Анализ суицида под углом зрения взаимоотношения человека

      Подведем предварительные итоги:  историко-культурологическое

    исследование  феномена самоубийства вне конкретного социального

    контекста  приводит к своеобразному "тупику" многознания, которое, по

    мысли  древнего философа Гераклита, "уму  не научает", однако оно с

    очевидностью  обнаруживает индивидуалистический  характер самонасилия

    даже  в альтруистических суицидальных  актах, даже под гнетом

    обезличивающей  статистики советского периода  в нашей стране. Сквозь

    толщу  условностей, обрядов, обычаев,  традиций проступает биение

    живого  пульса личности, помещающей себя  в рискованные обстоятельства

    ("пограничную  ситуацию" между жизнью и смертью). Путеводной же

    звездой  такой личности выступают специфика  человеческого сознания,

    его  способность к рефлексии, связанность  в нем интеллекта с волевым

    началом  (или "практический разум", в  терминах И. Канта).

      Не случайно в своих оригинальных  исследованиях современный

    английский  ученый Р.Дж.Фрей различает суицид и смерть от

    самоповреждения,  ставя проблему следующим образом:  всякое ли

    самоубийство  действительно само-убийство, так как изначально можно

    рассматривать  суицид и в узком и в широком планах. С точки зрения

    Фрея, харакири — это, безусловно, самоубийство как самоисполнение

    задуманного  заранее акта смерти. Но вот,  если, к примеру, Джон

    бросился  под поезд, то убивает его  поезд, а он только поместил  себя в

    рискованные  обстоятельства равносильно тому, как если бы он взял

    билет  на самолет, который в полете  бы разбился, хотя он об этом  и не

    догадывался3.

      Загадка суицидального сознания  — это та область, в которой  может и

    должна  проявить себя современная философская  теория, учитывая,

    конечно,  достижения исследователей во  всех возможных аспектах

    рассмотрения  данного мрачного явления.

      Исследования последних лет, проведенные  в нашей стране А.Г.

    Амбрумовой, В.А. Тихоненко, Л.Л. Бергельсон и др., также выдвинули

    перед  современными суицидологами проблему  о спорном понимании

    самоубийства  как сугубо аутоагрессивного акта психически больного

    человека, убедительно указав на то, что  значительная часть

    самоубийств  совершается психически здоровыми  людьми в результате

    социально-психологической  дезадаптации личности в условиях

    "микросоциального конфликта".

      Необходимо отметить, что, как  мне представляется, микроконфликт

    может  стать макроконфликтом, если использовать оценку социальной

    регулируемости  поведения личности, данную в начале нашего века

    Дюркгеймом. В частности, с точки зрения  известного французского

    социолога,  для защиты общества от всплесков  массового суицида

    необходимо  отчетливо представлять зависимость  сознательного покушения

    на свою  жизнь от степени социальной  интегрированности личности.

    Имеется  в виду как возможность жесткой,  предельной регуляции

    поведения личности со стороны общества (например, наличие

    пенитенциарных  учреждений — от тюрем до исправительных учебных

    учреждений; в древности — существование  института рабства, в России  —

    крепостничества), когда следствием выступает фаталистический  тип

    самоубийства, так и слабая регуляция персонального  поведения

    (заброшенность  детей в семье. отсутствие уголовной наказуемости

    суицида  в обществе), следствием которой  является "анемический суицид"

    (особенно  в среде подростков, эффект разобщенности,  отчуждения).

      Обе крайности, по мысли Дюркгейма,  одинаково опасны в плане

    провоцируемости сознательного суицида. Подтверждает данную мысль и

    существование  как эгоистического, так и альтруистического  характера

    самоубийства, которое совершают либо асоциальные  личности, либо

    излишне интегрированные (например, солдат-самоубийца, бросившийся на

    гранату,  спасая жизнь своего товарища).

      В этой связи интересно рассмотреть  природу сознательного суицида  не

    только  в плане конфликта личности  с обществом, но и в плане

    асоциального  характера соотношения личности  и ее биологической нормы,

    учитывая  существование таких суицидальных  констант, как пол, возраст

    самоубийц,  а также время суток и сезон  совершения этого страшного

    деяния.

      Давно уже принято считать  одним из фундаментальных теоретических

    вопросов  социологии и одновременно суицидологии существование ряда

    социальных (демографических) констант, в число  которых входит

    странное  соотношение 1:3, означающее, что в  мире на одну женщину-

    самоубийцу приходится в среднем трое мужчин (не означает ли это

    эволюционное  сохранение той особенности, что  более рациональная

    природа  мужчины склонна к сознательному  суицидальному акту в большей

    степени,  чем "хаотическая", более защищенная  инстинктом

    самосохранения  и сохранения рода природа  женщины?).

      Философы и математики, инженеры  и социологи пытаются обнаружить

    приемлемые  для науки методики исследования  загадочных соответствий.

    Поиски  ведутся в области открытия  законов самоорганизации строения  и

    динамики  социума, в области изучения  влияния на человека

    генетических, географических, космических факторов, а также в области

    раскрытия  законов числовой гармонии мира. Например, по расчетам

    создателя  "модульной теории социума"  А.А. Давыдова получается, что  от

    несчастных  случаев, самоубийств и убийств  в мире погибает в среднем  8

    из 10 000 человек, что, по расчетам ученого,  соответствует функции

    коллапса. Таким образом, суицид вносит  свою печальную лепту в

    саморазрушение  той системы, которую мы называем  человечеством, он

    также  обнаруживает страшную тенденцию  обратной эволюции в развитии

    всего  живого в XXв., постоянно недооцениваемую современными

    политиками  из-за отсутствия у них менталитета  глобальности.

      Кроме того, что суицид — преимущественно  мужское явление, хотя

    женщины  и опережают мужчин по числу  суицидальных попыток, он еще  и

    явление  молодое, так как суицидальный  возраст без различия пола,

    национальности, места проживания — 19—40 лет,  т.е. период наибольшей

    жизненной  активности человека. Коррективы  в эту константу не внес  ни

    помолодевший  суицид в США и Европе, начиная  с конца 60-х годов нашего

    века, ни  искаженная статистика советского  периода в нашей стране, ни

    культурологические  исследования истории анализируемого  феномена.

    Например, когда в странах Европы, США,  Канаде, Японии и Австралии

    стал  наблюдаться неизменный рост  суицидальных попыток в молодежной

    среде,  а смертность от самоубийства  стала третьей ведущей причиной

    ухода  из жизни молодых людей в  возрасте от 14 лет и старше, то

    суицидальный  всплеск опять-таки пришелся на  наиболее "сознательный"

    возраст  (сохраняется и по сей день) — от 20 до 24 лет.

      Время и сезон сознательного суицидального деяния не менее странны

    по своим  ведущим характеристикам. Ф.Ницше,  Н.В.Гоголь, М.М.Пришвин не

    однажды  отмечали особое влияние на  психику человека "слепящего"

    полдня. Именно полдень составляет наиболее  опасное в плане

    суицидальных  попыток время суток. Недавно  опубликованная в газете

    "Труд" заметка так и называлась: "Роковые  шаги при свете дня".

    Очевидно, что не мрачные "подвалы"  бессознательного, а напротив,

    отчетливая  ясность сознания с большей  вероятностью может стать

    опасным  провокатором суицида в дневные  и утренние часы, чем если бы

    акт  самонасилия совершался ночью.

      В работе "Земля в объятиях  солнца" выдающийся русский космист

    А.Л.Чижевский  писал о причинах "весенних  кризисов" в человеческом

    сообществе. Ученый пришел к обескураживающему выводу: человек сводит

    счеты  с жизнью чаще всего тогда,  когда "внешняя природа"  менее всего

    располагает  его к смерти в психологическом  и экономическом отношении,

    в частности  не только сезон (весна), но  и благоприятные климатические

    условия  (не холод или жара), а умеренный  климат Центральной Европы,

    например, выступает в качестве суицидального  провокатора. Чижевский

    настаивал  на том, что воздействие окружающей  среды на нашу психику

    несравненно  глубже, чем это обычно представляется  с позиций

    последовательного  антропоморфизма. Он сделал вывод  о

    предрасположенности  живого организма в периоды  сезонной солнечной

    активности  к резким и бурным психическим  переживаниям, включая

    суицид. Ученый констатировал, однако, что  только крайний

    индивидуализм,  подкрепленный рядом внешних  влияний, может стать

    основанием  возникновения психической эпидемии  в форме коллективного

    самоубийства (он руководствовался, рассуждая от противного,

    представлением  о том, что в периоды "бури  и натиска", т.е. в периоды

    существования  социальных катаклизмов, число  самоубийств резко

    снижается,  коллективное сознание как бы "съедает" индивидуальность).

    Таким образом, даже такая суицидальная константа, как сезон (весна,

    начало  лета), указывает не только на  внешний характер влияния

    жизненных  обстоятельств на сознание самоубийцы, но и на глубоко

    личностный, внутренний характер специфического суицидального

    индивидуализма (эгоцентризма)4.