Сексуализация мышления

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Содержание:

Введение с.3

1. Зарождение сексуализации (Фуко). Сращение тела с духом. с.5
2. Сексуализация (инстинктуализация). с.9
3. Сексуализация детского сознания и ее последствия. с.11
4. Сексуализация и семья. с.13

Заключение с.15

Источники с.16 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Введение 

    Touch me, touch me now, - стенает позабытая, во всяком случае мной, певица восьмидесятых годов. Имени ее я не помню, да это и не так важно. Не вдаваясь в подробности дальнейшего текста, остановимся только на данном призыве - "Прикоснись, прикоснись ко мне!" - и постараемся пофантазировать: к чему призывает своего визави певица.

    К сексу? К дружескому похлопыванию по плечу? Или к нежному прикосновению, означающему лишь заботу и понимание? Теперь подумаем: а что для нас означает такая немаловажная область нашей жизни, как телесное общение? Способны ли мы правильно пользоваться своим телом в общении с другими людьми и адекватно реагировать на прикосновения других? Чтобы понять, что представляют собой телесные контакты, а также узнать о самых распространенных ошибках нашего восприятия телесности, обратимся к опыту беатотерапии.

    Слово беатотерапевта. Прикосновения - удивительная по своей значимости сторона нашей  жизни. Телесный язык - это первый язык взаимодействия человека с миром, ведь рождаясь, человек тут же попадает в мир прикосновений. Можно сказать, что то, какие мы сегодня, и наше отношение к жизни - во многом зависят от того, какой телесный опыт мы вобрали в себя в детстве.

    Не  случайно, последние исследования психологов доказывают, что младенцы развиваются намного лучше, если присутствует частый телесный контакт с любящими матерью или отцом.

    Некоторые из нас навсегда сохранили в себе память о жестоких или жестких  прикосновениях, некоторые - о ласковых, нежных и щадящих. И сейчас мы даже не подозреваем, что часто, выбирая свою вторую половину, мы руководствуемся теми телесными впечатлениями, которые получили в детстве. Где-то в глубинах нашего бессознательного навсегда остались впечатления от того, как нас баюкали, прижимали к сердцу, мыли, причесывали и т.д. Это был огромный мир, с помощью которого мы познавали себя и близких.

    Но  в какой-то момент для многих людей  уникальный мир телесного общения  начинает суживаться исключительно  до сексуального аспекта. Такие люди неадекватно будут реагируют на чужие прикосновения, для них любое прикосновение сродни змеиному укусу: страшно, хочется отпрыгнуть и непонятно, что делать дальше. Либо они впадают в другую крайность - воспринимают прикосновение исключительно как приглашение в постель. Конечно, это связано и с тем, что многие телесные проявления в обществе табуированы, особенно в тоталитарных государствах, где прилюдные поцелуи могут позволить себе только "генсеки".

    Сексуализация мышления реализует себя как в массовой культуре сегодняшнего дня, так и в культуре "элитной", проявляется не только в духовной деятельности, но и в бытовой сфере существования нашего современника. Но означает ли это полный разрыв с духовными исканиями классической эпохи? Или если эта связь всё-таки сохранилась, однозначно ли она строится только по принципу "от противного", направлена на разрушение и деконструкцию, что уже традиционно приписывается современному авангарду и постмодернизму? 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Зарождение  сексуализации –  Фуко.

Сращивание  тела с духом. 

    Важнейший аспект общей позиции Фуко, окрашивающий все его концепции становления  современного субъекта в специфические  цвета, - это, условно говоря, акцентированная  сексуализированность его мышления. литературоведчески-политическая его сторона наиболее радикальным образом была разработана его несомненными последователями в этом отношении - Делезом и Гваттари. следует отметить лишь тот любопытный факт, что эти исследователи выявили и развили данную тенденцию Фуко на основе его работ раннего и среднего периода, и лишь впоследствии сам Фуко стал создавать свой грандиозный цикл трудов, объединенных общим названием "История сексуальности". Тут, очевидно, можно поставить вопрос о влиянии Делеза и Гваттари на окончательное оформление восприятия Фуко современной истории как истории сексуальности ("Анти-Эдип" Делеза и Гваттари вышел в 1972 г., а первый том "Истории сексуальности" Фуко - "Воля к знанию" в 1976 г.). Что же касается специфики позиции Фуко в этом плане, то она сводится к следующему. Изучая историю прежде всего как историю становления сознания человека, он рассматривал его с точки зрения формирования человеческой субъективности, развитие же последней принципиально обуславливал фактором возникновения сексуальности в современном ее понимании.  

    Если  классическая философия разрывала  дух и плоть конструируя в "царстве  мысли автономный и суверенный трансцендентальный субъект как явление сугубо духовное, резко противостоящее всему телесному, то усилия многих влиятельных мыслителей современности, были направлены на теоретическое "скрещивание тела с духом", на доказательство постулата о неразрывности чувственного и интеллектуального начал. Эта задача решась путем "внедрения чувственного элемента в сам акт сознания утверждения невозможности "чисто созерцательного мышления" вне чувственности, которая объявляется гарантом связи сознания с окружающим миром.  

    В результате было переосмыслено и  само предоставление о "внутреннем мире" человека, поскольку с введением понятия "телесности сознания" различие в классической философии между духом и плотью, "внутренним" и "внешним" оказывалось "снятым", по крайней мере в теории.

    Перед нами - довольно распространенная "фантасциентема" современной философско-литературоведческой рефлексии, породившая целый "веер" самых различных теоретических спекуляций. Достаточно вспомнить "феноменологическое тело" М. Мерло-Понти как специфическое "бытие третьего рода", обеспечивающее постоянный диалог человеческого сознания с миром и благодаря зтому чувственно-смысловую целостность субъективности. Для Мерло-Понти источник любого смысла кроется в человеческом одушевленном теле, одухотворяющем мир, образующем вместе с ним "коррелятивное единство". В этом же ряду находятся "социальное тело" Делеза, "хора" как выражение телесности "праматери-материи" Кристевой и, наконец, "тело как текст" Барта - это лишь немногие, хотя, возможно, и самые влиятельные примеры того литературоведческого теоретизирования, на которое обычно ссылаются современные западные критики и под воздействием которых формируется сегодняшняя наука о литературе в ее поструктуралистко-постмодернистском варианте. Далеко не последнюю роль в разработке этой концепции сыграл и Фуко.  

    Введение  принципа "телесности" повлекло за собой (или, вернее, усилило и без того давно проявившиеся) три тенденции. Во-первых, "растворение" автономности н суверенности субъекта в "актах чувственности", т.е. в таких состояниях сознания, которые находятся вне власти волевого сознания. Акцентирование аффективных сторон чувственности обусловило обостренный интерес к патологическому ее аспекту. И, наконец, сексуальность как наглядно-концентрированное проявление чувственности выдвинулась на передний план практически у всех постструктуралистов и стала заметно доминировать над всеми остальными ее формами. В принципе этим можно объяснить и интерес к литературе "отрицательных аффектов" (де Саду, Лотреамону, Арто, Кафке и проч.), который демонстрирует современное литературоведение прежде всего в его постструктуралистском и постмодернистском вариантах. Несомненно также, что сама концепция сексуализированной и эротизированной телесности формировалась в русле фрейдистских (или неофрейдистских) представлений, по-своему их развивая и дополняя.  

    Именно  Фуко уже в своих ранних работах задал те параметры сексуализированного характера чувственности, которые стали столь типичными для постструктуралистского теоретизирования. Его вклад в развитие концепции "телесности" заключается прежде всего в том, что он стремился доказать непосредственную взаимообусловленность социальных и телесных практик, формирующих, по его мнению, исторически различные типы телесности. Главное, что он попытался обосновать в первом томе "Истории сексуальности", - это вторичность и историчность представлений о сексуальности. Для него она - не природный фактор, не "естественная реальность", а "продукт", следствие воздействия на общественное сознание системы постепенно формировавшихся дискурсивных и социальных практик, в свою очередь явившихся результатом развития системы надзора и контроля за индивидом. По Фуко, эмансипация человека от деспотичности форм власти, сам факт складывания его субъективности является своеобразной формой "духовного рабства", поскольку "естественная" сексуальность человека сформировалась под воздействием феномена "дисциплинарной власти". Как пишет Автономова, "современный индивид, его тело и душа, изучающие его гуманитарные науки, - это порождение одновременно действующих механизмов нормирования и индивидуализации (чем анонимнее власть, тем "индивидуализированнее" ее объект...)".  

    Фуко  утверждает, что люди обрели сексуальность  как факт сознания только с конца  ХVII столетия, а секс - начиная с XIX, до этого у них было всего лишь понятие плоти. При этом формирование сексуальности как комплекса социальных представлений, интериоризированных в сознании субъекта, ученый связывает с западно-европейской практикой исповедипризнания, которую он понимает очень широко. Для него и психоанализ вырос из "институализации" исповедальных процедур, характерных для западной цивилизации. Как пишет Саруп, "под исповедью Фуко подразумевает все те процедуры, посредством которых субъекты побуждались к порождению дискурсов истины, способных воздействовать на самих субъектов". В частности, в Средние века священники, считает Фуко, во время исповеди интересовались лишь сексуальными поступками, а не мыслями людей, так как в общественном сознании секс связывался исключительно с телом человека. Начиная с периода Реформации и Контрреформации "дискурс сексуальности" приобрел новую форму: священники стали исповедовать своих прихожан не только в делах, но и в помыслах. В результате чего и сексуальность стала определяться в терминах не только тела, но и ума. Возникший дискурс о "греховных помыслах" помог сформировать как и само представление о сексуальности, так и способствовал развитию интроспекции - способности субъекта к наблюдению за содержанием и актами собственного сознания. Формирование аппарата самосознания и самоконтроля личности способствовало повышению уровня его субъективности, самоактуализации "Я-концепции" индивида. Таким образом, как подчеркивает Фуко, хотя исповедь как средство регулирования поведения человека, вместе с другими мерами контроля на фабриках, в школах и тюрьмах, являющимися различными формами дискурсивных практик (особенно эти процессы, по его мнению, были характерны для ХVIII в.), служили целям воспитания послушных, удобоуправляемых, "покорных и производительных" тел и умов, т. е. были орудием власти, они при этом давали побочный эффект "дискурса сексуальности", порождая субъективность в современном ее понимании.В этом, по Фуко, заключается позитивный фактор власти, которая, хотя и способствовала появлению в своих целях новых видов дискурсивных практик, однако тем самым создавала "новую реальность", новые объекты познания и "ритуалы" их постижения, "новые способности". Этот позитивный аспект трактовки Фуко понятия "власти" особенно заметен в его работах "Надзор и наказание" и "Воля к знанию".  

      
 

    Если  попытаться выделить основной узел вопросов, которыми Фуко занимался на протяжении всего своего творческого пути: проблему отношения "нормального" человека к "безумию", проблему "дисциплинарной власти" и проблему отношения человека к собственной сексуальности, - то действительно придется признать правоту французского ученого, утверждавшего, что в центре его интересов всегда стояла проблема субъекта. Однако сама ее трактовка менялась с течением времени. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Сексуализация (инстинктуализация) 

    Некоторые авторы, пишущие о защитных процессах, включили бы сексуализацию в концепцию отреагирования, поскольку ее действие обычно принимает форму  
отыгрывания. Но сексуализация возможна без отреагирования вовне (процесс, который более точно можно было бы назвать эротизацией), а частично из-за того, что понятие с таким общим и интересным смыслом заслуживает особого внимания.

              Изначально Фрейд полагал, что  в основе всех видов человеческой  деятельности фактически лежит  базальная сексуальная энергия  - сила, которую он описывал как либидо. (Позже в своих теоретических изысканиях, находясь под впечатлением от размеров человеческой деструктивности он решил, что агрессивные стремления являются столь же фундаментальными и мотивирующими. Однако большая часть лексики его клинической теории происходит с того времени, когда Фрейд еще не изменил своего взгляда.) Одним из следствий его биологической, базирующейся на драйвах, психологической теории явилась тенденция рассматривать сексуальное поведение как выражение первичной мотивации, ни из чего не происходящей и ни от чего не зависящей. Объективно говоря, сексуальность является сильной динамической основой в человеческих существах, и человеческое сексуальное поведение во многих случаях можно приравнять к соответственно направленному выражению желания продолжения рода.

              Клинический опыт и исследовательская  работа (Stoller, 1968, 1975, 1980, 1985; Money, 1980, 1988) спустя  многие годы работы Фрейда  удивили большинство психоаналитически  ориентированных ученых тем, в  каких масштабах сексуальная фантазия и активность используются как защита для управления тревогой, сохранения самоуважения, нивелировки стыда или отвлечения от чувства внутренней умерщвленности.