII в. лишь 73 воеводам.

Иногда, особенно в первой половине XVII в., на сибирские воеводства попадали в порядке почетной ссылки представители знати, чем-либо скомпрометировавшие себя перед верховной властью.

В Сибирь посылали не только знатных, но весьма опытных воевод.

Наказы, которые Сибирский приказ выдавал воеводам перед их отъездом в Сибирь, не оставляют сомнения в широте предоставляемых им полномочий. Наиболее ранние наказы (Тобольск, Сургут, Тара) адресовались воеводам и им товарищам, но вскоре ответственность за воеводство была возложена только на воевод.

В компетенцию сибирских воевод входили и административные, и  хозяйственные, и финансовые, и судебные, и военные вопросы управления. Воеводы разрядных и ряда порубежных городов обладали правом дипломатических сношений с государственными образованиями монгольского мира, когда их представители прибывали в пределы России. Воеводы всех сибирских городов обязаны были обеспечивать сбор ясака с коренного населения, защиту его от вторгавшегося с юга кочевых племен и пресекать междоусобия между отдельными родоплеменными группами. Все эти обязанности были специфичны для системы административного управления в Сибири.

Ещё одной не менее  существенной и, быть может, более сложной задачей воевод было подчинение сибирского войска местной администрации и изживание порядка казачьего самоуправления и обычаев, свойственных казачьему войску.

Наконец, социальные задачи ставились перед воеводами и  в политике, проводимой по отношению к аборигенному населению. В частности, в Сибирском приказе понимали, что учесть все особенности управления Сибирью в наказах затруднительно. Вся предоставляемая власть воеводам ограничивалась, тем не менее, рядом условий, лишь частично отраженных в наказах, и системой контроля над их соблюдением. «Прежде всего, правительство стремилось к тому, чтобы при управлении сибирскими землями воеводы блюли «государеву пользу» без личной корысти»¹⁷. Местное население на основе обычаев обладало целым рядом прав, используя которые могло существенно влиять на текущее управление: сословные группы населения имели право обращаться к воеводам не только по различным проблемам, но и с предложениями по управлению, которые, казалось бы, полностью относились к функциям воевод. Более того, население обладало правом непосредственно, хотя и с ведома воевод, обращения к высшей власти в Москву с просьбами: оставить воеводу на новый срок воеводства, сменить его до окончания этого срока и с жалобами, коллективными и индивидуальными, на злоупотребления воеводской администрации. Воеводские злоупотребления можно свести к двум категориям: нарушения непосредственных государственных интересов и нарушения интересов разных слоёв населения, и их миров. К типичным злоупотреблениям относились сборы неустановленных налогов и пошлин, присвоение сдаваемых крестьянами хлебных поставок, захват зерна, выдававшегося служилым людям в виде жалования, спекуляция таким зерном и винокурение с продажей вина населению, торговля привезёнными «с Руси» товарами, особенно с ясачными людьми.

«В результате такой кадровой политики Сибирского приказа служба на воеводстве в Сибири стала для некоторых родов наследственной. В конце XVII в. на сибирских воеводствах побывали 12 представителей фамилии князей Гагариных, по 11 представителей фамилий князей Барятинских и Волынских, 10 представителей фамилий князей Волконских, восемь представителей фамилии Годуновых»¹⁸.

Центральной власти было о чём беспокоиться, назначая в Сибирь воевод и контролируя их деятельность. И вместе с тем логика истории заставляла её в XVII в., укрепляя местную администрацию, опираться на именно воеводское управление, которое ей оказывалось нужнее, нежели сословно-представительные сообщества, следившие за деятельностью воевод. При этом парадоксе за мирскими оставлялось право пользоваться старинным феодальным обычаем – непосредственно обращаться в Москву, к высшей инстанции со своими просьбами, нуждами и жалобами. Мирские органы истинно использовали это право. Так сказывался реальный политический дуализм сибирских миров. Но абсолютистская власть, всё более воплощавшаяся на местах в персоне воеводы, последовательно стремилась к ликвидации такого дуализма.  Власть воеводского управления в XVII в. всё более упрочивалась, причём это явление не было присуще только Сибири; известно, что оно наблюдалось и в Центральной России. «Важно отметить, что колонизацию Сибири русские самодержцы рассматривали не как узкофискальную задачу, а как общегосударственное дело. Безусловно, сибирская пушнина чрезвычайно высоко ценилась в то время и на внутреннем, и на внешнем рынке. Однако переоценивать её значение не следует. В XVII в. доля доходов от Сибири в общегосударственном бюджете не была значительной и колебалась от 4, 92% в 1680 г. до 4, 45% в 1701 г»¹⁹.

4. Сотрудничество власти и миров

В сословно-представительной русской монархии мирская организация  и воеводское управление являлись взаимодополняющими частями механизма власти. Для  миров сотрудничество с воеводой, приказами было одной из многочисленных функций, хотя и важной. Государственная же власть была заинтересована в первую очередь в фискальной и распорядительной деятельности миров.

«Исследования о истории  сельской общины в Сибири позволяют судить о её возникновении, становлении и развитии. Мирская организация в Западной Сибири складывалась уже у первого поколения переселенцев. Конечно, далеко не всегда возможно проследить становление тех или иных функций сибирской общины, но и их проявления в разных ракурсах жизни деревни не вызывает сомнений»²⁰.

Возникновение общины на первом же этапе крестьянского освоения нового края означало её воссоздание на основе мирской традиции первыми «населенцами» региона при поддержке воеводской власти. Немалую роль играли при этом «повальные» объединения крестьян, стихийно возникавшие для совместного приведения в культурное состояние диких сибирских земель.

Структура сельских общин, функции миров и их выборных представителей были принесены в Сибирь из Поморья, где в XVII в. удерживалась развитая мирская организация сельского населения с низовыми и всеуездными (высшими) органами. Сохранившаяся с середины XVII в. документация о выборах общинных представителей не составляет сомнений ни в общинной форме организации сельского населения Сибири, ни в возникавших перед ней задачах. «По данным 1640 – х гг. видно, что старосты в западносибирских слободах выбирались повсеместно (Тюменский, Верхотурский, Тобольский уезды)»²¹. Именно эта повсеместность позволяет считать, что выбирались они много раньше. Более того, в сибирской деревне сложилась определённая иерархия общинных организаций. Помимо деревенских старост в это время существовали и старосты слобод, т.е. волостные, возглавлявшие миры всех деревень, входивших в округу слободского управления. Ежегодно крестьяне каждой западносибирской слободы выбирали штат общинного управления во главе со старостой – десятников (непосредственных помощников старосты) и целовальников – таможенного, отвечавшего за таможенные сборы на местном торгу, житничьего, обеспечивающего сборы оброчного хлеба и средств на мирские расходы.

Крестьянский мир в  Сибири был весьма специфичным, отличался  от существовавшего в европейской части России во многих отношениях, в том числе и управленческом. Это был союз крестьянских хозяйств, управлявшийся назначенными и выборными лицами, коллективистское объединение, выполняющее общие повинности, с круговой порукой. Община обладала правом самоуправления и разверстки повинностей, она отвечала за общественный порядок на своей территории, решая все важнейшие вопросы  своей жизни на сходе. Она могла пополняться новыми членами, но только при одном условии, если за них поручались миряне.

«Тяглые крестьяне были полноправными членами мира, но на них лежали и серьёзные обязанности. Они не могли покинуть общину, не оставив вместо себя другого человека, на которого ложились все обязанности предшественника. Крестьяне пользовались ограниченными гражданскими правами: они наследственно владели землёй, могли отчуждать её в пользу любого сибиряка»²².

Управление осуществлялось земским старостой, которого избирали на сходе на год из числа зажиточных крестьян, отличавшихся добропорядочным  характером и пользовавшихся доверием селян. Староста отвечал за раскладку и сбор податей, выполнение повинностей, контролировал деятельность выборных лиц, местную полицию, следил за общественным порядком. Он собирал сходы и советовался с народом, отстаивал интересы крестьян перед воеводой.          Управленческие функции осуществляли и приказчики, выбиравшиеся крестьянами или назначавшиеся воеводой. Особой функцией приказчиков была организация обороны общины в случае, если на поселение нападали туземцы.

С учётом активности сельских миров в отстаивании сословных  и хозяйственных интересов крестьянства следует рассматривать их взаимоотношения и с приказчиками. Так или иначе, но воеводское управление само вынуждено было учитывать роль миров не только как выразителей интересов крестьян, но и как контрольного органа над приказчиками, хотя бы и с ограниченными полномочиями. Есть достаточно оснований считать, что сельский мир в Сибири обладал действительно немалым объектом власти и самоуправления.

«Слободский мир вовсе не формально давал свой «выбор»  старостам. В зависимости от обстоятельств он проявлял инициативу во внутри- и внешнеобщинной жизни. Сельские миры, центрами которых были слободские поселения, в своей повседневной жизни отнюдь не являлись в Сибири замкнутыми сообществами, не связанными с округой, уездом и самим городом»²³. Связи, отвечавшие поморским традициям, упрочивались в Сибири, коль скоро сама система местного самоуправления допускала активную совещательную роль мирских сообществ, их право обращения к власти и даже аппеляции на её решения и действия. В повседневной жизни деревни приказчики волей-неволей должны были согласовывать свои широкие полномочия с воззрениями миров на их права. В дальнейшем приказчик должен был оповещать сложившийся сельский мир о воеводских распоряжениях; таким образом он сам попадал под контроль мира.

«Церковное и монастырское строительство в Сибири осуществлялось по инициативе всех трёх социальных сил: мира, государства и церкви. Переселяясь за Урал, русский человек не маслил себе оседлого состояния без церкви, находившейся на сравнительно доступном состоянии»²⁴. Миры по поморской традиции рассматривали монастыри  и как духовную, и как социальную организацию, обеспечивавшую, в частности, престарелым и увеченным воинам покой в старости. Весь уклад русской семейной жизни был невозможен вероисполнения – крещения, миропомазания, покаяния и причащения, брака, соборования. Отсюда постоянные заботы мира о получении своего приходского священника, о довольности всем необходимым приходской церкви. Духовные и светские власти всячески поддерживали эту заинтересованность, учитывая также собственные задачи распространения христианства на востоке, миссионерской деятельности. Поэтому во многих случаях миры могли рассчитывать на деятельную помощь в церковном и монастырском строительстве со стороны светских властей и духовной иерархии.