Сущность и социальные функции конфликта у Л. Козера

     Выше  выделялось два аспекта групповой структуры, различением которых пренебрег Зиммель: (1) относительную численность группы и (2) степень вовлеченности ее членов в групповую деятельность.   Я считаю, что оба этих аспекта необходимо рассматривать в связи с третьим, ситуационным аспектом, то есть в зависимости от того, борется ли группа постоянно или участвует в конфликтах лишь от случая к случаю.  Также обнаружилось также, что согласно этим аспектам образуются кластеры; иными словами, группы, сформировавшиеся в ожидании напряженного и продолжительного внешнего конфликта, обычно немногочисленны и требуют полной вовлеченности своих членов; для больших групп справедливо обратное.

     Я могу сказать, что существует тенденция устойчивого сочетания аспектов, таких как  комбинации численности группы, напряженности внешнего конфликта и степени вовлеченности, выражающаяся в возникновении двух противоположных типов групповой структуры., которые сейчас рассматривались.

       С учетом этих различений  можно переформулировать рассмотренный тезис Зиммеля и подвести итоги.

     Группы, вовлеченные в длительную борьбу с внешним врагом, обычно нетерпимы к внутреннему инакомыслию. Они способны перенести лишь крайне ограниченные отклонения от единства группы. Они напоминают секты: отбирают своих членов по особенным признакам,. ограничены по размерам и претендуют на полную личностную вовлеченность своих членов. Социальная сплоченность в них основана на том, что каждый участвует во всех сторонах групповой жизни, и подкреплена утверждением группового единства против любого инакомыслящего. Единственный способ решения проблемы инакомыслия здесь — добровольный или насильственный уход инакомыслящего.

       Группы, организованные по типу церкви и не вовлеченные в длительную борьбу с внешним врагом, обычно не претендуют на полную личностную вовлеченность участников и, поскольку не задают жестких критериев членства, обычно велики по численности. Они способны успешно противостоять внешнему давлению, демонстрируя гибкость структуры и наличие в ней области "терпимого конфликта".

     §  2.  .Роль  внешней  группы

     Группы, в особенности меньшинства, живущие  в конфликте и подвергающиеся гонениям, часто отвергают желание идти навстречу или терпимость, демонстрируемые противной стороной. Иначе исчезла бы четкость позиций в противостоянии, без чего невозможно продолжать борьбу... Таким образом, полная победа над врагами не всегда нужна... Победа снижает энергию, обеспечивающую единство группы, а тогда сказывается наличие постоянно действующих центробежных сил... В некоторых группах поиск врага для поддержания эффективного единства группы и осознания группой этого единства как жизненно важной ценности может быть даже проявлением политической мудрости.²⁶

     Развивая  мысль о том, что внешний конфликт увеличивает групповую сплоченность, Зиммель теперь утверждает, что борющиеся группы с этой же целью могут даже «привлекать» врагов на свою сторону. Поскольку длящийся конфликт есть условие выживания борющихся групп, они вынуждены постоянно его провоцировать.

     Более того, он полагает, что для повышения  внутренней сплоченности даже нет необходимости в реальном внешнем конфликте; необходимо лишь, чтобы в группе существовало или искусственно было создано ощущение внешней угрозы, побуждающей «сплотить ряды». Угроза может быть или не быть объективной реальностью, но группа должна ее ощущать. Социальное восприятие внешней угрозы может быть искажено, но его воздействие на группу может быть таким же, как неискаженное восприятие реальной угрозы.

     Поиск врагов, осуществляемый борющейся группой, похож на то, что Г. Олпорт называет «функциональной автономией мотивов» .

     Олпорт  утверждает, что мотивы, формирующиеся  изначально в процессе достижения определенной цели, могут продолжать действовать, хотя первоначальной цели уже не существует. Роберт Мертон использует сходную концептуальную схему для объяснения бюрократического ритуализма с его характерным смещением целей, в силу которого «инструментальная ценность становится конечной ценностью». Подобным образом, конфликт, в который вовлечена группа и который сначала рассматривается как средство достижения определенной цели, теперь становится целью сам по себе.

     Это заставляет вспомнить то, что говорилось выше о нереалистическом конфликте. Он руководствуется не стремлением достичь результата, а необходимостью снятия напряжения во имя сохранения структуры личности; точно так же и поиск врага группой имеет целью не достижение результата, а просто сохранение групповой структуры в ее рабочем состоянии.

       Я могу по этому поводу сказать,  что группы, отличающиеся тесными внутренними связями, значительной частотой взаимодействий и высоким уровнем личностной вовлеченности, имеют тенденцию к подавлению конфликтов. Частые контакты между членами таких групп придают большую насыщенность эмоциям любви и ненависти, что в свою очередь провоцирует рост враждебных настроений. Однако реализация чувства враждебности осознается как угроза сложившимся близким отношениям; это обстоятельство влечет за собой подавление негативных эмоций и запрет на их открытое проявление

     Даже  если исходный конфликт уже разрешен, борющиеся группы продолжают действовать согласно «закону, по которому они первоначально вышли на сцену». По словам Ч. Бернарда, «организация должна распасться, если она не может выполнить своей цели. Она также саморазрушается, если достигает своей цели.» Следовательно, чтобы избежать саморазрушения, надо найти новые цели. У Козера отмечено, что история фермерских движений в США демонстрирует много примеров, когда фермерские организации, изначально возникшие для борьбы с железными дорогами или элеваторами, выиграв борьбу, выдвигали новые требования и искали новых противников в политической сфере. С. Липсет в своем исследовании о Канадской федерации содружеств в Саскечеване показывает, что победа фермеров над конкретным противником ведет отнюдь не к исчезновению борющейся организации, а к расширению поля борьбы с другими противниками. История профсоюзов также демонстрирует множество подобных примеров.

     Исчезновение  изначального врага ведет к поиску новых врагов, чтобы группа продолжала участвовать в конфликте, сохраняя тем самым свою структуру, которая в отсутствие врага оказалась бы под угрозой распада⁴².

      Хочу  подчеркнуть, что «новый враг», которого эти группы на самом деле выбирают или угрозу со стороны которого преувеличивают, реально существует в отличие от «изобретенного»врага. Более того, провоцирование врага заявлениями о его «опасных намерениях» может иметь эффект «самоподтверждающегося пророчества»: «враг» может отреагировать таким образом, что станет действительно опасен для группы, как она о том и заявляла с самого начала.

     В этой связи было бы полезно исследовать  эволюцию конфликтных групп. Внимание следовало бы сосредоточить на группах, достигших изначально провозглашенных целей либо в результате победы в борьбе, либо потому, что цель, за которую они боролись, оказалась достигнутой без их вмешательства в результате объективных социальных преобразований. Задача состоит в объяснении того, почему некоторые из этих групп исчезают, в то время как другие преуспевают в поиске других «объектов ненависти», помогающих им сохранить себя.

     Такой «поиск внешнего врага» (или преувеличение реально существующей угрозы) служит не только сохранению структуры группы, но и усилению ее сплоченности в случае, если ей грозит ослабление единства или внутренние разногласия. Острота внешнего конфликта усиливает бдительность членов группы; она либо примиряет разногласия, либо ведет к согласованным действиям против инакомыслящих.²⁷

     Можно сказать, что   в группе, которая ориентирована на предотвращение откровенных демонстраций ненависти, все же вспыхивает социальный конфликт, он будет особенно острым по двум причинам. Во-первых, потому, что этот конфликт явится не только средством разрешения проблемы, послужившей для него непосредственным поводом, но и своеобразной попыткой компенсации за все накопившиеся обиды, которые до сих пор не получали выхода. Во-вторых, потому, что всеохватывающая личностная вовлеченность индивидов в дела группы приведет к мобилизации всех эмоциональных ресурсов, которыми они располагают. Следовательно, чем сплоченнее группы, тем интенсивнее ее внутренние конфликты.

     Естественным  результатом «поиска внешнего врага» является поиск внутреннего врага, если такие жесткие структуры терпят неудачу или сталкиваются с неожиданным усилением внешней угрозы.

       Хочу сказать, что группы склонны отрицать, что поражение в конфликте объясняется силой противника, поскольку это было бы признанием собственной слабости. Поэтому они ищут в собственных рядах «раскольников» виновных в нарушении единства и согласованности действий против врага. (Вспомним отношение к меньшевикам, троцкистам и бухаринцам в большевистской партии.) Так что в обществах, где жесткость структуры препятствует выражению реалистических конфликтов, постоянно существует тенденция объяснять поражение в войне внутренней «изменой». Миф о «ноже в спину» использовали немецкие националисты после Первой мировой войны; к нему вновь прибегло вишистское правительство для объяснения причин поражения Франции во Второй мировой войне. Это вариант поиска «козла отпущения»: хотя  поражение нанесено чужими, объект для ненависти ищут среди своих. Принесение в жертву тех, кто становится «козлами отпущения», снимает с группы вину за поражения и таким образом восстанавливает ее солидарность: лояльные члены вновь убеждены, что не группа повинна в неудаче, а лишь некоторые «предатели»; более того, теперь они могут подтвердить свою правоверность, объединившись против «предателей». В борющейся группе тот же самый процесс находит выражение в постоянном стремлении к очищению, а именно в «сплочении» против внутренней «угрозы».

     Искомый внутренний враг, как и провоцируемый  внешний враг, может существовать реально: это может быть диссидент, не согласный с какими-то сторонами жизни группы или групповых действий и потому рассматриваемый как потенциальный ренегат или еретик. Но можно «найти» и внутреннего врага, его можно просто изобрести для того, чтобы, объединившись в ненависти к нему, группа обрела столь необходимую ей социальную солидарность.

     Этот  механизм работает также и при  поиске внешнего врага: его можно изобрести с целью пробуждения социальной солидарности. Теорема Томаса, гласящая, что, «если люди определяют ситуацию как реальную, она реальна по своим последствиям», относится к изобретению врагов даже более, чем к поиску реального врага. Если люди воспринимают угрозу как реальную, хотя в действительности нет ничего, что могло бы подтвердить их мнение, угроза реальна по своим последствиям, и одно из этих последствий — усиление групповой сплоченности.²⁸

     Здесь в особенности интересует такой аспект механизма «козлы отпущения», как тип вымышленной угрозы, которую представляет собой жертва этого механизма. Антисемит оправдывает гонения на евреев , ссылаясь на их всевластие, агрессивность, мстительность. «Он видит в евреях все, что делает его несчастным: не только социальных угнетателей, но и собственные бессознательные инстинкты». Смешанный страх и даже ужас перед евреем — один из ключевых моментов сложного антисемитского синдрома. Эта вымышленная угроза приводит к «перегруппировке» антисемита посредством его присоединения к реальному сообществу людей, мыслящих сходным образом (как в Германии), или же к вымышленному псевдосообществу тех, кто ис пытывает такой же страх (как в Америке). В результате возникает своего рода иллюзорная общность всех тех, кому также «угрожают» евреи и кто потерял все, кроме общей «угрозы» в ожидании агрессивных действий евреев.

     Некоторые типы антисемитизма, как и другие формы предрассудков, выполняют важные функции для людей, страдающих от отсутствия коллективности, т. е. от потери сплоченности в обществе, которому они принадлежат. Антисемитизм создает «возможности псевдоориентирования в отчужденном мире». «Отчуждение [евреев] предоставляет, пожалуй, простейшую формулу борьбы против отчуждения в обществе». «Деколлективированный» индивид, направляя свою диффузную враждебность на конкретную цель и приписывая ощущаемую им угрозу группе, воплощающей эту цель, пытается обрести надежную точку опоры в мире, который в противном случае теряет для него смысл.

     «Внутренний враг» поставляется социальной системой в той мере, в какой выбор целей институализирован и поддерживается группой. Как отметил Т. Парсонс, «предубеждения существуют не только в виде индивидуальных реакций против групп, выступающих в качестве «козлов отпущения», но могут быстро стать частью групповой установки, т. е. частично институализироваться. Тогда вместо осуждения своей группой за наличие предубеждений человека наказывают за их отсутствие». «Дискриминация поддерживается не только прямой выгодой для тех, кто ее осуществляет, но также и культурными нормами, легитимирующими дискриминацию». Есть свидетельства того, что степень жесткости социальной структуры определяет степень институализации основанного на предубеждении (дискриминационного) поведения в отношении внутреннего врага. Это можно пояснить  с помощью нескольких примеров, которые рассматриваются в книге « Функции социального конфликта».