Духовные и нравственные проблемы Нагорной проповеди

Христианство сумело дать эту смысловую опору. Более того, оно сделало возможным духовную общность людей, принадлежащих самым разным расам и национальностям, ибо христианский Бог стоит над внешними различиями и распрями этого мира, и для него, по словам апостола Павла, «… Нет ни Эллина, ни Иудея,… Варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос». Духовный универсализм позволил христианству стать мировой религией, заложив основы понимания самоценности человека безотносительно к его расе, национальности, сословию, классовой принадлежности.

Христианская вера изменила само устройство души европейского человека. Изменилось глубинное мироощущение людей: открыв в себе личность и свободу, встали перед такими вопросами бытия, до которых не доходила ни античная мысль, ни античное. Прежде всего этот духовный переворот был связан с нравственностью. Новые проблемы человеческого существования ярко и глубоко выражены в Нагорной проповеди Иисуса (он произнес ее стоя на холме  с горы).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

3. Духовные и нравственные проблемы Нагорной проповеди

3.1. Противоречие между Духом и миром.

Как мы уже знаем, античный человек ощущал себя частью космического целого. Столкновение собственных мотивов, драму собственных страстей он списывал на борьбу обожествленных мировых сил. Христианский же человек сочетает в себе и мир с его стихийными страстями и житейской «мудростью», и надмирный дух, восходящий к божественному Духу. Но «мудрость мира сего» и истина Духа оказываются несовместимыми, будучи, тем не менее укоренены в одной и той же человеческой душе. Поэтому внутренняя жизнь человека оказывается исполненной таким внутренним драматизмом, таким напряжением, какого не знала языческая культура.

Требования «мира» взывают  к человеку как к элементу природного и социального целого; требования же Духа выражены в христианской совести  и обращены к человеку как к  личности, которая есть не часть  чего-либо, а самостоятельное и  самоценное бытие, образ Божий в  человеке. Но эти две реальности пересекаются в человеке, подсказывая  ему несовместимые друг с другом мотивы и поступки. «Никто не может  служить двум господам: ибо или  одного будет ненавидеть, а другого  любить; или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить Богу и маммоне (т. е. богатству. — авт.).

Нравственный пафос Евангелия  состоит в том, чтобы дать человеку почувствовать свое высокое духовное предназначение, осознать внутренний драматизм своего бытия и сделать  трудный, но единственно достойный  его выбор. Человек призван искать свой высший смысл, свою высшую правду не там, где он есть только часть  целого, а там, где он есть личность. А личность обретает свою подлинную  опору, свое подлинное сокровище  не в мирских власти и богатстве, а в сокровищах своего духа: «Не  собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут; Но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут; Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». Если человек не согласен поступиться собственной личностью, то он должен жить так, как будто он в своей сокровенной глубине есть существо «не от мира». Отсюда знаменитый рефрен христианства, выраженный словами Иисуса, говорящего о своих учениках: «Они не от мира, как и Я не от мира».

Человек не должен порабощаться живущим внутри него грехом, но должен преобразовать себя самого открывшейся  ему духовной истиной. Языческое  «детство» человечества ознаменовано подчинением своему стихийному, природному началу: «… мы, доколе были в детстве, были порабощены вещественным началам мира», — говорит ап. Павел (Гал.4:3). «Зрелость» же человечества ознаменована стремлением освободится от этого рабства, от этой подчиненности греху. Об этом говорит Иисус в знаменитом месте Евангелия от Иоанна, обращаясь к гордым своей внешней свободой потомкам Авраама: «… Познаете истину, и истина сделает вас свободными. Ему отвечали: мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда; как же Ты говоришь «сделаетесь свободными»? Иисус отвечал им: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха.

3.2. Парадоксы христианской морали.

На первый взгляд может  показаться, что в своем отрицании  утилитаризма Нагорная проповедь доходит до абсурда. Однако это будет абсурдом лишь с точки зрения «мудрости мира сего», которая, по словам ап. Павла, «есть безумие перед Богом».

Иисус говорит: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и  что пить, ни для тела вашего, во что  одеться. Душа не больше ли пищи, а тело — одежды? При всей внешней парадоксальности этого поучения речь здесь идет вовсе  не о том, чтобы человек вообще бросил есть, пить и одеваться. Речь идет о заботе как поглощенности  души внешним миром, о зацикленностина вопросах повседневной практической жизни. Ведь заботы бесконечны, они никогда не отойдут в сторону, а надо и находить время и для обращения к Духу. Забота всегда остается с человеком, но она не должна захватывать человека целиком, — вот что имеет в виду Иисус: «… Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы.

Точно также есть глубокий смысл в шокирующих практичный рассудок призывах не противиться злому, любить своих врагов и подставлять левую щеку, если ударили по правой. Если жизнь мира отрицает истину духа, то применяя в борьбе со злом власть и насилие — эти средства «мира сего» — человек сам становится их пленником. Любить своих врагов? Безусловно, это нелепо, если видеть в них только врагов, а все отношения между людьми рассматривать исключительно сквозь призму соображений выгоды или убытка, вражды, или союзничества. Но ведь людей связывают не только социальные и природные связи, все люди несут в себе образ Божий. Даже заслуживший казнь преступник достоин сострадания (хотя оно вовсе не обязательно означает отмену смертного приговора). Ведь сострадание относится не к человеку как к преступнику, а к человеку как носителю образа Божия, пренебрегшему своим высшим предназначением.

3.3. Новые критерии избранности.

Христианство принесло с  собой новый образ человеческого  достоинства и избранничества перед Богом. Для античности человек соразмерен богам постольку, поскольку боги и люди принадлежат одному и тому же космическому целому. Термин «богоравный» употребляется в античной литературе по отношению к тем людям, чья сила и власть в обществе напоминали силу и власть олимпийских богов над космическими стихиями. Зримые, наглядно представленные телесная красота и сила, — вот что роднит античные статуи богов и «богоравных» героев.

Совсем иными мы видим  избранников христианского Бога. Кого Иисус называет «блаженными», к кому он обращается со словами: «вы  — свет мира», «вы — соль земли»? К больным, нищим, отверженным, но зато «чистым сердцем», «милостивым», к «нищим духом, т. е. (объяснение Вл. С. Соловьева) к лишенным духовного самодовольства, осознавшим свою духовную неполноту и стремящимся к ее восполнению, к «алчущим и жаждущим правды» и «изгнанным за правду». Тем самым христианство отстаивает достоинство бескорыстной добродетели перед преуспевающим пороком, милосердия — перед внешне торжествующей жестокостью, первенство силы духа перед силой тела и могуществом земной власти. Первые христианские святые были изгоями и неудачниками с точки зрения античных ценностей, но они открывали для простого человека путь утверждения своего достоинства не через внешний успех, а через самоотверженное следование высшим нравственным ценностям. И в этой сфере простой человек вдруг переставал быть «простым», — каким он казался по своему внешнему статусу. Он мог выпрямиться духовно и открыть для себя новые смысловые возможности и перспективы (эта и другие принципиальные особенности христианской культуры описаны в замечательной книге С. С. Аверинцева «Поэтика ранневизантийской литературы» М., 1977). «Поруганный и униженный бедняк, оставаясь на самом дне общества, на какое-то время переставал видеть блеск верхов общества нависающим над головой, как небосвод; он мог «в духе» взглянуть на богатых и властных сверху вниз, мог сделать еще больше — пожалеть их».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение.

Христианство сформировало новые смыслы природы и человеческого  бытия. В основе этих смыслов лежало оправдание творчества и свободы  человека, что не могло не сказаться на всей европейской истории. Конечно, вначале христианская свобода реализовывалась главным образом в духовно-нравственной сфере. Но затем она нашла себе практическое поле для своего воплощения и стала выражаться в преобразовании природы и общества, в построении основ правового государства, уважающего права и свободы человека. Сама идея о неотъемлемых правах и свободах человека могла появиться только в христианской культуре. Христианство сформировало новые смыслы природы и человеческого бытия, которые стимулировали развитие нового искусства, стали основой естественнонаучного и гуманитарного познания. Мы не имели бы знакомого нам европейского искусства без характерного для христианства внимания к человеческой душе, ее самым сокровенным внутренним переживаниям. «Исповедальность» европейского искусства, есть качество, сформированное христианской духовностью. Без этого обостренного внимания человека к своей личности не было бы и знакомых нам гуманитарных наук. Сама идея о том, что существование мира и человека есть восходящий исторический процесс (а не просто чередование космических циклов) пришла к нам от христианства.

Смысловые основы современного естествознания также сформировались под определяющим влиянием христианской духовности (см.: Райденко П. П. Эволюция понятия науки (XVII-XVIII вв.): Формирование научных программ Нового времени. М., 1987; Кесарева Л. С. Социокультурный генезис науки Нового времени. М., 1989). Христианство ликвидировало смысловую пропасть между «естественным» и «искусственным», ибо Мир предстал как творение всемогущего и свободного личного Бога. Но то, что создано творчеством, может и должно познаваться в контексте творческого преобразования. Так были заложены смысловые основы для появления экспериментальной науки. Конечно, необходимо отличать появление общих смысловых предпосылок от адекватного осознания и практической реализации новых смыслов. Поэтому между возникновением христианства и появлением первых ростков нового естествознания лежит полтора тысячелетия.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЛИТЕРАТУРА 

1. Аверинцев С. С. Поэтика  ранневизантийской литературы. М..1977.

2. Боннар А. Греческая  цивилизация: От Антигоны до  Сократа. М., 1992.

3. Гайденко П. П. Эволюция  понятия науки: Становление и  развитие первых научных программ. М„ 1980.

4. Гайденко П. П. Эволюция  понятия науки (XVII-XVIII вв.): Формирование научных программ Нового времени. М., 1987.

5. Косарева Л. С. Социокультурный  генезис науки Нового времени.  М., 1989.

6. Лосский В. Очерк мистического  богословия Восточной церкви // Мистическое  богословие. Киев, 1991.

7. Лосский В. Догматическое  богословие // Мистическое богословие. Киев, 1991.

8. Мень А. История религии:  В 7 т. М., 1992, Т. V: Вестники Царства  Божия: Библейские пророки от  Амоса до Реставрации (VIII-IV вв. до н. э. 

9. Мень А. История религии:  В 7 т. М., 1993. Т. VI; На пороге Нового  Завета: От эпохи Александра Македонского  до проповеди Иоанна Крестителя.

10. Мень А. История религии:  В 7 т. М„ 1992. Т. VII: Сын Человеческий

11. Свенцицкая И. С. Раннее  христианство: страницы истории.  М„ 1989.

12. Шпенглер О. Закат  Европы. Очерки морфологии мировой  истории. Т. 1. М., 1993.

13. Штаерман Е. М. (с использованием  материалов С. С. Аверинцева) Идеология  поздней Римской империи //История  Древнего мира. Упадок древних  сообществ, 2-е изд., испр. М. 1983.