10. Чтобы
лучше понять, в особенности в
наше время, историческую силу
такого философского орудия, важно
признать, что по своей природе
оно само по себе способно
лишь проявлять критическую или
разрушительную деятельность даже
в области теории и в еще
большей степени в области
социальных вопросов, не будучи
никогда в состоянии создать
что-либо положительное, исключительно
свойственное ему.
Глубоко
непоследовательная, эта двусмысленная
философия сохраняет все основные
принципы теологической системы, лишая
их, однако, все более и более
силы и постоянства, необходимых
для их действительного авторитета,
и именно в подобном искажении
заключается ее главная временная
полезность для того момента, когда
старый образ мышления, долгое время
прогрессивный для совокупности
человеческой эволюции, неизбежно достигает
той ступени, на которой дальнейшее
его существование оказывается
вредным, так как он стремится
упрочить на неопределенное время младенческое
состояние, которым он вначале так
счастливо руководил. Метафизика, таким
образом, является в сущности не чем
иным, как видом теологии, ослабленной
разрушительными упрощениями, самопроизвольно
лишающими ее непосредственной власти
помешать развитию специально позитивных
концепций. Но, с другой стороны, благодаря
этим же разрушительным упрощениям, она
приобретает временную способность
поддерживать деятельность обобщающего
ума, пока он, наконец, не получит возможность
питаться лучшей пищей. В силу своего
противоречивого характера метафизический
или онтологический образ мышления
оказывается всегда перед неизбежной
альтернативой: либо стремиться в интересах
порядка к тщетному восстановлению
теологического состояния, либо, дабы
избежать угнетающей власти теологии,
толкать общество к чисто отрицательному
положению. Это неизбежное колебание,
которое наблюдается теперь только
относительно наиболее трудных теорий,
некогда существовало равным образом
по отношению даже к наиболее простым,
пока они не перешагнули метафизической
стадии, и обусловлено это органическим
бессилием, всегда свойственным этому
философскому методу.
Если
бы общественный рассудок издавна не
изгнал его из некоторых основных
понятий, то можно было бы безошибочно
утверждать, что порожденные им 20
веков тому назад бессмысленные
сомнения в существовании внешних
тел повторялись бы еще и теперь,
ибо он их никогда никакой решительной
аргументацией не рассеивал. Метафизическое
состояние нужно, таким образом,
рассматривать как своего рода хроническую
болезнь, естественно присущую эволюции
нашей мысли - индивидуальной или
коллективной - на границе между
младенчеством и возмужалостью.
11. Так
как исторические умозрения у
новых народов почти никогда
не восходят дальше времен
политеизма, то метафизическое мышление
должно казаться почти столь
же древним, как теологическое.
В самом деле, оно неизбежно
руководило, хотя скрытно, первоначальным
преобразованием фетишизма в
политеизм, дабы устранить исключительное
господство чисто сверхъестественных
сил, которые, будучи таким
образом непосредственно удалены
из каждого отдельного тела, должны
были тем самым оставлять в
каждом некоторую соответственную
сущность. Но так как при этом
первом теологическом перевороте
никакое истинное обсуждение
не могло иметь места, то
беспрерывное вмешательство онтологического
духа стало вполне характерным
лишь в последующей революции
при превращении политеизма в
монотеизм, естественным орудием
которого он должен был явиться.
Его возрастающее влияние должно
было сначала, пока он оставался
подчиненным теологическому давлению,
казаться органическим, но его
природа, в основе разрушительная,
должна была затем все более
и более проявляться, когда
он постепенно делал попытки
доводить упрощение теологии
даже далее обыкновенного монотеизма,
составлявшего по необходимости
крайний и действительно возможный
фазис первоначальной философии.
Так, в течение последних пяти
веков метафизический дух, действуя
отрицательно, благоприятствовал основному
подъему нашей современной цивилизации,
разлагая мало-помалу теологическую
систему, ставшую окончательно
ретроградной к концу средних
веков, когда социальная сила
монотеистического режима оказалась
существенно исчерпанной. К несчастью,
выполнив с возможной полнотой
эту необходимую, но временную
функцию, онтологические концепции,
действуя слишком продолжительно,
должны были также стремиться
противодействовать всякой другой
реальной организации спекулятивной
системы; так что наиболее опасное
препятствие для окончательного
установления истинной философии
действительно вытекает теперь
из того же самого образа
мышления, который часто еще теперь
присваивает себе почти исключительную
привилегию в области философии.
3. ПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ
ИЛИ РЕАЛЬНАЯ СТАДИЯ
1. Основной
признак: Закон постоянного подчинения
воображения наблюдению
12. Эта
длинная цепь необходимых фазисов
приводит, наконец, наш постепенно
освобождающийся ум к его окончательному
состоянию рациональной положительности.
Это состояние мы должны охарактеризовать
здесь более подробно, чем две
предыдущие стадии. Установив самопроизвольно,
на основании стольких подготовительных
опытов совершенную бесплодность
смутных и произвольных объяснений,
свойственных первоначальной философии
как теологической, так и метафизической,
наш ум отныне отказывается
от абсолютных исследований, уместных
только в его младенческом
состоянии, и сосредоточивает
свои усилия в области действительного
наблюдения, принимающей с этого
момента все более и более
широкие размеры и являющейся
единственно возможным основанием
доступных нам знаний, разумно
приспособленных к нашим реальным
потребностям.
Умозрительная
логика до сих пор представляла собой
искусство более или менее
ловко рассуждать согласно смутным
принципам, которые, будучи недоступными
сколько-нибудь удовлетворительному
доказательству, возбуждали постоянно
бесконечные споры. Отныне она признает
как основное правило, что всякое
предложение, которое недоступно точному
превращению в простое изъяснение
частного или общего факта, не может
представлять никакого реального и
понятного смысла. Принципы, которыми
она пользуется, являются сами не чем
иным, как действительными фактами,
но более общими и более отвлеченными,
чем те, связь которых они должны
образовать. Каков бы ни был сверх
того рациональный или экспериментальный
метод их открытия, их научная сила
постоянно вытекает исключительно
из их прямого или косвенного соответствия
наблюдаемым явлениям. Чистое воображение
теряет тогда безвозвратно свое былое
первенство в области мысли и
неизбежно подчиняется наблюдению
(таким путем создается вполне
нормальное логическое состояние), не
переставая тем не менее выполнять
в положительных умозрениях столь
же важную, как и неисчерпаемую
функцию в смысле создания или
совершенствования средств как
окончательной, так и предварительной
связи идей. Одним словом, основной
переворот, характеризующий состояние
возмужалости нашего ума, по существу,
заключается в повсеместной замене
недоступного определения причин в
собственном смысле слова простым
исследованием законов, т.е. постоянных
отношений, существующих между наблюдаемыми
явлениями. О чем бы ни шла речь,
о малейших или важнейших следствиях,
о столкновении и тяготении, или
о мышлении и нравственности, мы
можем действительно знать только различные
взаимные связи, свойственные их проявлению,
не будучи никогда в состоянии проникнуть
в тайну их образования.
2. Относительный
характер положительной философии
13. Не
только наши положительные исследования
во всех областях должны по
существу ограничиваться систематической
оценкой того, что есть, отказываясь
открывать первопричину и конечное
назначение, но кроме того, важно
понять, что это изучение явлений
вместо того, чтобы стать когда-либо
абсолютным, должно всегда оставаться
относительным в зависимости
от нашей организации и нашего
положения. Признавая с этой
двоякой точки зрения неизбежное
несовершенство наших различных
умозрительных средств, мы видим,
что далекие от возможности
изучить со всей полнотой какое-либо
действительное существование, мы
не можем быть уверенными в
возможности констатировать даже
чрезвычайно поверхностно все
реальные существования, большая
часть которых должна, быть может,
всецело оставаться для нас
сокрытой. Если потеря одного
важного чувства достаточна, чтобы
совсем скрыть от нас целый
круг естественных явлений, то
вполне уместно полагать, что,
наоборот, приобретение нового чувства
открыло бы нам класс фактов,
о которых, мы теперь не имеем
никакого представления; по крайней
мере, думать, что разнообразие чувств,
столь различное у главных
видов животных, доведено в нашем
организме до наивысшей степени,
которой могло бы требовать
полное познавание внешнего мира
- предложение, очевидно, неосновательное
и почти бессмысленное.
Никакая
наука не может лучше астрономии
подтвердить этот неизбежно относительный
характер всех наших реальных знаний;
так как исследование явлений
может здесь производиться только
посредством одного чувства, то очень
легко оценить умозрительные
последствия, обусловленные его
отсутствием или его ненормальностью.
Никакая астрономия не могла бы существовать
у слепого вида, каким бы разумным
его не предполагали; точно также
мы не могли бы иметь суждение ни
относительно темных небесных тел, которые,
быть может, являются наиболее многочисленными,
ни даже относительно светил, если бы только
атмосфера, через которую мы наблюдаем
небесные тела, оставалась всегда и
всюду туманной. На протяжении всего
этого трактата мы часто будем
иметь случай без всякого усилия
оценивать с достаточной ясностью
эту тесную зависимость, где совокупность
как внутренних, так и внешних
условий нашего собственного существования
неизбежно задерживает наши положительные
исследования.
14. Чтобы
достаточно охарактеризовать эту
по необходимости относительную
природу всех наших реальных
знаний, важно, сверх того, заметить
с наиболее философской точки
зрения, что, если какие-либо наши
концепции должны сами рассматриваться
как человеческие феномены, и
в особенности, социальные, то
они, на самом деле, обусловлены
коллективной и беспрерывной
эволюцией, все элементы и фазисы
которой по существу своему
примыкают друг к другу. Если
же, с одной стороны, признается,
что наши умозрения должны
всегда находиться в зависимости
от различных основных условий
нашего личного существования,
то нужно равным образом допустить,
с другой - что они не менее
подчинены совокупности беспрерывного
хода социальных идей, так что
никогда не могут оставаться
в предложенном метафизиками
состоянии совершенной неподвижности.
Но так как общий закон основного
движения человечества в данном
отношении заключается в том,
что наши теории стремятся
представить все более и более
точно внешние предметы наших
постоянных исследований, будучи, однако,
лишены возможности вполне оценить
истинное строение каждого из
них, научное усовершенствование
должно поэтому ограничиваться
стремлением приблизиться к этому
идеальному пределу постольку,
поскольку этого требуют наши
различные реальные потребности.
Этот второй вид зависимости,
присущий положительным умозрениям,
обнаруживается так же ясно, как
и первый, во всем ходе астрономических
исследований, что, например, показывает
ряд все более и более удовлетворительных
понятий, полученных с момента
зарождения небесной геометрии
о фигуре земли, о планетных
орбитах и т.д. Таким образом,
хотя, с одной стороны, научные
доктрины имеют по необходимости
достаточно непостоянный характер,
для того, чтобы устранить всякие
притязания на абсолютное знание,
их постепенные изменения не
представляют, с другой, никакого
произвола, который мог бы вызвать
еще более опасный скептицизм;
каждое последовательное изменение
сверх того само по себе
обеспечивает за соответственными
теориями бесконечную способность
предоставлять феномены, легшие
в их основание, по крайней
мере, постольку, поскольку первоначальная
степень действительной точности
не должна быть перейдена.
3. Назначение
положительных законов: рациональное
предвидение