Психологическая характеристика политических обращений к населению

ht:18pt">Школьная дидактика формирует  наши представления о жизни. Это  особенно хорошо видно по урокам литературы, которые задают нашему сознанию начальные  стереотипы поведения.

Ярким примером дидактики в нашем  недалеком прошлом были политзанятия. Цель этих занятий состояла в том, чтобы наложить на жизнь определенную идеологизированную координатную сетку. Слушателю объясняли, например, что  общество состоит из классов, что  есть эксплуататоры и эксплуатируемые, что между ними существуют антагонистические  противоречия, что в основе экономической  жизни лежат производительные силы и производственные отношения и  т. д.

«Политграмота» была задумана как  дидактическое закрепление определенной политической идеологии, определенного  видения мира. Дидактика консервативна. Если символику можно ниспровергнуть, как можно отказаться от аксиомы, то заменить одну дидактику другой, одни громоздкие умственные построения другими достаточно сложно. Вот почему дидактика становится дисфункциональной, когда меняется аксиоматика, когда  ниспровергаются символы.

Ораторика и гомилетика пользуются данными дидактики как научно доказанными и общественно признанными  теоретическими положениями.  [11, стр. 60-63]        

Все же нас больше волнует политическая риторика.

Ключевым в политической риторики является понятие - политический дискурс, который представляет собой особую разновидность дискурса и имеет своей целью завоевание и удержание политической власти.

Дадим определение  понятию «дискурс».

Дискурс (фр. discours, англ. discourse, лат. discursus) - бегание взад-вперед; движение, круговорот, беседа, разговор. [4]

Однако, четкого и общепризнанного определения «дискурс», охватывающего все случаи его употребления,  не существует. [7]

Дискурс является объектом междисциплинарного изучения. Помимо лингвистики с исследованием  дискурса связаны такие науки  психология, философия и логика, социология, антропология и этнология, литературоведение, историография, теология, юриспруденция, педагогика, теория и  практика перевода, политология и др. [10]

Таким образом, мы изучили такие  понятия как «риторика», «дискурс», «политический дискурс», ознакомились с историей возникновения данных понятий и наук, их развитием и  совершенствованием. Кроме того, были изучены понятия, методы и средства убеждения и аргументации в политическом дискурсе. Основной категорией изучения риторики является категория убеждения. Как выяснилось, и само убеждение  подразделяется на несколько видов: ораторику, гомиолетику, символику, дидактику.

Центральным понятием политической лингвистики  является понятие политический дискурс, главной целью которого является завоевание, сохранение и осуществление  политиком политической власти. Неотъемлемой частью политического дискурса является аргументация. т. к. чтобы привлечь слушателя или читателя на свою сторону нужно четко аргументировать свою позицию, убедить слушателя или читателя в своей правоте. Убедительная речь мотивирует, изменяет мнение или укрепляет существующее убеждение, стремится побудить слушателя к действию.  

На основании вышеизложенного, мы можем сделать вывод: риторика и дидактика привлекали внимание ученых не только несколько тысячелетий тому назад, когда умение красиво и правильно говорить, убеждать, доказывать свою точку зрения являлось главным достоинством образованного человека, но также эта тема остается актуальной и  по сей день. Сегодня правильно излагать свою позицию, умение склонить на свою сторону особенно важно именно для политиков, поскольку от умения убеждать своих избирателей и оппонентов зависит их успех и положение на политической арене. 

Психологические особенности  политического обращения

В предыдущей главе мы отметили, что политик в своей речи использует разные стратегии для завоевания доверия аудитории. Теперь, рассмотрим фундоментальный компонент политического обращения – внушение.

Внушение это один из способов воздействия  одних лиц на других, которое производится намеренно или ненамеренно со стороны воздействующего лица и  которое может происходить или  незаметно для внушаемого лица, или  даже  с его ведоме и согласия. [1]

Если давать более общее определение, то можно сказать, что внушение представляет собою непосредственное «прививание» тех или других психических состояний  от одного лица к другому. «Иначе говоря, внушение есть ничто иное, как вторжение  в сознание или прививание к нему посторонней идеи без прямого  непосредственного участия в  этом акте "я" субъекта, вследствие чего последнее в большинстве  случаев является или совершенно, или почти безвластным его  отринуть и изгнать из сферы сознания даже при том условии, когда оно  сознает его нелепость. Проникая в сознание без активного участия "я" субъекта, внушение остается вне  сферы личного сознания, благодаря  чему и все дальнейшие его последствия  происходят без контроля "я" и  без соответственной задержки. Благодаря  этому внушение приводит к появлению  той или другой навязчивой идеи, к осуществлению положительных  и отрицательных галлюцинаций, или  же вызывает развитие психически обусловленной  судороги, контрактуры, паралича и т.п». [1]

Таким образом, мы определили основные понятие психологического воздействия: внушение и убеждение. Теперь рассмотрим эти понятия в рамках политического  дискурса.

Общественное предназначение политического  дискурса состоит в том, чтобы  внушить адресатам – гражданам  сообщества – необходимость «политически правильных» действий или оценок. Иначе говоря, цель политического  дискурса – убедить, пробудив в адресате намерения, дать почву для убеждения  и побудить к действию 2, стр. 39]. Поэтому эффективность политического дискурса можно определить относительно этой цели.

Речь политика (за некоторыми исключениями) оперирует символами [2, стр. 39], а ее успех предопределяется тем, насколько эти символы созвучны массовому сознанию: политик должен уметь затронуть нужную струну в этом сознании; высказывания политика должны укладываться во «вселенную» мнений и оценок (то есть, во все множество внутренних миров) его адресатов, «потребителей» политического дискурса.

Далеко не всегда такое внушение выглядит как аргументация: пытаясь  привлечь слушателей на свою сторону, не всегда прибегают к логически  связным аргументам. Иногда достаточно просто дать понять, что позиция, в пользу которой выступает пропонент, лежит в интересах адресата.

Защищая эти интересы, можно еще  воздействовать на эмоции, играть на чувстве  долга, на других моральных установках. (Впрочем, все это может так  и не найти отзыва в душе недостаточно подготовленного интерпретатора.) Еще  более хитрый ход – когда, выдвигая доводы в присутствии кого-либо, вовсе не рассчитывают прямолинейно воздействовать на чье-либо сознание, а просто размышляют вслух при  свидетелях; или, скажем, выдвигая доводы в пользу того или иного положения, пытаются – от противного – убедить  в том, что совершенно противоположно тезису, и т.п.

Любой дискурс, не только политический, по своему характеру направленный на внушение, учитывает систему взглядов потенциального интерпретатора с целью  модифицировать намерения, мнения и  мотивировку действий аудитории. Как  в свое время отмечал А.Шопенгауэр, искусство убеждения состоит  в умелом использовании едва заметно  соприкасающихся понятий человека. Именно благодаря этому и совершаются  неожиданные переходы от одних убеждений  к другим, иногда вопреки ожиданиям самого говорящего [2, стр. 39]

Успех внушения зависит, как минимум, от установок по отношению к пропоненту, к сообщению в речи как таковому и к референтному объекту [2, стр. 39].

Первый вид установок характеризует  степень доверчивости, симпатии к  пропоненту, а завоевание выгодных позиций в этой области зависит  от искусства говорящего и от характера  реципиента (ср. патологическую доверчивость на одном полюсе и патологическую подозрительность на другом). Изменить установки адресата в нужную сторону  можно, в частности, и удачно скомпоновав  свою речь, поместив защищаемое положение  в нужное место дискурса. Только создав у адресата ощущение добровольного  приятия чужого мнения, заинтересованности, актуальности, истинности и удовлетворенности, оратор может добиться успеха в этом внушении [2, стр. 39].

Люди всегда чего-то ожидают от речи своих собеседников, что сказывается  на принятии или отклонении внушаемых  точек зрения. Речевое поведение, нарушающее нормативные ожидания уместных видов поведения, может уменьшить  эффективность воздействия (если неожиданность  неприятна для реципиента) или  резко увеличить ее – когда  для адресата неожиданно происходит нечто более приятное, чем ожидается  в норме.

Различаются ситуации с пассивным восприятием, с активным участием и с сопротивлением внушению со стороны адресата.

При пассивном восприятии внушения адресаты ожидают, что уровень опасений, глубина затрагиваемых мнений и интенсивность речевого внушения будут соответствовать норме. Лица, пользующиеся большим доверием, могут тогда обойтись и малоинтенсивными средствами, резервируя более сильные средства только на случай, когда нужно ускорить воздействие. Остальным же пропонентам показаны средства только малой интенсивности. Кроме того, от мужчин обычно ожидают более интенсивных средств, а от женщин – малоинтенсивных. Нарушения этой нормы – речевая вялость мужчин и неадекватная грубость и прямолинейность женщин, – шокируя аудиторию, снижают эффект воздействия. А страх, вызываемый сообщением о том, что неприятие внушаемого тезиса приведет к опасным для адресата последствиям, часто способствует большей восприимчивости к различным степеням интенсивности воздействия: наибольшая восприимчивость тогда бывает к малоинтенсивным средствам, а наименьшая – к высокоинтенсивным. Причем малоинтенсивная атака более эффективна для преодоления сопротивления внушению, к которому прибегают после поддерживающей, опровергающей или смешанной предподготовки.

В ситуации с активным восприятием внушения реципиент как бы помогает убедить себя, особенно если он надеется, что все происходит в его интересах. Наблюдается прямое соотношение между интенсивностью используемых речевых средств в активно осуществляемой атаке и преодолением сопротивления, являющегося результатом поддерживающей, опровергающей или смешанной предподготовки.

Когда же адресат активно сопротивляется внушению, имеем большое разнообразие случаев. Если имела место предварительная обработка, «внушительность» основной атаки обратно пропорциональна эффективности подготавливающих высказываний. Опровергающие предварительные действия исподволь предупреждают адресата о природе предстоящих атак. Поэтому, если атакующие высказывания не нарушают ожиданий,

cозданных опровергающим предварительным действием, сопротивляемость внушению бывает максимальной. Если же языковые свойства атакующих высказываний нарушают ожидания, выработанные в результате «опровергательной подготовки» (либо в позитивную, либо в негативную сторону), сопротивляемость уменьшается.

Когда адресату предъявляют более  одного довода в пользу одного и  того же тезиса, оправданность или  неоправданность ожиданий при первом доводе воздействует на принятие второго  довода. Поэтому, если речевые ожидания нарушены позитивно в результате первого довода, то этот довод становится внушительным, но изменение отношения  к исходной позиции происходит только после предъявления последующих  доводов, поддерживающих все ту же позицию, направленную против сложившейся установки. Когда же речевые ожидания в результате первого довода нарушены в отрицательную  сторону, этот довод внушительным не бывает, но зато адресат более склонен  поверить аргументам из последующей  речи, аргументирующей в пользу того же тезиса, направленного против сложившейся установки.

Итак, политический дискурс, чтобы  быть эффективным, должен строиться  в соответствии с определенными  требованиями военных действий. Выступающие  обычно предполагают, что адресат  знает, к какому лагерю относится, какую  роль играет, в чем эта роль состоит  и – не в последнюю очередь  – за какое положение выступает («аффирмация») и против какого положения  и какой партии или какого мнения («негация»), ср. [2, стр.41]. Принадлежность к определенной партии заставляет говорящего:

– с самого начала указать конкретный повод для выступления, мотив  «я говорю не потому, что мне хочется  поговорить, а потому, что так  надо»;

– подчеркнуть “репрезентативность” своего выступления, указав, от лица какой  партии, фракции или группировки высказывается данное мнение;

– мотив «нас много»; поскольку  коллективное действие более зрелищно, чем отдельное выступление, часто предусматриваются поддерживающие действия со стороны единомышленников;