В июле
1970 года после неудавшейся попытки
Озбекхана, Римский клуб приступил к работам,
которые привели впоследствии к широкоизвестному
докладу о Пределах
роста. Здесь, однако, было бы небезынтересно
вкратце рассказать о том, что происходило
с самим Римским клубом после завершившегося
в Альпбахе подготовительного периода.
За это время нами была достигнута договоренность
относительно нескольких, хотя и не писанных,
но достаточно жестких установок.
Римский
клуб оставался немногочисленным -
не более 100 членов, - что должно было
способствовать хотя бы минимальным
постоянным контактам друг с другом
- правда это не всегда легко осуществлять
и при таком количестве. Он не
должен быть организацией - в мире и
так уже достаточно всякого рода
организаций, я вовсе не обязательно
пополнять их число, чтобы в случае
необходимости иметь возможность
обратиться к одной из них. Он должен
существовать на собственный, пусть
даже скудный, бюджет, чтобы ни в
какой степени не зависеть ни от
каких источников финансирования. Он
должен быть действительно транскультурным
- обращаться ко всем возможным научным
дисциплинам, идеологиям и системам ценностей,
не связывая себя ни с одной из них. Он
должен быть не политическим, в том смысле,
который я поясню далее. Он должен быть
по-настоящему неформальным и способствовать
самому свободному обмену мнениями между
его членами. И наконец, он должен быть
готовым к тому, чтобы исчезнуть, как только
в нем отпадет необходимость: нет ничего
хуже идей или институтов, которые пережили
собственную полезность. Далее, Клуб был
задуман как общество, ориентированное
на конкретные действия, а не на дискуссии
ради дискуссий. В соответствии с намеченной
программой действий перед Клубом были
поставлены две основные цели, которые
он должен был постепенно осуществлять.
Первая цель - способствовать
и содействовать тому,
чтобы люди как можно
яснее и глубже осознавали
затруднения человечества. Очевидно,
что эта цель включает изучение тех ограниченных
и весьма сомнительных перспектив и возможностей
выбора, которые останутся человечеству,
если оно срочно не скорректирует наметившиеся
ныне тенденции мирового развития. И вторая
цель - использовать все доступные знания,
чтобы стимулировать
установление новых
отношений, политических
курсов и институтов,
которые способствовали
бы исправлению нынешней
ситуации. Чтобы служить этой двойной
цели, Римский клуб стремился по своему
составу представлять как бы срез современного
прогрессивного человечества. Его членами
являлись видные ученые и мыслители, государственные
деятели, представители сферы образования,
педагоги и менеджеры из более чем тридцати
стран мира. Все они отличались друг от
друга образованием и жизненным опытом,
занимали различное положение в обществе
и придерживались разных убеждений и взглядов.
Чтобы продемонстрировать, сколь широк
этот диапазон, назову, например, биологов
Карла-Гёрана Хэдена из Стокгольма (Швеция),
Аклила Лемма из Аддис-Абебы (Эфиопия),
философа-марксиста и социолога Адама
Шаффа (Польша), бразильского ученого-политолога
Хелио Джагарибе, американского сенатора
Клэйборна Пэлла и канадского сенатора
Мориса Ламонтана, бывшего президента
Швейцарской конфедерации Нелло Селио,
профессора психологии Ибаданского университета
в Нигерии Адеойе Ламбо, который ныне занимает
пост Генерального директора Всемирной
организации здравоохранения (ВОЗ), заместителя
председателя Комитета по планированию
Польши Иозефа Паджестку, японского урбаниста
Кензо Танге, ученого-натуралиста из Каирского
университета Мохаммеда Кассаса, директора
крупнейшего в Австралии научно-исследовательского
медицинского института Гаса Носсаля,
сотрудника Института психического здоровья
Энн Арбор в Мичигане Джона Платта. Всех
их объединяло глубокое чувство гуманизма
и заботы о судьбе человечества. И, каких
бы они ни придерживались мнений, они,
конечно, были вольны выражать их совершенно
свободно и в той форме, которая кажется
им наиболее приемлемой. Как правило, члены
правительств не могут одновременно быть
членами Римского клуба. Эти сто так непохожих
друг на друга людей при всех их различиях
были едины в убеждении, что человеческое
общество нуждается в глубоком обновлении
и что процесс этот может быть намечен
и претворен в жизнь только совместными
усилиями всех людей планеты при их взаимной
терпимости, понимании и солидарности.
Они понимали, что ни одна группа людей,
как бы ни была она могущественна, ни одно
философское течение, как бы ни было оно
верно, не в состоянии исправить сложившееся
в мире положение без помощи других групп,
без поддержки представителей других
философских направлений. Возможно, их
объединяло и нечто более глубокое, какое-то
еще не осознанное до конца подспудное
ощущение, что многие существующие доктрины
и школы мышления в наш век постепенно
утрачивают смысл, становятся неуместными,
не способными более направлять развитие
человечества. И они участвовали в спокойных,
лишенных внешней горячности дискуссиях
Римского клуба в надежде, что смогут,
сохраняя лояльность по отношению к своим
философским школам и институтам, как-то
прояснить и приблизить к современной
действительности собственные мысли и
взгляды. Римский клуб по самой своей природе
не может служить интересам какой бы то
ни было отдельной страны, нации или политической
партии и не отождествляет себя ни с какой
идеологией; смешанный состав не позволяет
ему целиком присоединиться к позиции
одной из сторон в раздирающих человечество
на части спорных международных делах.
У него нет и не может быть единой системы
ценностей, единой точки зрения, он вообще
не стремится к единомыслию. Выводы проектов,
организатором которых он выступает, отражают
мысли и результаты работы целых групп
ученых и никоим образом не могут расцениваться
как позиция Клуба. И тем не менее Римский
клуб отнюдь не аполитичен, более того,
его как раз можно назвать политическим
в самом истинном, этимологическом значении
этого слова. Ибо, способствуя изучению
и осмыслению долгосрочных интересов
человечества, он на деле помогает заложить
новые, более прочные и созвучные времени
основы для принятия важных политических
решений и одновременно заставляет тех,
от кого зависят эти решения, осознать
всю глубину лежащей на них ответственности.
В Римском клубе принят порядок кооптации
новых членов. За много лет состав его
существенно расширился и оказался не
столь сбалансированным и уравновешенным,
как можно было бы желать. Есть несколько
выдающихся наших современников, которых
мы очень бы хотели видеть в наших рядах,
однако этому препятствуют те или иные
пункты нашего обширного устава - и в то
же время мы не можем отказаться от принятых
правил, чтобы не изменять характер организации
Клуба. Весьма отрадно, что есть люди (даже
известные), которые тесно и плодотворно
сотрудничают с нами, хотя формально и
не входят в состав Римского клуба. Вместе
с тем есть среди полноправных членов
Клуба малоактивные, «спящие». При всей
моей признательности за их моральную
поддержку мне хотелось бы пожелать им
найти способ активизировать свою деятельность.
В сущности, сейчас не так уж и важно, быть
членом Клуба или не быть; гораздо важнее,
что человек на самом деле думает о нынешнем
положении человечества и что делает для
того, чтобы его исправить. Мои мысли о
нашем смешанном сообществе хорошо выражает
следующее объявление, которое я случайно
увидел однажды в Испании над входом в
сумасшедший дом: «Не всякий здесь принадлежит
к ним, не все, принадлежащие к ним, здесь».
Малочисленность Римского клуба порой
дает основание считать его некой элитарной
группой, весьма далекой от повседневных
земных проблем, которые встают перед
рядовыми людьми. Это утверждение совершенно
неверно. Напротив, цель Клуба как раз
в том и состоит, чтобы добраться до самых
корней истинных проблем нашего мира,
которые, к несчастью, стали мировыми,
а следовательно, и общими проблемами
и одинаково касаются нас всех. Очевидно,
что мы не сможем достигнуть этой цели,
если будем, как это обычно делается, концентрировать
внимание лишь на симптомах и последствиях
этих проблем или, скажем, рассматривать
только самые непосредственные и неотложные
из них, то есть те, которые более всего
ощутимы для среднего человека и для всех
нас. Подобный прием широко используется
в политической игре, но если мы не откажемся
от него, то так и будем постоянно выбираться
из одного кризиса, чтобы немедленно угодить
в другой. Единственный путь избежать
этого - увязать друг с другом все наиболее
глубокие и опасные проблемы и попробовать
понять их истоки - которые зачастую очень
далеки от реальности, - а уж потом, набравшись
смелости, обнажить причины, которые их
вызвали, и подумать, как их устранить
во что бы то ни стало. Римский клуб абсолютно
убежден, что судьба всех нас, наших детей
и детей наших детей зависит в конечном
счете от того, как будет решаться проблематика
всего мира в целом, - зависит гораздо в
большей степени, чем от того, как мы сможем
преодолеть другие, более узкие, хотя и
не менее важные и неотложные проблемы;
и мы намерены посвятить себя первым из
них, даже рискуя оказаться непопулярными.
Есть кому позаботиться о трудностях и
проблемах национального или местного
характера - для этого повсюду существуют
мэры, министры, конгрессмены, парламентарии,
сенаторы и даже генералы и многие, многие
другие официальные лица, разного рода
учреждения, организации, испытанные средства
и налаженные механизмы. Но никто, в сущности,
не несет и даже не ощущает ответственности
за состояние всего мира, и, возможно, в
этом одна из причин, почему дела в нем
идут все хуже и хуже. О мире некому позаботиться,
и, следовательно, никто не хочет делать
для него больше остальных, однако, извлекая
преимущества из создавшегося положения,
каждый старается превзойти остальных.
Целиком вся планета представляет собой,
таким образом, типичный пример того, что
Гаррет Харден назвал трагедией общественного
имущества. Тяжек жребий того, что принадлежит
сразу всем: каждый старается попользоваться
этим больше или раньше, чем остальные,
нимало не заботясь о соблюдении общих
интересов. Ограниченное членство Клуба
отвечает и его функциональным критериям.
Мы с самого начала боялись создать организацию,
внутренние потребности которой будут
поглощать слишком много наших и без того
ограниченных сил и возможностей. И мы
предпочли остаться маленьким, не обремененным
бюрократией сообществом. При этом мы
отчасти руководствовались еще и тем,
что идеям нужен соответствующий «климат»,
а он диаметрально противоположен условиям,
в которых пышным цветом цветет бюрократия.
Так определилось призвание Римского
клуба - действовать как катализатор. Вместе
с тем по причинам оперативного характера
Римский клуб должен был так или иначе
обрести реальность. И он был зарегистрирован
в кантоне города Женевы как бесприбыльная
гражданская ассоциация с простейшим
из возможных уставов. Это предписывало
необходимость иметь президента Клуба.
Выбор коллег пал на меня, я же попросил
во имя сохранения нашего духа «неорганизации»
не проводить никакой церемонии выборов
или посвящения меня в эту должность -
попросту проигнорировать это обстоятельство.
Кстати, на наших заседаниях не ведется
никаких протокольных записей, так что
мое неназначение так и осталось нигде
не зарегистрированным фактом. Что у нас
действительно есть, так это Исполнительный
комитет, который состоит из Фрица Бётчера
(советника по вопросам науки при правительстве
Нидерландов), Сабуро Окита (экономиста,
специалиста в области планирования и
главы Японского фонда помощи иностранным
государствам), Виктора Уркиди (председателя
Колледжа аспирантского образования в
Мексике), а также Александра Кинга, Гуго
Тиманна, Эдуарда Пестеля и меня. Обычно
Римский клуб проводит одно пленарное
заседание в год. Остальное время он действует
как «невидимый колледж»1, члены
его стараются поддерживать между собой
постоянные контакты и по мере необходимости
встречаются, организуя нечто вроде специальных
узких дискуссионных групп. Первые шесть
годичных встреч происходили в Вене, Берне,
Оттаве, Париже, Токио и Западном Берлине.
Седьмая встреча, которую первоначально
планировалось провести в 1975 году, произошла
годом позже в Алжире. Эти встречи обычно
используются для обсуждения наиболее
важных вопросов, представляющих всеобщий
интерес, и в них нередко принимают участие
эксперты по различным мировым проблемам,
видные ученые и политические деятели.
Римский клуб и его sui generis доктрина в общем
и целом себя оправдали. Кроме основной
деятельности, на которой я остановлюсь
немного ниже, он способствовал созданию
небольших локальных групп в целом ряде
стран, взбудоражил умы, побудил людей
последовать примеру, а возможно, и превзойти
Клуб на этом поприще - я искренне верю,
что это им обязательно удастся. Клуб помог
распространить среди людей множество
важных идей, благодаря ему обрело силу
и направленность движение за лучший мир.
Заглядывая в будущее и пытаясь представить
себе Римский клуб и его роль в решении
грядущих проблем ближайших, возможно,
решающих лет, я твердо верю, что он останется
на высоте стоящих перед ним задач, найдет,
как и прежде, способы разумно, спокойно
и с пользой для дела участвовать в их
решении или вовремя уйдет со сцены. Что
касается меня лично, то я намерен продолжать
активно участвовать в работе Клуба, покуда
хватит сил и способностей выдерживать
бешеный ритм, с которым сопряжено выполнение
моих многочисленных обязанностей. Несколько
слов в заключение. Предприятия такого
рода невозможны без личной самоотверженности.
И как бы велики ни были достоинства всех
остальных, Римский клуб не был бы Римским
клубом, если бы не прекрасная работа и
безграничная преданность двух моих секретарей:
Анны Марии Пиньокки и Элены Баттистони,
которым за все это я приношу свою самую
глубокую и искреннюю признательность.
Римский клуб и его роль
в исследовании проблематики
будущего
В 1971 г.
вышла книга, которой было суждено сыграть
особую роль в эволюции футурологии на
протяжении 70-х гг., явиться как бы первым
межевым знаком между современным и предыдущим
этапом этой эволюции. Поначалу она, в
отличие от книги Тоффлера, прошла незамеченной.
Книга называлась <Мировая динамика>
(русский перевод 1979). Автор ее - Дж. Форрестер,
специалист по теории управления, профессор
Массачусетского технологического института
(США) - был известен своими книгами <Индустриальная
динамика: основы кибернетики предприятия>
(1961, рус. пер. 1971) и <Динамика развития
города> (1969, рус. пер. 1974), по общему мнению,
никакого отношения к футурологии не имевшими.
Третья книга Форрестера имела предысторию,
без которой трудно понять ее сложную
судьбу: она была написана в связи с деятельностью
так называемого Римского клуба.
Римский
клуб, получивший название по месту
своей штаб-квартиры, был создан
в 1968 г. по инициативе А. Печчеи, итальянского
промышленника, члена правления фирм <Оливетти>
и <Фиат>, председателя Комитета Атлантической
экономической кооперации (одной из экономических
организаций НАТО). Печчеи пригласил около
полусотни видных ученых, бизнесменов
и общественных деятелей Запада (впоследствии
их число было увеличено) регулярно собираться
для обсуждения проблем, поднятых экологической
и технологической <волной>. Члены клуба
объехали столицы многих стран мира, стремясь
обратить внимание правительств и общественности
- прежде всего ученых - на серьезность
этих проблем. Кроме того, клуб располагал
достаточными средствами (через поддерживающие
его фирмы), чтобы заказать специальные
научные исследования по данной проблематике.
В июле
1970 г. на заседании клуба был обсужден
очередной доклад, на этот раз - профессора
Форрестера о его опыте моделирования
социальных систем. Доклад произвел большое
впечатление и был развернут в монографию,
а группе молодых коллег Форрестера во
главе с Д. Медоузом заказали исследование
проекта по <глобальному моделированию>
(в развитие положений Форрестера) с использованием
ЭВМ.
Спустя
год монография вышла в свет, исследование
было завершено, и журнальный отчет
о нем опубликован. Однако информация
Форрестера и Медоуза на первых порах
осталась попросту непонятой. Потребовалось
около года, пока вышла книга группы Медоуза
<Пределы роста> (рус. пер. 1971) и пока,
наконец, до общественности дошло, что
выводы Форрестера - Медоуза сенсационны,
что по сравнению с ними апокалипсические
сентенции Тоффлера-сущая идиллия. Вот
тогда-то, в конце 1972 г., взорвалась еще
одна <футурологическая бомба>.
Между
тем Форрестер с самого начала говорил
об очень серьезных вещах. Он предложил
вычленить из сложного комплекса глобальных
социально-экономических процессов несколько
решающих для судеб человечества, а затем
<проиграть> их взаимодействие на кибернетической
модели с помощью ЭВМ совершенно так, как
уже <проигрываются> противоречивые
технологические процессы при определении
оптимального режима работы какого-нибудь
предприятия.
В качестве
ключевых процессов в исследовании
Форрестера-Медоуза были избраны рост
мирового народонаселения, рост промышленного
производства и производства продовольствия,
уменьшение минеральных ресурсов и рост
загрязнения природной среды. Моделирование
с помощью ЭВМ показало, что при существующих
темпах роста населения мира (свыше 2% в
год, с удвоением за 33 года) и промышленного
производства (в 60-х гг. 5-7% в год с удвоением
примерно за 10-14 лет) на протяжении первых
же десятилетий XXI в. минеральные ресурсы
окажутся исчерпанными, рост производства
прекратится, а загрязнение природной
среды станет необратимым.
Чтобы
избежать такой катастрофы, создать
<глобальное равновесие>, авторы рекомендовали
резко сократить темпы роста
населения и промышленного производства,
сведя их к уровню простого воспроизводства
людей и машин по принципу: новое
- только взамен выбывающего старого
(концепция <нулевого роста>).
С этих
позиций уровень жизни, приближенно
выражаемый величиной валового национального
продукта на душу населения, не годился
для обобщающего показателя. Форрестер
предложил другой - <качество жизни>,
который к тому времени давно уже служил
предметом дискуссий, а сам Форрестер
трактовал его как интегральный показатель
плотности (скученности) населения, уровня
промышленного и сельскохозяйственного
производства, обеспеченности минеральными
ресурсами и загрязненности природной
среды. Не менее важными для <качества
жизни> признавались масштабы стрессовых
ситуаций на работе и в быту, а также качество
охраны здоровья. Наконец, высказывалось
предположение, что в современных условиях
уровень и качество жизни находятся в
обратной зависимости по отношению один
к другому: чем выше уровень жизни, связанный
с темпами роста промышленного производства,
тем быстрее истощаются минеральные ресурсы,
быстрее загрязняется природная среда,
выше скученность населения, хуже состояние
здоровья людей, больше стрессовых ситуаций,
т.е., в понимании автора, ниже становится
качество жизни.
Позднее
этот тезис подлил масла в огонь
дискуссии по поводу содержания понятий
<уровень>, <стандарт>, <качество>,
<стиль> и <образ жизни>, разгоревшейся
не Западе в середине 70-х гг. Но на
первых порах он также остался
незамеченным.
Сенсационной
в концепции Форрестера - Медоуза
стала не их трактовка качества жизни
и даже не угроза глобальной катастрофы,
а то, что в данном случае авторы апеллировали
к авторитету не человеческого, но электронного
мозга компьютера. И компьютер дал сигнал:
впереди - катастрофа. Это-то и вызвало
бурю полемики (продолжающейся, кстати,
и до сих пор).
Встал
вопрос, имеют ли право Медоуз и его
сотрудники выступать от имени <всеведущего>
компьютера и разыгрывать роль новоявленного
<бога из машины> в стиле древнегреческих
трагедий? Ведь ЭВМ работают по заданной
программе, а программу задают люди. Правильно
ли составлена программа и достаточно
ли основательны теоретико-методологические
принципы ее построения? Первый же развернутый
ответ на эти вопросы гласил: нет.
В журнале
<Фючерс> (1973, № 1 и 2) появилась серия
статей, подготовленных сотрудниками
группы по изучению политики в отношении
науки во главе с Г. Коулом и К. Фримэном
(Сассекский университет, Великобритания).
В том же году статьи были опубликованы
сразу несколькими издательствами в виде
отдельных сборников. Серия открывалась
статьей <Мальтус с компьютером>. Далее
во всех статьях Форрестера и Медоуза
упрекали за попытку оживить неомальтузианство.
Конкретно им предъявлялись обвинения:
- в порочности
глобального подхода, не учитывающего
существенных различий между
отдельными странами, особенно между
развитыми и развивающимися (процессы
роста населения и промышленного
производства, истощения минеральных
ресурсов и загрязнения природной
среды в разных странах идут
по-разному);
- в ошибочности
программ, заложенных в ЭВМ, поскольку
они опирались на экстраполяцию
тенденций, свойственных 60-м гг. (в
70-х гг. эти тенденции, как известно,
начали меняться, а в 80-90-х гг.
изменились еще радикальнее);
- в односторонности
использования инструментария современной
прогностики: было проведено преимущественно
поисковое прогнозирование - продолжение
в будущее наблюдаемых тенденций
при абстрагировании от возможных
решений, действия на основе
которых способны радикально
видоизменить эти тенденции; не
получило развития нормативное
прогнозирование - установление
возможных путей достижения оптимального
состояния процесса на основе
заранее определенных социальных
идеалов, норм, целей.
Последнее
обвинение выглядело особенно тяжким,
поскольку речь шла о соответствии
сделанного прогноза требованиям современного
прогнозирования социальных процессов,
которое ориентировано не просто
на предсказание, а на содействие оптимизации
решений путем сопоставления
данных поиска и норматива.
В том
же номере <Фючерс> трибуна для ответа
на критику была предоставлена авторам
<Пределов роста>. Медоуз и его сотрудники
признали <некоторое несовершенство>
своих моделей, но настаивали на правомерности
использования их, пока не будут разработаны
более совершенные. Они признавали односторонность
своего подхода, но указывали, что при
известных условиях и соответствующих
оговорках глобальный подход вполне допустим
и что в их книге имеются элементы и нормативного
подхода.
С тех
пор и по сей день оба подхода,
как два знамени, обозначают две
главные противоборствующие силы футурологии
на современном этапе ее эволюции.
Главное
же в том, что Медоуз и его коллеги
обвиняли своих оппонентов в негативном
подходе, поскольку те не предлагали позитивной
альтернативы. В особенности они возмущались
тем, что их критики обрушились на две
первые, предварительные части задуманной
работы (на <Мировую динамику> и <Пределы
роста>), не дождавшись двух последних,
заключительных частей - коллективной
монографии тех же авторов <Навстречу
глобальному равновесию> (вышла за месяц
до появления уже подготовленного к тому
времени номера <Фючерс> с серией критических
статей) и подробного отчета об исследовании
в целом под заглавием <Динамика роста
в ограниченном мире> (1974).
Но эти
обвинения уже не представляли особого
интереса. К весне 1973 г. в разработку
поисковых и нормативных моделей - альтернатив
моделям Форрестера-Медоуза - включилось
свыше десятка значительных исследовательских
групп и ряд отдельных ученых. Число работ
по этой проблематике стало расти, как
снежный ком. <Бум прогнозов> начала
и середины 60-х гг. сменился после <распутицы>
конца 60-х - начала 70-х гг. <бумом глобальных
моделей> середины 70-х гг.
В 1974 г.
появилась следующая значительная работа
того же ряда - второй доклад Римскому
клубу, книга М. Месаровича (США) и Э. Пестеля
(ФРГ) <Человечество на поворотном пункте>.
Ее авторы попытались преодолеть недочеты
своих предшественников. Процесс моделирования
был намного усложнен, главным образом
за счет расширения имитационного и игрового
инструментария. Чрезвычайно усилился
нормативный аспект исследования. В центре
внимания авторов оказалась разработка
альтернативных нормативно-прогнозных
сценариев разрешения назревающих проблем.
Одна группа таких сценариев касается
различных вариантов помощи развивающимся
странам со стороны развитых, имея в виду
ликвидацию растущего пока что разрыва
между их промышленными потенциалами.
Другая группа касается различных вариантов
урегулирования отношений между странами
- производителями и потребителями нефти.
Третья - различных вариантов решения
мировой продовольственной проблемы.