Национальные проблемы

* поляки в Польше: немцев - 45, украинцев - 34, белорусов - 19, литовцев - 18;

* немцы в Германии: цыган - 59, поляков - 50, турок - 46, румын - 44, выходцев из СССР - 31, евреев - 24;

* болгары в Болгарии: цыган - 71, турок - 39, арабов - 36, болгар-мусульман - 21;

* русские в России: азербайджанцев - 47, армян - 46, грузин - 46, среднеазиатов - 37, евреев - 26.

  Все эти данные показывают, что несмотря на все достижения цивилизации, большинство европейцев все еще ненавидит своих соседей, принадлежащих к другим нациям.

  Опубликованные  данные по России представляют интерес и в связи с тем, что они косвенно проясняют причины вспыхнувшей в определенных условиях кампании против «лиц кавказской национальности» в Москве.

  Появление отрицательных установок и стереотипов сознания у части русских в значительной мере обусловлена событиями 80-х гг. в СССР и 90-х гг. в России, когда на волне демократических преобразований вся ответственность за происходящее была возложена различными слоями нерусского населения на русских.

  После распада Союза одним из самых  значительных дестабилизирующих факторов, обостряющих конфликтогенность, стали усилившиеся миграционные процессы. При отсутствии необходимой культуры межнационального общения они способствуют, во-первых, спонтанному возникновению реакции неприятия среди аборигенов к мигрантам и, во-вторых, агрессивному отчуждению пришельцев от местных жителей. По оценке специалистов, количество беженцев и вынужденных переселенцев из стран СНГ в Россию достигает более 5 млн. человек.

  Перестройка национальной политики в сфере культуры должна исключить практику навязывания «сверху» духовных стандартов и критериев, выработанных без ведома и участия представителей всех больших и малочисленных народов. Идея национально-культурной автономии, отвергнутая в свое время как проявление «национализма», в нынешних условиях, учитывая, например, что на территории России проживает свыше 9 млн. человек, представляющих собой диаспоры народов «ближнего зарубежья» (4,3 млн. украинцев, 1,2 млн. белорусов, свыше 600 тыс. казахов, 500 тыс. армян и т. д.), приобретает значение одного из важнейших легитимных способов разрешения межнациональных конфликтов. Все эти национальные диаспоры, не имеющие своих государственных структур, могли бы с большей эффективностью использовать право на свободное пользование родным языком в личной и общественной жизни, создавать и поддерживать собственные культурные и образовательные учреждения, издавать газеты, книги и т. п. 
 

3. Русские в ближнем зарубежье. Проблемы миграции. 

  Представляется  очевидным, что национальная группа в границах "своего государства" и вне его находится в принципиально разных условиях самовоспроизводства. В "своей" среде национальная группа утверждается и модернизируется по нормам и логике собственной культурной эволюции. В инонациональной среде, подчиняясь необходимости адаптации к ней, национальная группа (или этническая группа) может трансформироваться в соответствии со спецификой осваиваемого инонационального пространства.

 Сказанное было верно для всех советских  наций и их представителей. Только русские в этом смысле составляли исключение, так как их интересы и культура ни в какой мере не замыкались в то время во многом формальными республиканскими российскими границами. И в "своей среде" - в России - и вне ее - во всем Советском Союзе - они реально находились "у себя". Русские в большей степени, чем народы других республик, воспринимали всю страну как подлинную Родину, не испытывая вне России - в других союзных республиках - особых трудностей адаптации. Это было вполне объяснимо и не только потому, что русских в Союзе было больше, чем людей всех других национальностей вместе взятых, и они, исполняя активные роли, во всех союзных республиках были достаточно влиятельными. Именно в сознании русских активно формировалась идеология "новой исторической общности", с чем в первую очередь ассоциировалась общесоюзная, а в прошлом российская имперская государственность.

  Сделанный краткий экскурс в историю  призван помочь осознать глубину  происшедших в начале 90-х годов прошлого века перемен в судьбах русских. Роль национальных меньшинств, в которой они в ближнем зарубежье вдруг оказались, была для них совершенно непривычной. Процесс расширения границ расселения русских, начавшийся по существу сотни лет назад после распада Золотой Орды, теперь вдруг не просто прекратился, а стал благодаря массовому возвращению русских в Россию приобретать противоположный характер. В историческом исчислении это произошло почти мгновенно. Взрыв в миграционных перемещениях русских был вызван множеством факторов, в том числе военными конфликтами (в Грузии, Молдове, Таджикистане, Чечне и т.д.), а главное — повсеместным обострением всех противоречий и ухудшением ситуации - социальной, экономической, национальной, что и определило распад Союза ССР.

  Наиболее  устойчивым русское население вне  России оказалось в европейских славянских государствах. В Белоруссию в отдельные годы русских больше приезжало, чем уезжало. Белоруссия была единственной республикой, где наблюдался, хотя и незначительный, прирост русского населения. Достаточно стабильным было и русское население на Украине, где за 10 лет выбыло, по итоговой оценке, 3% русских. Ситуация заметно менялась на Востоке - Закавказье и Средней Азии. Из Азербайджана, Грузии и Армении, где русское население было и так незначительно (2-8%), мигрировало от половины до ²/з его. Заметно сократилось русское население в Средней Азии, откуда мигрировало значительно больше 1/4 его.

  Таким образом, произошло известное перемещение  русских с востока на запад, с  юга на север. В общей сложности с 1991 по 2000 гг. из республик бывшего Союза в Россию прибыло 6,9 млн. человек. Но окончательный миграционный прирост в России составил всего 3,8 млн. человек, так как часть населения выбывала из России, причем нередко не в страны СНГ, а в дальнее зарубежье. По итоговым оценкам, за пределами России в ближнем зарубежье остается теперь не более 20 млн. русских. Массовый приток мигрантов-беженцев в Россию сильно осложнял проблему их приема, благоустройства и даже в какой-то мере социально-экономической адаптации в новой среде.

  Прием беженцев требовал специальных ассигнований, кредитов для их устройства и жизнеобеспечения в новых местах, что нередко создавало очаги напряженности.

  Со  своей стороны, отток русских  из стран ближнего зарубежья вызывал  немалые сложности, особенно у тех, кто должен был покинуть свои давние места жительства. У многих из них здесь были "пущены корни". Люди обзавелись домами, привыкли к определенному укладу жизни, имели родню, друзей. Естественно, непросто им было уезжать, тем более, что многие были в зрелом возрасте. Поэтому, осознавая трудности "перемены мест", люди теперь больше стремились адаптироваться там, где они уже находились. В той или иной степени это постепенно им удавалось.

  Массовая  миграция русских в Россию из стран ближнего зарубежья в обозримые сроки нереальна. Такие перемещения требуют огромных расходов, жилищного строительства, достаточной занятости пришлого населения, продовольствия и других жизненных средств, столь дефицитных теперь для собственного населения России. Поэтому даже при внимании и поддержке миграции русских они в подавляющем своем большинстве надолго останутся в странах ближнего зарубежья. Совершенно очевидно, таким образом, что стратегически решать проблему русских в ближнем зарубежье нужно не столько путем миграции, сколько иными, "более капитальными" средствами.

  Наиболее  решительный путь сопряжен с максимальной адаптацией русских к местной национальной среде, приобщению их к культуре новых государств, овладением языками и тесным содружеством с народами республик. Этот тот путь, который избран в России многими людьми других, нерусских национальностей, не имеющих здесь "своих" административно-государственных образований. Подобная органическая адаптация к иноэтнической среде пока вообще мало доступна русским, особенно старшим поколениям, проживающим в бывших республиках СССР, ибо они сформировались здесь как граждане Союза ССР, а не республик. К тому же для таких народов, как русские или, к примеру, англичане и французы, подобная адаптация затруднена и тем обстоятельством, что на протяжении длительного времени арсенал их богатой культуры был самодостаточен, чтобы отвечать широким запросам современного общества.  

4. Сравнительное исследование положения русских в Эстонии и Узбекистане 

  Уже сейчас сказывается неизбежность "вестернизации" русского населения в ближнем зарубежье, относительная его устойчивость в европейских странах и заметный отток из азиатских. Судить о результатах этих в какой-то степени контрастных процессах можно по данным исследования, выполненного в 2002 г. в Эстонии и Узбекистане, представляющих в известной мере разнотипные социально-этнические среды ближнего зарубежья.

 Хотя  историческими корнями русские  с Ташкентом связаны больше, чем  с Таллинном, в Таллинне среди русских уроженцев гораздо меньше, тем не менее столица Узбекистана привлекает русских совсем не так, как Таллинн. Это происходит не только в силу преимуществ материальных условий, но и благодаря многим другим обстоятельствам. У русских с эстонцами, что отражают конкретные исследования, немало сходства в повседневной жизни, семейно-бытовых отношениях, в художественной культуре, музыкальных вкусах и, наконец, даже в сходных по направлениям социальных ориентациях.

 Сейчас  в Таллинне владеют эстонским языком хорошо или даже свободно в 2 раза больше русских, чем 10 лет назад, причем, чем они моложе и квалифицированнее, тем лучше знают эстонский язык. Другая ситуация в Узбекистане: узбекским языком русские владеют плохо почти независимо от возраста и статуса.

  Языковая  ситуация в Ташкенте и Таллинне убедительно  говорит о разных возможностях адаптации там русских к местной национальной среде.

  Существенны и культурные интересы. У русских  они довольно отличны в сравнении  с узбеками и сходны - с эстонцами. Например, наиболее предпочтительной для русских и эстонцев была европейская музыка, тогда как у узбеков абсолютно доминировало предпочтение своей "народной" музыки. Особое значение для народов теперь имеет религиозность. Узбеки практически все верующие - мусульмане. У эстонцев и русских при одной христианской религии и разных церквах духовная дистанция в сознании, связанная с религиозностью, не могла приобрести сколько-нибудь существенного значения, тем более, что эстонцы довольно независимы от церкви. Эти и многие другие конкретные данные лишний раз показывают, что перспективы адаптации русских к республиканской национальной среде весьма неопределенны в странах Востока и достаточно реальны в европейских республиках ближнего зарубежья.

  Исследования 2002 г. обнаружили контрастные оценки жизни у русских, проживающих в Таллинне и Ташкенте. В Таллинне и положение в государстве, и собственная жизнь оценивались значительно выше, чем в Ташкенте, хотя межличностные отношения русских с узбеками, как фиксировалось исследованием, были теплее, чем с эстонцами.

  Русские не случайно по-разному оценивают достигнутый республиками суверенитет: преимущественно поддерживают его в Эстонии и по существу отвергают в Узбекистане. Косвенно фиксируется это ответом на вопрос, хотят ли русские, чтобы республики жили прежней жизнью, той, которой они жили до 90-х гг. в Союзе ССР. В Таллинне подавляющее большинство русских не хочет этого, тогда как в Ташкенте, напротив, все они, за исключением только предпринимателей, предпочитают прошлое.

  У русских в Таллинне система выделенных социальных индикаторов (занятия, оценка жизни) прямо и косвенно связаны с этническими (знание государственного языка республики, сознание Родины). Аналогичных зависимостей социальных и этнических характеристик в Ташкенте у русских практически нет. Это значит, что русские в Таллинне в отличие от своих соотечественников в Ташкенте активно ориентированы на социально-этническое взаимодействие с людьми коренной национальности республики.

  Адаптация русских к инонациональной среде проходит сложно даже там, где она ими принята. Затрудняет и то, что этот путь никем из русских не избирался сознательно по прибытии в Эстонию. 
 
 

  Заключение 

  Итак, непростой, неоднозначный процесс  трансформации национальных отношений русскоязычного населения в ближнем зарубежье сегодня идет. В различных регионах бывшего СССР он требует достаточно дифференцированного подхода и совершенно неодинаковых решений. Чем раньше это будет осознано властной элитой, и русской и эстонской, тем эффективнее будут результаты. Исторический опыт лишний раз говорит о емкости понятия "национальные меньшинства" и важности правильной, а значит, разноплановой и достаточно широкой интерпретации Декларации о правах этнических и религиозных меньшинств, принятой ООН.

  Каждый народ является субъектом собственной культуры, культурно-цивилизационного пространства, специфика которого определяется сложившейся ориентацией и структурой хозяйственно-производственной и духовной деятельности в той или иной естественно-географической среде.

  В полиэтнической структуре населения  Российской Федерации как совокупности отличающихся друг от друга национальных общностей зафиксировано их существование в определенном пространственно-временном континууме и одновременно локализованы их особенности в духовной жизнедеятельности, определяющие культурно-историческую специфику. Национальные культуры являются сложно дифференцированными и структурализованными системами, в которых помимо собственно этнических компонентов того или иного народа (обычаи, традиции, язык, самосознание) включено все многообразие ценностей материального и духовного производства.