Сниженная лексика английского языка и ее перевод на русский язык

     Пытаясь решить проблему дефиниции лексики  разговорного регистра, в предисловии к немецко-русскому словарю разговорной лексики В.Д. Девкин дает такие определение понятию «разговорность»:

1. «Разговорность» – это традиционное, весьма условное и собирательное название того, что противопоставлено идеально правильному, непогрешимому образцово-показательному культурному стандарту. Отступление от этой эталонности может быть разной степени – минимальным (без нарушения литературности), среднесниженным, заметным (фамильярный слой) и значительным (грубая и вульгарная лексика) [Девкин  1994: 12].
2. Разговорно окрашенная лексика отличается от нейтральной своей некоторой сниженностью (оценочного, этического и эстетического порядка) и типична для неофициальной среды общения [Девкин  1994: 12].

      В лексикографии можно встретить  также следующие определения данных понятий:

1. Разговорная лексика  – это весь лексический фонд обиходной речи [Руофф 1981: 36].
2. Разговорная лексика – это лексика, употребляемая в обиходно-бытовом диалоге, свойственном устной речи [Попов, Валькова и др. 1978: 99].
3. Н.И. Гез относит к разговорному стилю как лексику нейтрального или общеупотребительного стиля, так и слова с эмоционально-экспрессивной окраской (ласкательные, бранные, иронические, шутливые и т.д.) [Гез 1974: 74].

     Среди всех, рассмотренных нами дефиниций  разговорной лексики, при всем их многообразии и широте толкования термина, мы можем отметить несколько характерных  положений, которых мы будем придерживаться, говоря о разговорной/сниженной лексике:

1. разговорная лексика противопоставлена литературному языку;
2. разговорная лексика харатеризуется сниженностью своего состава по отношению к литературному языку;
3. разговорная лексика функционирует в быту, в стихии свободного общения, вне официальных норм языка.

   Характерен  также тот факт, что исследователи  английского языка

предпочитают  говорить не о разговорной или  сниженной лексике, а – о неформальной или же сленге [Борисова 2002; Заботкина 1989 и др.].  
 

1.3 Классификационные стратегии разговорной лексики 

   Многоаспектность  такого понятия как «разговорная лексика» объясняет наличие разных подходов к ее классификации. Однако, несмотря на неоднозначный подход исследователей, можно сказать, что по семантическому признаку различают несколько разрядов сниженной лексики:

1. констатирующие номинации лица, обозначающие негативную с точки зрения интересов общества (или его большинства) деятельность, занятия, поступки, поведение кого-либо: operator ‘вор, мошенник, карманник’; junker ‘наркоман, сидящий на игле, особенно на героине’; bottom woman ‘проститутка’;
2. слова и словосочетания, в самом значении которых при констатирующем характере семантики, содержится негативная оценка деятельности, занятий, поведения кого-либо, сопровождаемая экспрессивной окраской: trash ‘вандал’, whore-hoper ‘ходок, потаскун, сперматозавр’; lude ‘«Кваалюд», торговая марка наркотика-депрессанта, «снижающего», снимающего действие возбуждающих наркотиков’;
3. зоосемантические метафоры, содержащие, как правило, негативные оценки адресата речи и грубую экспрессию неодобрения, презрения, пренебрежения: ape ‘негр, горилла’; cow ‘корова, некрасивая и толстая женщина’;
4. слова, обозначающие действия или качества, свойства кого-либо или чего-либо. Среди таких слов есть слова констатирующей семантики и слова оценочные, с яркой экспрессивной окраской: shit ‘чёрт, дерьмо, лажа’, bubs ‘буфера, большие женские груди’;
5. слова и словосочетания, в самом значении которых заключена негативная (бранная) оценка кого-либо как личности, с достаточно сильной негативной экспрессией: shit-head ‘дурак, говнюк’; dingey ‘негритос’; puta ‘путана, проститутка, давалка’ [Ротенберг, Иванова 1994].

   По  сфере употребления разговорная  лексика обозначается в англо-русских словарях следующими пометами:

1. помета «прост.» обозначает «лексику малокультурной городской среды, известную и употребительную, в отличие от диалектной, повсеместно» [Кожина 1993: 127]. Лексемы, относимые к просторечиям: whozat? ‘who is that?’;  wassamatter? ‘what is the matter?’;
2. помета «диал.» маркирует слова народных говоров, не входящие в словарный состав литературного языка и ограниченные в своём употреблении определенной территорией: If yoh see a policeman warn da brotha! (ямайский английский) ‘If you see a policeman warn the brother!’;
3. помета «жарг.» указывает на слова, не входящие в состав литературного языка, с помощью которых отдельные профессиональные группы обозначают предметы и явления уже имеющие свои наименования в общеупотребительной лексике языка: over the hill ‘смывшийся из тюрьмы’; fumtu  ‘затраханный’ – тюремный жаргон;
4. помета «сленг» сопровождает слова, противостоящие традиционно официальному, общепринятому языку, понятному лишь представителям сравнительно узкого круга лиц, принадлежащих к той или иной группе, которая ввела в обиход данное слово или выражение: hay-eater ‘белый человек’, suede ‘чёрный’ – негритянский сленг.

   По  степени сниженности разговорных лексем известна классификация

В. Д. Девкина, который выделяет:

1. фамильярную лексику (словарная помета «фам.» маркирует фамильярность, фривольность, подчеркнутую «несалонность» выражения, типичную для среды близких знакомых);
2. грубую лексику (помета «груб.» указывает на не эстетическое, антиэтическое понятие, на то, что обычно передают эвфемизмами);
3. вульгарную лекиску (помета «вульг.» обозначает применение грубых слов не по прямому их назначению, а для негативных характеристик того, что в норме называется нейтрально, прилично);
4. бранную лексику (помета «бран.» сопровождает бранную лексику, имеющую, как правило, нечеткий, общенегативный контур значения);
5. нецензурную лексику (помета «неценз.» обозначает табуированную, запретную лексику) [Девкин 1994: 9].

     Однако  в английском языке составителями  словарей выделяется несколько отличный от предложенного В.Д. Девкиным ряд  стилистических помет, характеризующих степень сниженности лексической единицы. Так, В.Д. Аракин выделяет:

1. грубую (rough): bloody ‘проклятый’;
2. презрительную (contemptious): spown ‘плодиться’;
3. пренебрежительную (scomfull): a sad drunkard ‘горький пьяница’;
4. разговорную лексику(colloquial): to hike ‘гулять, ходить пешком’; pine ‘ананас’ [Аракин и др. 1991: 13-14].

     О.С. Ахманова и Е.А.М. Уилсон выделяют в  свою очередь лишь собственно разговорную, а также грубую и презрительную  лексику.

     Т. Ротенберг и В. Иванова, составители англо-русского словаря американского сленга, выделяют:

1. оскорбительную лексику – слово (выражение), используемое с целью оскорбить: geese ‘евреи’;
2. презрительную лексику – слово (выражение), выражающее презрение: rag-head ‘индус, азиат’;
3. ругательную лексику: to fuck ‘трахать, иметь’.

Наглядно  сравнение рассмотренных выше классификаций  можно

представить в виде таблицы (таблица №1):

Таблица №1

ГЛАВА II. ПЕРЕВОД СНИЖЕННОЙ ЛЕКСИКИ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА

    2.1 Проблема перевода сниженной лексики английского языка

    То, что из книги непереводимо, не есть ни лучшее, ни худшее в ней.

    Ф.Ницше, «Человеческое, слишком человеческое» 
 

    Стоит заметить, что степень соотносимости  экспрессии иноязычной и родной лексики представляет собой в настоящее время довольно сложный вопрос ввиду проблемы перевода подобных лексических единиц переводчиками иноязычной литературы, кино и пр. Зачастую переводчики, учитывая подобное несовпадение степени экспрессии, дают перевод менее экспрессивными эквивалентами русского языка. Так фраза “What the fuck are you doing here?” часто переводится как ‘Что, чёрт возьми, ты здесь делаешь?’

    Но  нередко встречается необоснованное «занижение экспрессии». Примером может служить фраза из фильма «Телохранитель»: “Does it mean that I can’t fuck you?”, которая переведена как «Это означает, что я не могу больше спать с тобой?».

    В настоящее время в цеху переводчиков появилось новое течение, связанное  с одиозной  Интернет-фигурой  Дмитрия Пучкова – «Гоблина», приверженцы которого, наоборот, переводят сниженную лексику наиболее экспрессивными русскими эквивалентами: “Get off from my obstacle” (“Full Metall Jacket”) – ‘Пиздуй на хуй с моего препятствия!’, где get off - нейтральное ‘сходить, слезать, сбежать’ (в словаре В. Д. Аракина, З. С. Выгодской, Р. Р. Ильина) или ‘валить, сваливать, уёбывать (табу)’ в «Международном словаре непристойностей» кандидата филологических наук  А. Кохтева [Кохтев 2001: 58].

    Переводы  Д. Пучкова вызвали бурю негодования  в кругах маститых переводчиков кинопродукции. Сам «Гоблин», переводы которого пользуются невероятным успехом, не без удовольствия заявляет следующее: «Я перевожу английскую нецензурную брань на русский без купюр, так как твёрдо уверен в том, что режиссёру и сценаристу виднее, что и как говорят герои фильма. Не дело переводчику строить из себя цензора. В моём переводе фильмы обретают адекватное русское звучание» [Итоги.ru 2004].

    Один  из известных переводчиков Василий  Горчаков, в ответ замечает, что  вопрос относительно использования  ненормативной лексики в переводах весьма непрост: «Непечатное слово в Америке и непечатное слово у нас – это совсем разные вещи. Американская идиоматика значительно менее экспрессивна, чем русская. Поэтому я использовал мат только в том случае, когда возникала необходимость максимально подчеркнуть остроту какой-то ситуации в фильме. И делал это весьма редко. Я не хочу, чтобы моя дочь, например, слышала с экрана поток нецензурной брани, пускай даже в американском фильме» [Итоги.ru 2004].

    Леонид  Белозорович, режиссёр дубляжа многих голливудских фильмов, добавляет, что идея перевода без купюр весьма спорна. Для того чтобы давать текст ненормативной лексикой, по его мнению, необходимо обладать высоким уровнем внутренней культуры, а иначе перевод превратится в эпатажный набор матерной лексики [Итоги.ru 2004].

    Не  менее остро стоит вопрос и  относительно перевода художественных текстов. Русской литературной традиции использование ненормативной лексики в художественном тексте не свойственно [Каралис 2002: 14], и в настоящее время многие авторы (Л. Аннинский, Вл. Новиков) [Аннинский 2004: 12] высказываются против тенденций натурализма в русской литературе новой волны, а некоторые молодежные организации устраивают судебные процессы против авторов-натуралистов (известный процесс «Идущих вместе» против В. Сорокина) [@кция.ru 2002].

    Англоязычная  же литература зачастую изобилует примерами использования сниженной лексики, что, по нашему мнению, объясняется тем, что процессы языковой демократизации в странах Запада начались раньше, чем в СССР/России. Примером могут служить романы Стивена Кинга, известного во всем мире с середины XX века автора психологических триллеров и  ужасов (horror novels).

    Печатать  романы С. Кинга в Советском Союзе  начали в 80-е годы, это были наиболее «цензурные» романы: «Туман», «Девочка, которая любила Тома Гордона» и др.

    В настоящее время, когда к литературному переводу не предъявляется больше цензурных требований, и переводить можно «без купюр», возникает другая проблема. С одной стороны, переводчики нередко поступают с текстом переводимого романа в той манере, которую не без иронии описывает К. Чуковский в своей работе «Высокое искусство», говоря, что боязнь аляповатой вульгарщины удерживает русских переводчиков от использования разговорной лексики в текстах своих переводов [Чуковский 1988: 136-137].  С другой стороны, нередки случаи именно «аляповатого», бездумного перевода такой лексики, без учета множества аспектов, характеризующих ту или иную лексическую единицу, а именно:

    1) семантики,

    2) сферы употребления,

    3) степени сниженности в языке оригинала,

    4) степени экспрессии в конкретном контексте.

    Не  случайно, К. Чуковский замечает, что  прежде чем взяться за перевод  какого-нибудь иностранного автора, переводчик должен точно установить для себя стиль этого автора, систему его образов [Чуковский 1988: 146]. Только в случае правильного выбора способа перевода, основываясь на детальном анализе стилистических приемов автора в сопоставлении с возможными приемами в языке перевода, переводчик может наиболее точно передать ту степень воздействия, которую испытывает носитель языка при чтении оригинального текста. Только в это случае можно говорить о качественном переводе.