Предприниматели как совокупность социальных групп

     Не  все этносы в равной мере успешно  проявляют себя на предпринимательской  стезе. Например, представители афрокарибских  народностей (за исключением Кубы), латиноамериканцы (мексиканцы, пуэрториканцы), а среди выходцев из Европы ирландцы сильно уступают по своей активности прочим этносам. Но, думается, коренная причина лежит не в расово-биологических особенностях, а скорее в характере социальных отношений, вырабатываемых в процессе исторического развития того или иного этноса. Так, явно преуспевают этнические меньшинства, для которых характерны высокая интенсивность внутренних связей и коллективная поддержка соплеменников и их предпринимательских начинаний¹⁷¹⁷.

     Структура личных связей имеет значение не только для этнического, но и вообще для всякого предпринимательства. Так, в соответствии с сетевым подходом (network approach) предприниматель выступает как посредник, использующий в качестве основных ресурсов свои личные связи и чужие структурные пустоты (structural holes)¹⁸¹⁸.

      Вынужденное предпринимательство. Итак, большинство людей не являются “прирожденными” предпринимателями. Для многих из них уход в предпринимательство оказывается вынужденным. Часто приходится менять не только место работы и жительства, но и профессии, порывать с накопленным дорогою ценой опытом. Масса “вынужденных” предпринимателей подталкивается к этому стимулами негативного свойства. Не последнюю роль среди них играют неудовлетворенность своей прежней работой, ее содержанием и связанными с ней перспективами или просто угроза ее потери. В ряде американских эмпирических исследований было отмечено, что предпринимателей, имеющих ясную идею продукта или услуги до того, как они решили создать свой бизнес, в четыре раза меньше, чем тех, кто принимается за дело, не имея подобной идеи. И вообще для двух третей организаторов новых фирм побудительной причиной становятся именно негативные (стимулы — увольнение, фрустрация, вызванная прежней работой, и т.д. Особенно это характерно для высокотехнологичных венчурных фирм, где такие негативы могут обусловливать более 80% всех случаев ухода специалистов в начинающие бизнесмены, что почти в четыре раза больше соответствующей доли среди предпринимателей нетехнического плана. Любопытно, что по данным Р. Брокгауза, преуспевшие предприниматели в большей степени не удовлетворены прежней работой, чем предприниматели-неудачники¹⁹¹⁹.

     Одной из причин массового ухода в предприниматели, во многом объясняющей возникновение его новой волны в 70–80-х годах XX в. в западном мире, стала “теснота”, возникшая в определенных сегментах рынка труда²⁰²⁰. Она подталкивала высококвалифицированных специалистов к созданию собственных технологических, информационных и консультативных фирм, а малоквалифицированных работников — к открытию своего небольшого дела в сфере торговли и бытового обслуживания. Влияла на этот процесс и угроза безработицы. Исследование Д. Стори, например, показало, что около четверти основателей новых малых фирм были безработными. Даже если не принимать во внимание потенциальную 
безработицу, доля предпринимателей, рекрутированных из безработных, значительно превысила саму долю безработных в занятом населении обследованного района²¹²¹. Так что, можно сказать, многие из сегодняшних предпринимателей начинали поиск новых путей приложения своих сил, увы, не от хорошей жизни.

     Как повелось, рост предпринимательства  ассоциируется с динамичным развитием  и расцветом. А между тем всплеск  предпринимательства куда чаще оказывается  проявлением кризиса. В самом деле, в современной экономике, в период ее устойчивого роста и освоения обильных ресурсов, львиную долю последних захватывают крупные бюрократические организации. Потребность в людях с предпринимательскими наклонностями здесь ограничена, ибо обеспечение устойчивого роста в принципе — функция менеджеров. Инновации перестают быть острой проблемой, когда дела идут хорошо. А поскольку в период подъема, как правило, происходит и общее улучшение условий занятости, постольку большинство тех, кто близок бюрократическому или мещанскому типу, склонны сохранять стабильное положение в качестве организаторов или исполнителей на существующих предприятиях, не желая рисковать устойчивыми заработками и увесистыми добавками в виде социальных льгот из фондов предприятий. Конечно, энтузиасты находятся в любое время. Но в периоды экономического подъема основная масса более “гармоничных” субъектов испытывает куда меньшую склонность к риску, и проникающее влияние предпринимательской дрожжевой закваски снижается²²²².

     Другое  дело — периоды экономического спада и кризиса. Деформация рынка, ухудшение конъюнктуры понуждают к поиску новых хозяйственных возможностей. Крупные организации оказываются перед необходимостью технологического и структурного обновления. Одновременно удешевляется часть ресурсов, которые становятся доступными для вновь созданных предприятий малого и среднего бизнеса. В этот период “природные” предприниматели, проявляющие свои лучшие качества именно в худших условиях, способны потеснить часть бюрократов. Многие просто подталкиваются к предпринимательским занятиям ухудшением 
условий трудового найма, угрозой нависшей или уже ставшей реальностью безработицы.

     Все это подтверждается рядом эмпирических исследований (Дж. Бэннок, М. Бинкс, А. Дженингс), показывающих, что в условиях экономического спада растет количество новых малых фирм, создающих в этот период до двух третей новых рабочих мест и привлекающих тех, кто выталкивается из крупного производства. Такая тенденция была характерна и для рубежа 30-х, и для середины 70-х годов, в то время как в период между этими двумя Великими потрясениями доля занятых на малых предприятиях сократилась вдвое. Существуют расчеты (С. Прейс, П. Джонсон, А. Дарнелл), в соответствии с которыми доля малого бизнеса в занятости и объемах производства негативно связана с устойчивым экономическим ростом и позитивно коррелирует с уровнем безработицы. Это отнюдь не означает, что именно безработные образуют основной отряд “вынужденных” предпринимателей — многие ведь не дожидаются, пока “гром грянет”²³²³.

     Подобные  выводы для ведущих западных стран  — положительная связь с уровнем  безработицы, отрицательная связь  с экономическим ростом — делаются на основе как статистических данных, так и социологических опросов  и в отношении динамики самостоятельной занятости — сферы, исторгающей из себя новых предпринимателей²⁴²⁴. Так что в периоды устойчивого экономического роста вновь созданные предприятия нуждаются, возможно, даже в большей внешней помощи и поддержке государства и общества, нежели в периоды спада.

     Утверждение о “кризисном происхождении” предпринимательства  помогает лучше объяснить и  “новую предпринимательскую волну” 70–80-х годов, вылившуюся в массовое создание новых предприятий практически во всех ведущих западных странах. Структурный кризис середины 70-х годов породил в них немало проблем на рынке труда. Эффект послевоенного “бэби-бума” и поощрявшийся на первых порах наплыв иммигрантов обеспечили быстрый прирост рабочих рук. А образовательный бум повлек за собой 
возрастающую напряженность на рынке квалифицированного труда. Теснота же в сфере занятости заставляет искать новые ниши, в первую очередь, в растущей опережающими темпами и менее централизованной сфере услуг.

     Предпринимательство как идеология. Но если предприниматели рождаются из пены кризиса, то зачем понадобилось возрождать героику предпринимательства? Дело в том, что помимо проблем деиндустриализации и структурных кризисов большинство привыкших к своему лидерству западных стран столкнулось с проблемами поддержания падающей конкурентоспособности многих отраслей национальных экономик. Проблемы эти напрямую увязывались с кризисом государственного регулирования и кризисом бюрократической организации корпоративного хозяйства в целом. Потребность повышения конкурентоспособности автомобилестроения и электроники, черной металлургии и текстильной промышленности стала предметом озабоченности правительственных и деловых кругов, что в немалой степени и заставило заговорить о необходимости возрождения предпринимательского духа.

     Возвеличивание  предпринимательства таит явные политические примеси, нечто от сознательно культивируемой мифологии. Это связано не только с межпартийной борьбой за поддержку представителей “средних классов” (политики, кстати, борются скорее за голоса не предпринимателей, а мещан, наделяемых чертами предпринимателя), и не только с демагогией, придуманной для защиты интересов крупного бизнеса — реальных творцов экономической политики (хотя это тоже играет свою роль²⁵²⁵). За политическим фасадом скрываются и более глубокие идеологические сдвиги. В попытках реставрации старого аграрного мифа, подновления облика отважного фронтьера, свободного фермера, трудолюбивого иомена заключено стремление подновить и отстоять либеральные, индивидуалистические ценности — этот оплот западного рационализма — перед лицом наступающей корпоративности, в том числе корпоративности чуждой — восточной, азиатской. Пропаганда “стремления к достижению” выражает ностальгию по “фаустовскому духу”. Это лекарство для “усталых наций”. И свидетельства торжества предпринимательского духа не должны затенять для нас тот факт, что “предпринимательство”, помимо прочего, — еще и мобилизующая идеологическая схема, значение которой выходит далеко за рамки формальных приватизационных процессов.

      Предпринимательство обладает практически всеми необходимыми чертами идеологии как системного мировоззрения. Оно содержит набор рационализирующих схем, относящихся как к индивидуальному действию, так и к общественному развитию, поведению фирмы и кругообороту национального капитала. Предпринимательство предлагает относительно замкнутую систему ценностных ориентиров, таких, как независимость, самореализация, стремление к индивидуальному успеху в осязаемых материальных формах²⁶²⁶. Идеология раскрепощенного предпринимательского духа прокламирует право каждого на хозяйственную инициативу, осуществляемую в целях своего материального благосостояния.

     Вброшенная  в российское символическое пространство идеологическая схема, превозносящая  предпринимателя-“фронтьера”, безусловно, заимствована из западного арсенала, где она периодически задействуется для выполнения особых мобилизационных функций. Как и все прочие мобилизационные схемы, заимствованные из прошлого или вырванные из чужого контекста, предпринимательство является для нас структурой мифологической. Но это миф, активно и пока успешно работающий, в том числе и в сфере хозяйственной жизни. Не составит труда зафиксировать множество примеров выплеска предпринимательского духа, затронувшего буквально все социальные слои, включая и население за пределами трудоспособного возраста.

     Заключение. Осталось сделать заключительное замечание о предмете социологии предпринимательства. Разработку этой темы начали экономисты. Позднее выпущенный ими из рук предмет был подхвачен психологами и социологами, для которых отправной точкой становятся действия индивидов с присущей им сложной, в том числе не экономической, мотивацией. Помимо экономических функций в сферу исследований социологами вовлекаются:

     • элементы предпринимательской культуры, охватывающей способы ведения хозяйства  и этику деловых взаимоотношений;

     • социальный состав предпринимательских  групп, каналы их рекрутирования и место  в структурах межличностных связей;

     • ценностно-нормативные основы хозяйственных  действий;

      • выполняемые предпринимательством символические роли, складывающийся вокруг него общественный климат;

     • способы самоидентификации различных  предпринимательских групп.

     Социологию  предпринимательства сегодня, зачастую неосознанно, смешивают с теорией  управления (менеджмента). Однако первую отличает, как минимум, то, что она  не дает рецептов по созданию эффективной организации, не обучает составлению бизнес-плана, не занимается выявлением факторов конкурентоспособности предприятия. Социология рассматривает предпринимательство не как свод абстрактных принципов, а как составляющую конкретных культурно-исторических типов. Последние для социолога различаются по хозяйственным эпохам и специфичны для разных сообществ, будь то Россия или Китай, Германия или Англия, в пространстве которых разворачивается свой особый хозяйственный дух.