Г.-В.-Ф. Гегель

Это основополагающее определение трех отношений к  действительности близко Канту, однако от его теории весьма отличается гегелевская  концепция влияния на человека произведений искусства. Гегель, так же как и  Кант, считает, разумеется, собственно предметом искусства не природу, но произведения искусства. Его основное определение эстетического отношения  аналогично «незаинтересованному»  отношению Канта. По Гегелю, в эстетическом отношении мы оставляем произведение искусства существовать «свободно  для себя». Произведение искусства  должно иметь чувственную форму  — однако в отличие от непосредственно  сущего «чувственная сторона в произведении искусства возведена к чистой кажимости» . Это соответствует, например, взглядам Шиллера, который характеризует  искусство как «кажимость», т. е. кажимость реальности, причем кажимость  автономную, свободную. Однако у Гегеля понятие эстетической кажимости  связано с истиной. Чувственная  сторона эстетического предмета является для Гегеля «кажимостью» в  смысле «излучения и откровения»  того, чем вещи в своей основе являются, т. е. идеей 134. Если художник изображает внешнюю действительность, то он должен выразить ее так, чтобы  из его изображения излучался  тот порядок и смысл мира, который  Гегель обозначает понятием «идея».

Воспринимающий  субъект, по Гегелю, должен быть определенным образом направлен на восприятие того внутреннего сияния, которое  излучают эстетические объекты. Гегель подчеркивает, что в художественном восприятии преодолевается «разделение», или «раздвоение», т. е. фрагментарность, которая характеризует практический и, конечно, теоретический подход человека к миру. В соответствии с шиллеровским «эстетическим воспитанием» 135 Гегель уже в первой печатной работе утверждал, что с философией Нового времени, с ее механистической моделью  целого исчезло прежнее целостное  отношение к миру. Могло показаться, что с новым, диалектическим соединением  того, что было разъединено односторонним  рассудочным мышлением, — а такое  соединение уже реализуется в  философии — настанут опять условия  для развития искусств. Однако здесь  же Гегель говорит о том, что «вся система жизненных отклонений удалилась  от гармонии» 136.

Здесь впервые  появляется мысль о том, что великая  эпоха искусства принадлежит  прошлому. Чтобы понять это искусство, мы должны прежде всего обратить внимание на идею Гегеля о прозаичности современного общества, проявляющейся в сложном  опосредовании каждого произведения разделением труда, машинным трудом в производстве, косвенной деструкцией  и т. д. Это относится и к  учреждениям современного государства, в которых действуют сложные  формальные предписания. Мир человека, таким образом, перестает быть областью, в которой человек отражался  бы, в которой он имел бы свой зеркальный образ в продуктах своей деятельности и в общественной организации  или выражался бы в них (как  это было, по Гегелю, в античности), что является условием поэтического человеческого мира.

Современный человек  не живет «в своей ближайшей среде  тем образом, который являет ему  эта среда как его собственное  произведение» 137, — говорит Гегель и подчеркивает, что герои Гомера окружены предметами, которые либо сделаны ими самими, либо происходят из непосредственного жизненного окружения. Со временем мир человека стал скорее механистическим, чем органически  целым, и из-за своей сложности, удаленности  непосредственного ручного труда  и непрозрачности организации он перестает быть понятным и становится «прозаичным». Современный мир в  сложности своих связей и опосредовании  перестал быть доступным непосредственному  созерцанию и искусству и является познаваемым лишь в понятийной диалектике. Тезис о том, что у искусства  лучшие времена позади, что уже  больше не возникнут новые произведения искусства, — это тезис о прозаичности современного мира и о том, что  искусство со всей тесной связью с  чувственным созерцанием перестало  быть адекватной формой истинного познания.

Другой довод  прозаичности современной эпохи  связан с современной индивидуальностью. Современный человек ориентирован на множество интересов, обязанностей и видов деятельности, которые  имеют свое основание опять-таки в сложности социальной организации. Это, по Гегелю, разрушает цельность  личности, которую человек обретал  в героическом веке. Современный  герой при реализации своих намерений  зависим от многих обстоятельств  — он должен ходить на работу, его  деятельность обусловлена определенными  звеньями, сознательностью других и  т. д.

В качестве примера  Гегель приводит генерала, который  вследствие того, что осуществление  его планов зависит от других, может  лишь в определенной мере проявить свою индивидуальность. Индивид героического века, напротив, целиком и полностью  вкладывает себя в действие, которое  он предпринял спонтанно; действие является проявлением его воли, нравственного  усилия, способностей, напряжения и  т. д. Разумеется, не только в героическом  веке для индивида существуют возможности  для цельного поведения. Разложение средневековья, ослабление вассальных отношений также предоставляют подходящие условия и среду для героических действий, как это понял Гёте в «Гетце фон Берлихингене». Шекспир также часто черпал материал из старых хроник, где говорилось об отношениях, которые еще не развились «в полностью твердо установленный порядок» 138.

В частности, Гегель выдвигает требование к драматическим  произведениям, герои которых должны стремиться к реализации «субстанциальных», т. е. существенных, общественно значимых интересов, каковыми являются освобождение отечества, религиозная свобода, родовая  честь (в древности) или государственный  интерес. Герой должен действовать  с пафосом, т. е. с «внутренне оправданной  силой мысли» , которая выражает «существенное разумное содержание». Этим подразумевается значимое, даже необходимое в смысле тождества  разумного и действительного  содержание. По Гегелю, в произведениях  современного искусства в значительной мере отсутствует соединение общих  и индивидуальных целей. Так, например, одна из драм Шиллера — «Козни и  любовь» — посвящена мелочным личным интересам, а герой «Разбойников»  является ему лишь как мститель оскорбленного  частного интереса.

По Гегелю, лишь человек и его мир могут  быть собственно предметом искусства. Человеческий герой является идеалом  искусства, т. е. чувственной формой, в которой идея выражена достаточно адекватно.

В согласии с  этой теорией Гегель интерпретирует и те произведения и области искусства, в которых человеческое содержание не заметно с первого взгляда. Так, он подчеркивает, что темой голландской  живописи является человек, т. е. всесторонняя способность и земная радость. Подобно  обстоит дело с примерами, которые  являются захоронением и прославлением  мертвого.

Сила «Эстетики» Гегеля прежде всего в анализе  литературных произведений. Гомер, Софокл, Шекспир, Шиллер и Гёте нашли в  нем своего замечательного интерпретатора. Его эстетические принципы, например, полностью противоположны романтизму, в котором возвышение природы  тем более интересно в художественном отношении, чем более естествен  пейзаж и менее затронут человеком. Отрицание романтической иронии было важным моментом развития, характерным  не только для немецких романтиков, но и для Пушкина, Флобера и  др., которые не изображают лишь внешнюю  сторону жизни героев, но и их внутренний мир, их переживания и  оценки. Это является признанием того, что Гегель завершает эпоху, которая  в литературе была ограничена Гёте и Шиллером, и что он не идет дальше.

Философия истории. Своим современникам Гегель больше всего импонировал лекциями по философии  истории, ибо они имели актуальное значение. Интерес к философии  истории и философии права  в этот период подготовил теоретическую  почву для возникновения материалистической философии истории.

О значении Гердера  в этом отношении уже говорилось. Кант выдвинул несколько важных идей об истории в небольшом трактате «Идея о всеобщей истории с  мирогражданским намерением». «Очерк философии истории» Фихте уже  нам известен. Фихте является также  автором другого трактата из области  философии истории, который называется «Основные черты нынешнего века»  и написан в 1804—1805 гг. Есть также  значительный очерк философии истории  и у Шеллинга в «Системе трансцендентального  идеализма», который, несомненно, и  спровоцировал Гегеля. Для Гегеля история является сферой закономерности, которая имеет несколько иной характер, чем тот, который имеет  сфера природной закономерности. Законы здесь реализуются посредством  сознательной деятельности людей. Тем не менее возможность периодизации истории по отдельным эпохам показывает, что в истории властвует — несмотря на кажимость случайности — неличная закономерность. Шеллинг в «Системе трансцендентального идеализма» утверждает, что закономерность истории есть проявление неличной «абсолютной идентичности», которая объединяет наши индивидуальные цели с неличными целями истории. Гегель, хотя его идеальный принцип истории аналогичен, делает другой акцент. Тогда как Шеллинг за действиями людей видит «таинственную руку» истории, Гегель стремится устранить видимость судьбы и загадочности истории. Гегель показывает, что на первый взгляд история напоминает поле боя и потому необходимо доказать смысл и разумное в том, что вызывает впечатление неразберихи и крушения.

История является «развитием духа во времени», имеется  в виду «мировой дух». Выражение  «мировой дух», т. е. дух, движущийся в  «мировой истории», известно уже по «Феноменологии духа». История имеет  свою цель. Эта цель — развитие свободы, свободы гражданина в «гражданском»  обществе. «Свобода, — говорил Гегель, — является сама в себе целью, которая  реализуется и является единственной целью духа. Мировая история была направлена к этой окончательной  цели, которой на протяжении многих веков приносятся жертвы на алтаре мира. Только эта последняя цель воплощается и реализуется, только она является в изменении всех событий и отношений тем... что  в них воистину действенное». Поскольку  реализация свободы, по Гегелю, с необходимостью заключает в себе и то, что дух  сам осознает себя свободным, история  является также и «прогрессом  в осознании свободы»142. С этой точки зрения Гегель различает три  основных этапа мировой истории. Древние восточные народы знали, что свободным является лишь один-единственный человек; греки и римляне полагали, что свободной является определенная группа людей, и лишь современные  «германские» народы полностью осознали, что все люди свободны. По мнению Гегеля, принципом исторического  развития является отражение состояния  общества. «Знанием, — говорил Гегель,—  дух разграничивает знание и то, чем оно является; это знание образует затем новую форму развития» 143. Когда «дух эпохи» поймет сам себя, то форма исторически завершится. Понимание, по Гегелю, значит преодоление  до сих пор существующей формы  духа и тем самым исходной точки  нового «духа эпохи». В этом состоит  существенное различие между концепцией истории Гегеля и марксистт ской концепцией, которая подчеркивает обусловленность  исторического развития более динамичными  производительными силами и менее  подвижными общественными отношениями. «Дух эпохи» является важной концепцией в двояком смысле. С одной стороны, в ней содержится факт, что сначала  образуются экономическая и государственная  организации, а затем идут все  остальные элементы общественной жизни, которые возвышаются над ними, вплоть до религии или философии, и что все это образует единое целое. В «Истории философии» Гегель так представляет эту структуру: «Это единая определенная сущность, единый определенный характер, который проникает  через все стороны и проявляется  в политическом и иных моментах как  в своих различных элементах. Это единое состояние, взаимно связанное  всеми своими частями, отдельные  стороны которого пусть даже выглядят различными и случайными, пусть даже кажется, что они взаимно противоречат, но они ведь не содержат в себе ничего, что бы было по отношению к началу неоднородным» 144. И в другом месте: «Этот богатый дух народа является организацией, является домом, который  имеет крышу, лестницы, колонны, залы, много отделений, которые возникают  из единого целого и единой цели» . Самосознание, которое наступает  тогда, когда возможности определенного  «духа эпохи» уже исчерпаны —  сова Минервы летает ночью, — «дух эпохи» замыкается и выходит за свои пределы 146. Это второй важный аспект «духа эпохи».

Развитие «мирового  духа» проходит не автоматически, оно  не может обойтись без практического  участия людей, без «человеческой  активности вообще». Человеческая активность, мотивированная разобщенными эгоистическими потребностями, интересами, даже страстями  индивидов, образует, по Гегелю, единственное адекватное средство, или инструмент, посредством которого история реализует  свою внутреннюю наиболее желаемую цель: «Неизмеримая масса желаний, интересов  и деятельностей является орудием  и средством, при помощи которого мировой дух осуществляет свою цель, которая возвышает его к осознанию  и реализует его» 147.

Далее Гегель развивает  диалектическую концепцию так называемого  коварства разума , которая исходит  из идеи шеллинговской «бессознательной»  деятельности. Исторический прогресс невозможен без упорного труда и  борьбы, поэтому можно сказать, что  «мировая история не является юдолью счастья» 148. Однако сам дух не может  ни работать, ни воевать и поэтому  позволяет действовать за себя человеку. Преследуя свои частные интересы, люди делают гораздо больше, чем  они задумали. Не осознавая этого, они реализуют закономерности истории, толкая ход истории вперед 149.

Важное место  в истории, в частности, принадлежит  так называемым «всемирно действующим  индивидам», подлинным историческим героям, интересы, потребности и  страсти которых ведут к свершениям эпохального значения. Их действия, понятно, вытекают также из эгоистических  побуждений. Однако в данный момент является поистине важным то, что эти  побуждения покоятся на определенном сознании, .что позволяет реализовать  общую «волю мирового духа» 150. Типичным примером является Александр Македонский  и Цезарь.

Прогресс в  осознании свободы, образующий внутренний смысл истории, не должен, по Гегелю, пониматься в чисто субъективном смысле, т. е. как адекватная рефлексия  свободы. Внутренний характер идеи у  Гегеля всегда должен стать внешним, чтобы идея стала реальностью. Объективизацией  свободы в истории является государство. Оно — «предмет, в котором свобода  обретает и переживает свою объективность...» 151.

Этим самым, по Гегелю, образуется единство истории  и государства. Народы, которые не образовали государства, не принадлежат  истории, они внеисторичны 152.

Движение исторического  мирового духа проходит по степеням, свобода  реализуется постепенно, в следовании ограниченных во времени исторических эпох. Каждую из них представляет определенный характерный «народный дух» , т. е. народ, который в данную эпоху  стал по причине своего характера  — по своему пониманию общественной нравственности, государственного устройства и т. д.— наиважнейшим в историческом смысле. Как только он выполнил свою историческую роль, он передает эстафету следующему и навсегда уходит в сторону.