Культура речи
Автор работы: Пользователь скрыл имя, 30 Января 2016 в 14:30, лекция
Описание работы
1. Логичность речи.
2. Закон достаточного основания
3. Корректные и некорректные приёмы аргументации
4. Лингвистические условия логичности
5. Формально-логическая классификация приёмов остроумия
Файлы: 1 файл
IV. ЛОГИЧНОСТЬ РЕЧИ
Ключевые слова: Ключевые слова: закон тождества, закон
непротиворечия, закон исключённого третьего, принцип достаточного
основания,
обоснованность
мысли,
прямое
подтверждение,
подтверждение следствия, правила дедуктивного вывода, принцип
простоты, системность обосновании, логические правила мышления,
алогизм, паралогизм, софизм, парадокс, логические законы, приёмы
аргументации,
речевые
ошибки, формально-логические
приёмы
остроумия,
План:
1. Логичность речи.
2. Закон достаточного основания
3. Корректные и некорректные приёмы аргументации
4. Лингвистические условия логичности
5. Формально-логическая классификация приёмов остроумия
1. Логичность речи.
Логичность речи – это соответствие структуры речи законам и правилам
логики. Однако люди начали мыслить логично задолго до того как у них
появилась наука «Логика». Адекватное мышление было условием
выживания; мыслящие неправильно отравились грибами-поганками или
были съедены хищниками. Постепенно усложнение социальной структуры,
развитие знаний и сопутствующее социальным процессам формирование
языка (как сложной знаковой системы) привело к тому, что люди в своём
мышлении могли позволить себе отрываться
от действительности в
мыслимые миры и начали законы правильного мышления нарушать (об этом
в курсе философии). Этот отрыв можно считать не нарушением законов
мышления, но появлением другой логики.
Примерно к VI в. до н.э. в истории всё чаще стали появляться персонажи,
которые ничего больше не делают кроме как мыслят и говорят, позже –
пишут. Первые профессионалы слова – софисты. Они обнаружили в речи
парадоксы и изобрели софизмы. Хотя логика как наука в то время ещё не
появилась, софистика спровоцировала её создание.
Парадоксы (
греч. пара – около, мимо, вне + докса – мнение
) – противоречия в
мысли. В речи они проявляются в форме суждений, об истинности которых
невозможно сказать ничего определенного.
«Критянин (житель о-ва Крит)
Эпименид сказал: Все критяне лжецы. Но сам он тоже критянин, следовательно, он
лжет, что все критяне лжецы…»
Парадокс «Лжец» был назван королём
логических парадоксов, потому что все другие парадоксы так или иначе
связаны с понятиями «истина – ложь». «Я лгу» – невозможно оценить это
суждение как истинное или ложное.
Софизмы
(греч. софия – мудрость) –
такие рассуждения, в результате которых
истинное суждение доказывается как ложное и наоборот – ложное как
истинное. Самый короткий и самый древний из известных софизм
«Рогатый». У тебя есть всё, что ты не терял. Ты не терял рога, значит, ты
рогат. «Ты рогат», очевидно, ложное суждение, но скрыв ошибку в
рассуждении, его можно представить как истинное.
Софисты стали злоупотреблять своими открытиями. Их шутки, приколы, как
сказали бы сейчас, не всегда выглядели безобидно. Кроме того, в политике,
торговле любом общении технику создания софизма, скрытого обмана,
можно использовать в корыстных целях.
Вместе с тем, благодаря софистам люди открыли в себе чувство юмора,
способность остроумия. Софизмы всегда остроумны. Анекдоты, шутки,
остроты построены на открытых софистами приёмах.
Логика как наука впервые была систематически изложена в IV в. до н.э.
древнегреческим философом и учёным Аристотелем (384-322 г. до н.э.).
Софистике он посвятил сочинение «О софистических опровержениях»,
включенное в сборник «Топика». Первый логик назвал мудрость софистов
мнимой, а их самих – фокусниками. Аристотель называл науку о формах
правильного мышления «Аналитикой» (греч.: анализ – разложение,
расчленение). Речь, разумеется, идёт о мысленном разложении, или о
расчленении мысли.
Законы логики. Первое условие логичности речи есть умение логично
мыслить: "Кто ясно мыслит – ясно излагает". А для этого необходимо, чтобы
каждый акт мышления соответствовал основным законам логики:
тождества, противоречия, исключенного третьего. С ними соотносятся
такие характеристики речи, как последовательность, определенность,
непротиворечивость мысли.
Последовательность развития мысли, ее определенность (однозначность,
ясность, устойчивость ее содержания) достигаются благодаря соблюдению
логического закона тождества, согласно которому каждая мысль в
пределах одного рассуждения, одного доказательства, одной теории
должна оставаться неизменной, сохранять одно и то же содержание.
Сам предмет мысли или наши знания о нем могут изменяться, но в пределах
рассуждения одно знание о предмете не должно подменяться другим, иначе
рассуждение становится беспредметным, неконкретным.
Нарушение закона тождества приводит к такой логической ошибке, как
подмена тезиса, подмена обсуждаемой темы другой, несоответствие
аргументов доказательства тезису, т.е. положению, которое доказывается,
обосновывается. Доказательство при этом по отношению к другому тезису
может быть правильным, ошибка заключается именно в подмене тезиса.
Возьмем пример из статьи Гегеля «Кто мыслит абстрактно?» (1807 г.).
— Эй, старуха, ты торгуешь тухлыми яйцами! — говорит покупательница
торговке. — Что? — кричит та. — Мои яйца тухлые?! Сама ты тухлая! Ты мне
смеешь говорить такое про мой товар! Ты! Да не твоего ли отца вши в канаве заели,
не твоя ли мать с французами крутила, не твоя ли бабка сдохла в богадельне! Ишь,
целую простыню на платок извела! Знаем, небось, откуда все эти тряпки да шляпки!
Если бы не офицеры, не щеголять тебе в нарядах! Порядочные-то за своим домом
следят, а таким — самое место в каталажке!
Двести лет прошло, в применении приёма подмены тезиса поднаторели.
Сейчас он широко используется в обосновании реформ в образовании,
здравоохранении, ЖКХ, в политике и строительных стратегиях. Речь идёт
вроде бы о благе для слабого, а на самом деле о выгоде для сильного.
Непротиворечивость мышления обеспечивается благодаря соблюдению,
закона непротиворечия, в соответствии с которым два взаимоисключающих
суждения об одном и том же предмете, взятом в одно и то же время и в
одном и том же отношении, не могут быть одновременно истинными.
Например, если из двух суждений : «Бог есть» и «Бога нет» одно истинно, то
другое, согласно закону непротиворечия, ложно. Истинными являются
суждения, которые соответствуют действительности. Так, высказывание
Земля вращается вокруг Солнца истинно, поскольку в нем утверждается
факт, имеющий место в действительности. Высказывания же Земля не
вращается вокруг Солнца или Солнце вращается вокруг Земли ложны,
поскольку они не согласуются с действительностью.
С законом непротиворечия связан закон исключенного третьего, смысл
которого заключается в следующем: из двух противоречащих суждений
одно должно быть истинным, а другое ложным и не может быть
третьего суждения, истинного по отношению к тому же предмету в то
же самое время. Этот закон распространяется только на противоречащие
суждения, т.е. суждения, отрицающие друг друга: Вчера семинар состоялся –
Вчера семинар не состоялся. По культуре речи зачёт. – По культуре речи –
экзамен. Данный
закон
направлен
против непоследовательности,
противоречивости рассуждений.
Рассмотрим вопрос из теста № 1.«Формы делового общения»: «Согласны ли
Вы с тем, что целью делового общения является получение прибыли?».
Ответ один из трех. 1. Согласен. 2. Не согласен. 3. Зависит от нравственных
принципов участников общения. Предположим, Вы согласны, тем более
начальник на работе Вам это внушает. Можно ли считать такой ответ
неверным? Если бы не было для информации двух других ответов, то можно.
Но если Вы знаете, что некоторые работники некоторых других сфер целью
делового общения считают какие-нибудь «мифические» вещи типа «делать
людям добро», то ответ неверный. Здесь критерием истинности служит Ваше
мнение, но до тех пор, пока в спор не вступают другие критерии истинности,
кроме Вашего мнения. Если Вы продолжаете настаивать на своём, значит, не
считаете настоящим «делом» виды деятельности, не связанные с
извлечением прибыли, типа здравоохранения и образования. Этот пример
показывает, что законы формальной логики не всегда срабатывают. Если
способом выживания становится обман, то логика выворачивается
наизнанку.
Законы логики выполняются интуитивно, знание науки логики не при чём. О
её «бесполезности» говорит Мефистофель, наставляя студентов, в трагедии
Гёте «Фауст» (Перевод Б.Пастернака):
Употребляйте с пользой время,
Учиться надо по системе.
Сперва хочу вам в долг вменить
На курсы логики ходить.
Ваш ум, нетронутый доныне,
На них приучат к дисциплине,
Чтоб взял он направленья ось,
Не разбредаясь вкривь и вкось.
Что вы привыкли делать дома
Единым махом, наугад,
Как люди пьют или едят,
Вам расчленят на три приема
И на субъект и предикат.
В мозгах, как на мануфактуре,
Есть ниточки и узелки.
Посылка не по той фигуре
Грозит запутать челноки.
За тьму оставшихся вопросов
Возьмется вслед за тем философ
И объяснит, непогрешим,
Как подобает докам тертым,
Что было первым и вторым,
А стало третим и четвёртым
Аристотель не мог остановить процесс появления новых логик (например,
диалектической логики), необходимых для развития человечества, но
фундаментальный закон правильного мышления, закон непротиворечия,
служит с тех пор отправной точкой: когда нарушать нельзя, опасно для
жизни, когда можно, когда необходимо. Парадокс: законы логики были
сформулированы, чтобы их нарушать.
2. Закон достаточного основания.
В XVII в. Г.Лейбниц сформулировал принцип достаточного основания. На
первый взгляд, он представляется бессодержательным: «Все существующее
имеет достаточные основания для своего существования», в силу чего ни
одно явление не может считаться действительным, ни одно утверждение
истинным или справедливым без указания его основания. Это общий
синтетический принцип. Он соединяет действительность, мышление и речь.
Законы
тождества, противоречия
и
исключенного третьего
взаимодействуют между собой и приобретают подлинный смысл лишь
при соблюдении закона достаточного основания, согласно которому
всякая правильная мысль должна быть аргументирована; чтобы признать
суждение о предмете истинным, должны быть указаны достаточные
основания. Главным инструментом мышления в данном случае являются
умозаключения, реализующиеся в таких мыслительных операциях, как
анализ, синтез, аналогия, дедукция, индукция. Соблюдение этого закона
обеспечивает доказательность и обоснованность рассуждений.
Особую роль требование обоснованности знания играет в науке. В каждой
конкретной научной дисциплине исторически складывается свой уровень
точности и доказательности. В деловом общении обоснование принимаемых
решений не менее важно, от него во многом зависит успех дела.
Нацеленность на практическую значимость, результативность,
эффективность, с одной стороны, преследование частных интересов,
личной выгоды, конъюнктурные соображения, с другой, нередко приводят
к конфликтам, столкновению различных методов убеждения,
пренебрежению истиной.
Использование
некорректных приёмов
аргументации, фразёрство, декларативность при обсуждении важных
практических проблем не редкость.
Подтверждение следствием. Непосредственное наблюдение того, о чем
говорится в проверяемом утверждении, бывает возможным крайне редко
(«целью
делового
общения
является
получение
прибыли…»).
Универсальным способом подтверждения является выведение из
обосновываемого положения логических следствий и их последующая
опытная проверка. Подтверждение следствий оценивается при этом как
свидетельство в пользу истинности самого положения.
Вот два примера такого подтверждения.
Тот, кто ясно мыслит, ясно говорит. Пробным камнем ясного мышления
является умение передать свои знания кому-то другому, возможно, далекому
от обсуждаемого предмета. Если человек обладает таким умением и его речь
ясна и убедительна, это можно считать подтверждением того, что его
мышление также является ясным.
Аварии в метро приводят к массовым опозданиям на работу. Несколько
студентов и лектор опоздали на лекцию. Значит, в метро произошла авария.
В каждом из этих примеров рассуждение идет по схеме: «из первого
вытекает второе; второе истинно; значит, первое также является, по всей
вероятности, истинным. Однако убедительно говорят и дикторы ТВ,
зачитывая с невидимого зрителям экрана чужие тексты. Что касается
опозданий, они могут произойти по самым разным причинам.
Выведение следствий и их подтверждение, взятое само по себе, никогда не в
состоянии установить справедливость обосновываемого положения.
Подтверждение следствия только повышает его вероятность. Разумеется, что
далеко не безразлично, является выдвинутое положение маловероятным или
же оно правдоподобно. Чем большее число следствий нашло подтверждение,
тем выше вероятность проверяемого утверждения. Отсюда — рекомендация
выводить из выдвигаемых и требующих надежного фундамента положений
как можно больше логических следствий с целью их проверки.
Дедуктивное обоснование. Одним из важных способов обоснования
утверждения является выведение его из некоторых более общих положений.
Если выдвинутое предположение удается логически (дедуктивно) вывести из
каких-то установленных истин, это означает, что оно истинно.
В рассказе Л. Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича» есть эпизод, имеющий
прямое отношение к логике.
«Иван Ильич чувствовал, что он умирает, и был в постоянном отчаянии. В
мучительных поисках какого-нибудь просвета он ухватился даже за старую свою
мысль, что правила логики, верные всегда и для всех, к нему самому неприложимы.
«Тот пример силлогизма, которому он учился в логике Кизеветтера: Кай — человек,
люди — смертны, потому Кай смертен, казался ему во всю его жизнь правильным
только по отношению к Каю, но никак не к нему. То был Кай — человек, вообще
человек, и это было совершенно справедливо; но он был не Кай и не вообще человек, а
он был совсем, совсем особенное от всех других существо... И Кай точно смертен, и
ему правильно умирать, но не мне, Ване, Ивану Ильичу, со всеми моими чувствами,
моделями, — мне это другое дело. И не может быть, чтобы мне следовало умирать.
Это было бы слишком ужасно».
Как бы ни были нежелательны следствия наших рассуждений, они
должны быть приняты, если приняты исходные посылки.
Дедуктивное рассуждение — это всегда принуждение. Размышляя, мы
постоянно ощущаем давление и несвободу. Не случайно Аристотель, первым
подчеркнувший безоговорочность логических законов, с сожалением
заметил: «Мышление — это страдание», ибо «коль вещь необходима, в
тягость она нам».
Логические ошибки подразделяются на паралогизмы и алогизмы. Различия
между ними сводятся к следующему.
Паралоги
́
зм
(др.-греч.
παραλογισμός —
ложное
умозаключение) —
случайная, неосознанная или непреднамеренная логическая ошибка в
мышлении (в доказательстве, в споре, диалоге), возникающая при нарушении
законов или правил логики и приводящая к ошибочному выводу
(заключению).
Алогизм (
др.-греч. а — отрицательная частица и др.-греч. logísmós — разум,
рассудок)
— нелогическое рассуждение, ход мысли, нарушающий законы и
правила логики, либо факт, который не укладывается в рамки логического
мышления, то, что нельзя обосновать логически, противоречащее логике.
Аристотель называл паралогизмом всякое ложное доказательство за
исключением софизма, то есть намеренного ложного доказательства.
Авторы «Логики Пор-Рояля» употребляли термин «паралогизм» как синоним
термина «софизм».
Одно из важнейших изменений в значении термина было произведено
И. Кантом, который отличал логический паралогизм (определял как ложное
по своей логической форме умозаключение) от трансцендентального
паралогизма (специфической философской ошибки). Логический паралогизм
суть ложное по форме умозаключение, независимо от того, истинно его
содержание или нет.
Кроме того, паралогизмы следует отличать от парадоксов и антиномий —
правильно построенных умозаключений, приводящих к самопротиворечию.
Паралогизм представляет собой ложный (ошибочный) по форме, то есть
неправильно построенный вывод (умозаключение, рассуждение).
Паралогизм как вид логической ошибки следует отличать от
содержательных, фактических ошибок.
Своей
непреднамеренностью
(непредумышленностью)
паралогизм
отличается от софизма — логической ошибки, совершаемой преднамеренно.
3. Корректные и некорректные приёмы аргументации
Некоторые приемы ведения спора, довольно часто применяемые, получили
собственные имена.
Аргумент к публике — вместо обоснования истинности или ложности
тезиса объективными доводами пытаются опереться на мнения, чувства и
настроения слушателей, обращаясь не к партнеру в споре, а к другим
участникам или даже случайным слушателям.
Так, на одной из дискуссий по поводу теории происхождения видов Ч.
Дарвина епископ Вильберфорс обратился к слушателям с вопросом, были ли
их предки обезьянами. Защищавший данную теорию биолог Т. Хаксли
ответил на это, что ему стыдно не за своих обезьяньих предков, а за людей,
которым не хватает ума отнестись всерьез к выводам Дарвина.
Аргумент к личности — противнику приписывают такие недостатки,
реальные или мнимые, которые представляют его в смешном свете, бросают
тень на его умственные способности, подрывают доверие к его
рассуждениям.
Такого рода «критика» противника, приписывание ему нехороших черт или
порочащих мотивов ведет к тому, что уже не сущность того, что он говорит,
а сама его особа становится предметом обвинений. Этот прием некорректен,
так как меняет плоскость спора. Жонглирование отрицательными
характеристиками личности противника, не имеющими никакого отношения
к существу рассматриваемого вопроса, в товарищеском споре, разумеется,
недопустимо.
«Что может говорить хромой об искусстве Ван Гога…? Какие взгляды на
архитектуру может высказать мужчина без прописки….? И вообще, разве нас
может интересовать мнение человека лысого и с таким носом? Пусть сначала
исправит нос, отрастит волосы, приобретет вес, походку, а потом выскажет что-
нибудь неспорное — мы его поймем»
(М. Жванецкий)
.
Аргумент к массам — попытка взволновать и наэлектризовать широкий
круг людей, используя их групповой эгоизм, национальные или расовые
предрассудки, лживые обещания и т. п. Этот аргумент, называемый также
демагогией, нередко применяется отдельными деятелями в политических
диспутах.
Аргумент к человеку — в поддержку своей позиции приводятся основания,
выдвигаемые противной стороной в споре или вытекающие из принимаемых
ею положений.
Например, школьники просят учителя ботаники вместо урока отправиться в
лес. При этом они ссылаются на то, что, как он сам не раз говорил,
непосредственный контакт с природой — лучший способ узнать ее тайны.
Такого рода довод является нечестным только в том случае, когда человек,
прибегающий к нему, сам не разделяет данного убеждения и только делает
вид, что он присоединяется к общей платформе.
Аргумент к тщеславию — расточение неумеренных похвал противнику в
споре в надежде, что, тронутый комплиментами, он станет мягче и
покладистей.
Этот довод можно считать частным случаем аргумента к личности. Как
только в дискуссии начинают встречаться обороты типа «не подлежит
сомнению глубокая эрудиция оппонента», «как человек выдающихся
достоинств, оппонент...» и т. п., можно предполагать завуалированный
аргумент к тщеславию.
Аргумент к несмелости, или к авторитету — обращение в поддержку
своих взглядов к идеям и именам тех, с кем противник не посмеет спорить,
даже если они, по его мнению, неправы.
Например, в дискуссии по мировоззренческим вопросам одна сторона
ссылается на авторитет великих ученых: физиков, математиков, химиков.
Другая сторона чувствует, что эти авторитеты в частных областях далеко не
всегда правы в самых общих вопросах, но не рискует высказаться против
них.
Аргумент к физической силе («к палке») — угроза неприятными
последствиями, и в частности угроза применения насилия или прямое
употребление каких-то средств принуждения.
Скажем, наставляя не соглашающегося с ним сына, отец грозит, что накажет
его, если тот принесет из школы тройку.
Аргумент к невежеству — ссылка на неосведомленность, а то и невежество
противника в вопросах, относящихся к существу спора; упоминание таких
фактов или положений, которых никто из спорящих не знает и не в
состоянии проверить.
Допустим, приводится известный принцип, но сформулированный на
латыни, так что другая сторона, не знающая этого языка, не понимает, о чем
идет речь, и вместе с тем не хочет этого показать. Иногда неспособность
противника опровергнуть, какое-то утверждение представляется как довод в
пользу этого утверждения: «Можешь доказать, что никто не способен читать
мысли другого?» — «Нет, не могу». — «Значит, должен согласиться с тем,
что кто-то способен это делать».
Аргумент к жалости — возбуждение в другой стороне жалости и
сочувствия. Например, студент, не сдавший экзамена, просит профессора
поставить ему хотя бы удовлетворительно, иначе его лишат стипендии.
Все эти аргументы являются, конечно, некорректными способами защиты
своей позиции. Но нетрудно заметить, что применение одних легче понять и
извинить, чем употребление других. Некоторые же вообще ничем нельзя
оправдать.
Недопустимы в споре и такие уловки, как умышленный уход от темы,
длинные разглагольствования о вещах, не имеющих никакого отношения к
обсуждаемым вопросам, попытки запутать основную мысль в чаще всяких
деталей и подробностей, чтобы затем незаметно направить внимание
участников спора на то, что кажется выигрышным, и т. п.
4. Лингвистические условия логичности
Бессодержательную речь
Всегда легко в слова облечь.
Из голых слов, ярясь и споря,
Возводят здания теорий.
Словами вера лишь жива.
Как можно отрицать слова?
(Гёте. Фауст)
В отличие от животных, люди не могут мыслить без языка – знаковой
системы, однако нередко мы произносим и пишем, и тем более «скачиваем»
слова неосмысленно. Логичность речи зависит, прежде всего, от
непротиворечивости и правильности мышления, но по ходу изложения
мысли языковыми средствами, то есть в речи, как в письменной, так и и в
устной, опять возникает опасность логических ошибок.
«Моя специальность и
жизнь проходили в атмосфере нефти и газа»
(В.Черномырдин).
Ошибки возникают в результате нарушения законов логики, допущенного
как в пределах одного предложения, суждения, так и на уровне целого
текста.
Семантика – это раздел лингвистики (в частности, семиотики), изучающий
смысловое значение единиц языка.
Синтаксис – это раздел лингвистики, изучающий строение словосочетаний и
предложений, и функциональное взаимодействие в них различных частей
речи. Является составной частью грамматики.
Не всякая речевая ошибка приводит к алогизму; например, многословие
(плеоназм) более-менее безобидное, с точки зрения логики, нарушение
требования экономии речевых средств: памятный сувенир, период времени.
Некоторые плеоназмы стали общеупотребительными словосочетаниями и не
считаются ошибками:
«информационное сообщение»; пойти ва-банк (жарг.) от
французского va banque – идет банк.
При этом плеоназм нередко является
причиной подмены понятия:
Имя Галины Сергеевны пользуется большим
авторитетом в институте
.
В поэтике под алогизмом понимается литературный приём (стилистическая
фигура) — нарушение логической связи в литературной речи. Алогизм тесно
связан с абсурдом и нонсенсом.
«Иван Иванович несколько боязливого характера. У Ивана Никифоровича, напротив
того, шаровары в таких широких складках...»
(Н.В.Гоголь).
Алогизм часто применяется для создания комического эффекта, связан с
установкой на иронию, гротеск, иррациональное. Комический эффект
алогизмов используется в фольклоре (народные загадки), в произведениях
сатириков (Н. В. Гоголя, басни и афоризмы Козьмы Пруткова), в стихах для
детей (К. И. Чуковский, Д. И. Хармс и др.). для показа алогичности и
иррациональности действительности Использование алогизма характерно
для творчества того же Гоголя, Лотреамона, Ф. Кафки, сюрреалистов,
обэриутов, театра абсурда.
Разновидностями алогизма являются:
• несоответствие синтаксической и смысловой структуры речи;
• нарушение логической связи (логический разрыв) между речевыми
оборотами, фразами, репликами, отдельными частями диалога;
• противопоставление предметов и свойств, не заключающих в себе
ничего противоположного, или сопоставление предметов и свойств,
лишённых всякого сходства;
• абсурдное умозаключение;
• разрушение причинных связей;
• движение речи по случайным ассоциациям;
• бессодержательное или бессмысленное высказывание.
«По данным отдела ЗАГС, за последние годы в районе увеличилось число разводов,
причём расторгают браки молодые семьи, с 1-3-летним стажем. В чём же секрет
семейного счастья?»
«Зарплата у меня хорошая, но маленькая…»
«Он облокотился спиной на батарею…»
К алогизмам приводят лексические и синтаксические ошибки.
Лексические
ошибки:
незнание
значения
слова,
небрежное
словоупотребление. Грубой лексической логической ошибкой является
скачок –
Сложный и оригинальный внутренний облик Катерины нашел свое
отражение в ее языке, самом ярком среди всех действующих лиц «Грозы».
На лекции присутствовали студенты 12 и 11 группы, а также плотник
ремонтировал дверь.
Амфиболия (греч. двусмысленность, неясность), получающаяся от того или
иного расположения слов или от употребления их в различных смыслах,
смешение понятий: «
Брега Арагвы и Куры
Узрели русские шатры»
А.С.Пушкин «Евгений Онегин» (Отрывки из Путешествия Онегина)
К 35-ти годам сын, наконец. остепенился
(получил ученую степень или стал
степенным.
казнить нельзя помиловать.
В этом случае к алогизму приводит
пунктуационная ошибка.
Сопоставление несопоставимых понятий:
Лексика студентов отлична от других
социальных групп.
Неправильное словоупотребление может привести к подмене понятия:
Институтская библиотека включает тысячи названий книг. Чтобы получить
загранпаспорт, необходим перечень документов.
Собственно лингвистическим, или структурным, условием логичности речи
является овладение логикой изложения. Структурной предпосылкой
логичного изложения мысли служит правильная сочетаемость (синтагматика)
элементов языка на лексико-семантическом, морфологическом и
синтаксическом уровнях. Логичность изложения проявляется в точности
употребления слов и словосочетаний, в правильном построении
предложений и связного текста в целом, т.е. тесно связана с точностью и
правильностью речи, опирается на них. Для логичной речи характерно такое
расположение слов, предложений и их частей, которое дает возможность
строго последовательно усваивать выражаемую мысль, не допускает
несоответствия, противоречия в ее языковом оформлении.
Неясность и двусмысленность часто возникает в результате неправильного
построения предложений с именными словосочетаниями, в которых
родительный падеж может иметь значение как субъекта, так и объекта
действия
(вызов врача, обвинение товарища, приглашение учителя, поддержка друга
и т.п.).
Предложения со словосочетаниями, в которых падежные окончания имеют
различное грамматическое значение
(помощь матери, подарок Марии,
благодарность дочери и т.д.). Помощь матери оказалась как никогда кстати.
Употребление дополнения в форме дательного падежа в безличных
предложениях:
учителю хочется пожелать...; ученику следует ответить...;
директору надо посоветовать...
Неудачное построение предложений с местоимениями. Местоимения в
контексте наполняются конкретным значением за счет соотносящихся с ними
слов. Поэтому предложения нужно строить так, чтобы создавалась ясность,
определенность в понимании того, к какому слову относится местоимение.
Так, в высказывании
В городском загсе заспанная, явно больная женщина
растапливала печку. Скупо поджав морщинистые губы, она безо всяких эмоций
внесла в книгу запись регистрации нашего брака
(Б. Пикуль)
При употреблении возвратного местоимения себя и притяжательных его, ее,
их, свой алогизмы обычно возникают в тех случаях, когда в высказывании
два субъекта действия:
Преподаватель велел студенту убрать его телефон
(чей
телефон).
Причиной логических ошибок может быть нарушение синтаксической связи
в предложениях, содержащих обороты с предлогами несмотря на, вместо,
кроме, помимо, наряду с и др. Обороты с такими предлогами, как правило,
управляются сказуемыми:
Вместо шапки на ходу он надел сковороду
(К.
Чуковский). Нарушение этого правила приводит к нарушению
семантических связей между частями высказывания:
Помимо повышения
успеваемости, студенты проводили большую общественную работу; Кроме работы,
он учится заочно в институте.
При построении предложений с однородными членами в качестве
однородных членов могут объединяться слова, которые обозначают понятия,
являющиеся частными, видовыми по отношению к общему для них родовому
понятию. При этом необходимо соблюдать требование единого основания
при выделении их как видовых. Несоблюдение требования единого
основания деления приводит к логическим ошибкам:
Для студентов был
прочитан ряд лекций по нравственно-этическим, политическим, научно-популярным
и эстетическим проблемам
(определения нравственно-этические, литературные
характеризуют содержание лекций, а научно-популярные - метод
изложения).
Нельзя объединять в качестве однородных членов слова, обозначающие
несоотносимые понятия:
рассказывать о ветеранах труда и
музее МЭИ.
Соединение несоотносимых понятий в однородный ряд нередко
используется как стилистический прием создания комизма или иронии:
Но
все должны были отступить, когда явился в ее замке раненый гусарский полковник
Бурмин, с Георгием в петлице и с интересной бледностью, как говорили тамошние
барышни
(А. Пушкин).
Нельзя объединить как однородные члены предложения слова, выражающие
пересекающиеся понятия:
родители и взрослые, юноши и молодежь, дети и
школьники.
Однако некоторые сочетания, вопреки правилам логики,
закрепились в языке как нормативные:
пионеры и школьники, фестиваль
молодежи и студентов, искусство и литература
.
Важным условием логичности речи является точное и непротиворечивое
выражение языковыми средствами связей и отношений между частями
предложения, а также между отдельными предложениями в целом тексте.
Используемые в качестве языковых средств выражения связи лексические
повторы, местоимения, служебные слова (предлоги, союзы), частицы,
вводные слова и словосочетания (во-первых, во-вторых, следовательно,
значит и др.) должны соответствовать характеру смысловых отношений
между частями предложения или отдельными предложениями, подчеркивать
единство
и
последовательность
мысли,
целостность
содержания,
конкретизировать характер отношений между высказываниями.
В логической организации письменной речи очень важно правильное
членение текста на абзацы. Оно способствует четкому построению
высказывания, объединению мыслей в микротемы, облегчает восприятие
написанного.
5. Формально-логическая классификация приёмов остроумия
В современном обществе остроумие и чувство юмора ценятся весьма высоко.
В деловом общении умение пошутить, разрядить напряженность
каламбуром, иронией, рассказать удачный анекдот трудно переоценить..
Когда мы попадаем в тесный круг,
Где промышляют тонким острословьем
И могут нам на выбор предложить
Десятки самых лучших, самых свежих,
Ещё не поступивших в оборот
Крылатых слов, острот и каламбуров, —
Нам вспоминается широкий мир,
Где люди говорят толково, звучно
О стройках, о плотах, об урожае,
Где шутку или меткое словцо
Бросают мимоходом между делом,
Но эта шутка дельная острей
Всего, чем щеголяет острословье.
С. Я. Маршак:
Чувство юмора и остроумие – это не одно и то же, один и тот же человек
может обладать чувством юмора и не быть остроумным. А бывает и наоборот
— бойкий и удачливый острослов начисто лишён чувства юмора. Есть,
конечно, люди, обладающие и тем и другим, как, несомненно, есть и такие, у
которых нет ни того ни другого.
Для удобства обозрения мы свели приемы остроумиявоедино.
1. Ложное противопоставление.
2. Ложное усиление.
3. Доведение до абсурда:
а) преувеличение (гипербола);
б) преуменьшение или смягчение (эвфемизм).
4. Остроумие нелепости:
а) соединение двух логически несовместимых высказываний;
б) паралогический вывод.
5. Смешение стилей, или “совмещение планов”:
а) смешение речевых стилей;
б) перенос терминология;
в) несоответствие стиля и содержания;
г) несоответствие стиля речи и обстановки, где она произносится;
д) псевдоглубокомыслие.
6. Намек, или точно наведенная цепь ассоциаций.
7. Двойное истолкование:
а) игра слов;
б) двусмысленность.
8. Ирония.
9. Обратное сравнение:
а) “чистое” обратное сравнение;
б) буквализация метафоры.
10. Сравнение по случайному или второстепенному признаку:
а) перечисление разнородных предметов и явлений в “едином списке”.
11. Повторение:
а) “чистое” повторение;
б) повторение с изменением грамматической конструкции;
в) повторение с изменением смысла.
12. Парадокс.
Литература:
Ивин А.А. Искусство правильно мыслить. Любое издание
Лук А.Н. О чувстве юмора и остроумии. М.: Искусство, 1966.
Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических
терминов. Любое издание
ГИПЕРССЫЛКИ
Софистика – общекультурное движение в Греции V в. до н.э.
Из книги А.А.Ивина Искусство правильно мыслить.
СОФИЗМ КАК ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ МОШЕННИЧЕСТВО
Одной из типичных форм постановки проблем в древности был софизм.
Но софизмы использовались и теперь продолжают использоваться также для другой цели
— для тонкого, завуалированного обмана. В этом случае они выступают в роли особого
приема интеллектуального мошенничества, попытки выдать ложь за истину и тем самым
ввести в заблуждение.
Софизмы являются логически неправильными рассуждениями, выдаваемыми за
правильные и доказательные.
«Софист» в одиозном, дурном значении — это человек, готовый с помощью любых, в том
числе и недозволенных, приемов отстаивать свои утверждения, не считаясь с тем,
истинны они на самом деле или нет.
Чем обусловлена кажущаяся убедительность многих софизмов, иллюзия их «логичности»
и «доказательности»? Она связана с хорошо замаскированной ошибкой, с нарушением
правил языка или логики. Софизм — это обман. Но обман тонкий и закамуфлированный,
так что его не сразу и не каждому удается раскрыть.
В софизмах эксплуатируются многие особенности нашего повседневного языка. В нем
обычны метафоры, т. е. обороты речи, заключающие скрытое уподобление, образное
сближение слов на базе их переносного значения:
Софизмы могут основываться и на логических ошибках, таких, как умышленная
подмена тезиса доказательства, несоблюдение правил логического вывода, принятие
ложных посылок за истинные и т.п.
Говоря о мнимой убедительности софизмов, древнеримский философ Сенека сравнивал
их с искусством фокусников: мы не можем сказать, как совершаются их манипуляции,
хотя твердо знаем, что все делается совсем не так, как это нам кажется.
ПРЕОДОЛЕНИЕ СОФИЗМОВ
Ф. Бэкон сравнивал того, кто прибегает к софизмам, с лисой, которая хорошо петляет, а
того, кто раскрывает софизмы, — с гончей, умеющей распутывать следы.
Чтобы успешно справляться с софизмами, встречающимися в процессе дискуссии или
спора, надо хорошо знать обсуждаемый предмет и обладать определенными навыками
логического анализа рассуждений, уметь подмечать допускаемые оппонентом логические
ошибки и убедительно раскрывать несостоятельность его аргументации.
Рассмотрим несколько типичных софизмов и на конкретных примерах покажем те
обычные нарушения требований логики, которые лежат в их основе.
В одном из своих диалогов Платон описывает, как два древних софиста запутывают
простодушного человека по имени Ктесипп.
— Скажи-ка, есть ли у тебя собака?
— И очень злая, — отвечает Ктесипп.
— А есть ли у нее щенята?
— Да, тоже злые.
— А их отец, конечно, собака же?
— Я даже видел, как он занимается с самкой.
— И этот отец тоже твой?
— Конечно.
— Значит, ты утверждаешь, что твой отец-собака и ты — брат щенят!
Смешно, если и не Ктесиппу, то всем окружающим, ведь такие беседы обычно
происходили при большом стечении народа.
Какая же допущена ошибка, поставившая в тупик Ктесиппа?
Здесь заключение не вытекает из принятых посылок. Чтобы убедиться в этом, достаточно
слегка переформулировать посылки, не меняя их содержания: «Этот пес
принадлежит тебе; он является отцом». Что можно вывести из этой информации? Только
высказывание «Этот пес принадлежит тебе и он является отцом», но никак не «Он твой
отец».
Обычная для разговорного языка сокращенная форма выражения заводит в тупик и в
следующем рассуждении.
— Скажи, — обращается софист к молодому любителю споров, может одна и та же вещь
иметь какое-то свойство и не иметь его?
— Очевидно, нет.
— Посмотрим. Мед сладкий?
— Да.
— И желтый тоже?
— Да, мед сладкий и желтый. Но что из этого?
— Значит, мед сладкий и желтый одновременно. Но желтый это сладкий или нет?
— Конечно, нет. Желтый — это желтый, а не сладкий.
— Значит, желтый — это не сладкий?
— Конечно.
— О меде ты сказал, что он сладкий и желтый, а потом согласился, что желтый не значит
сладкий, и потому как бы сказал, что мед является и сладким, и несладким одновременно.
А ведь вначале ты твердо говорил, что ни одна вещь не может и обладать, и не обладать
каким-то свойством.
Конечно, софисту не удалось доказать, что мед имеет противоречащие друг другу
свойства, являясь сладким и несладким вместе. Подобные утверждения не совместимы с
логическим законом противоречия, и их вообще невозможно доказать. Но за счет чего
создается все-таки видимость убедительности данного рассуждения?
Она связана с подменой софистом выражения «Быть желтым не значит быть сладким»
выражением «Быть желтым значит не быть сладким». Но это совершенно разные
выражения. Верно, что желтое не обязательно является сладким, но неверно, что желтое
— непременно несладкое. Подмена происходит почти незаметно, когда рассуждение
протекает в сокращенной форме. Но стоит развернуть сокращенное «желтый — это
несладкий», как эта подмена становится явной.
В софизме «рогатый» обыгрывается двусмысленность выражения «то, что не терял».
Иногда оно означает «то, что имел и не потерял», а иногда просто «то, что не потерял,
независимо от того, имел или нет»... Можно, например, спросить человека: «Не вы ли
потеряли зонтик?», не зная заранее, был у него зонтик или нет. В посылке «Что ты не
терял, то имеешь» оборот «то, что ты не терял» должен означать «то, что ты имел и не
потерял», иначе эта посылка окажется ложной. Но во второй посылке это значение уже не
проходит: высказывание «Рога — это то, что ты имел и не потерял» является ложным.
Вот еще несколько софизмов для самостоятельной тренировки:
Сидящий встал; кто встал, тот стоит; значит, сидящий стоит».
«Но когда говорят: «камни, бревна, железо», то ведь это — молчащие, а говорят!»
«2 и 3 — четное и нечетное числа; поскольку 2 и 3 в сумме дают 5, то 5 — это четное и
одновременно нечетное число; значит, 5— внутренне противоречивое число».
«— Знаете ли вы, о чем я сейчас хочу вас спросить?» — «Нет». — «Неужели вы не знаете,
что лгать — нехорошо?» — «Конечно, знаю...» — «Но именно об этом я и собирался вас
спросить, а вы ответили, что не знаете; выходит, что вы знаете то, чего вы не знаете».
Пожалуй, достаточно о софизмах как приемах интеллектуального мошенничества.
СОФИЗМЫ КАК ПРОБЛЕМЫ
Софизмы древних нередко использовались с намерением ввести в заблуждение. Но они
имели и другую, гораздо более интересную сторону.
Когда эти софизмы были впервые сформулированы, о правилах логики еще ничего не
было известно. Сама возможность существования логики как науки о правильном
рассуждении даже не предполагалась. Говорить в такой ситуации об умышленном
нарушении данных правил можно только с натяжкой.
Широкую распространенность софизмов в Древней Греции можно понять, если
предположить, что они выражали дух своего времени и являлись одной из особенностей
античного стиля мышления. В древности софизмы были прежде всего своеобразной
формой осознания и словесного выражения проблемной ситуации.
Первым на эту сторону дела обратил внимание в начале прошлого века немецкий философ
Г.Гегель. Он проанализировал ряд старых софизмов и вскрыл те реальные проблемы,
которые поднимались ими.
Большое число софизмов обыгрывает тему скачкообразного характера всякого изменения
и развития. Постепенное, незаметное, чисто количественное изменение какого-то объекта
не может продолжаться бесконечно. В определенный момент оно достигает своего
предела, происходит резкое качественное изменение — скачок — и объект переходит в
другое качество. Например, при температуре от 0° до 100°С вода представляет собой
жидкость. Постепенное нагревание ее заканчивается тем, что при 100°С она закипает и
резко, скачком переходит в другое качественное состояние — превращается в пар.
Вопросы софистов: «Создает ли прибавление одного зерна к уже имеющимся зернам
кучу?», «Становится ли хвост лошади голым, если вырвать из него один волос?»—
кажутся наивными. Но в них, говорит Гегель, находит свое выражение попытка древних
греков представить наглядно скачкообразность всякого изменения.
Многие софизмы поднимали проблему текучести, изменчивости окружающего мира и в
своеобразной форме указывали на трудности, связанные с отождествлением объектов в
потоке непрерывного изменения.
«Взявший взаймы, — говорит древний софист, — теперь уже ничего не должен, так как
он стал другим». «Приглашенный вчера на обед приходит сегодня непрошенным, так как
он уже другое лицо» — здесь опять-таки речь не о займах и обедах, а о том, что всеобщая
изменчивость вещей постоянно сталкивает нас с вопросом: остался рассматриваемый
предмет тем же самым или же он настолько переменился, что его надо считать другим?
Очень часто софизмы ставят в неявной форме проблему доказательства. Что представляет
собой доказательство, если можно придать видимость убедительности нелепым
утверждением, явно не совместимым с фактами? Например, убедить человека в том, что у
него есть рога, копыта или хвост, что он произошел от собаки и пр.
Сформулированные в тот период, когда науки логики еще не было, древние софизмы
прямо ставили вопрос о необходимости ее построения. Прямо в той мере, в какой это
вообще возможно для софистического способа постановки проблем. Именно с софизмов
началось осмысление и изучение доказательства и опровержения. И в этом плане софизмы
непосредственно содействовали возникновению особой науки о правильном,
доказательном мышлении.
Не может быть, конечно, и речи о реабилитации или каком-то оправдании тех
рассуждений, которые преследуют цель выдать ложь за истину, используя для этого
логические или иные ошибки. Нужно, однако, помнить о том, что слово «софизм» имеет,
кроме этого современного и хорошо устоявшегося смысла, еще и иное значение. В этом
значении софизм представляет собой неизбежную на определенном этапе развития
мышления форму постановки проблем.
ПАРАДОКСЫ
«...Истина все же скорее возникает из ошибки, чем из спутанности...» Ф. Бэкон
«У всякого безумия есть своя логика». В. Шекспир
Парадокс в широком смысле — это утверждение, резко расходящееся с общепринятыми,
устоявшимися мнениями, отрицание того, что представляется «безусловно правильным».
Само греческое слово, от которого произведено наше слово «парадокс», буквально
означало «необычное, странное, невероятное, замечательное». Все эти эпитеты, без
сомнения, приложимы к парадоксам. Подлинный парадокс необычен и странен, более
того, он даже невероятен; однако он предстает как убедительное для нашего ума
доказательство, и потому он замечателен.
Парадокс в более узком и более современном значении — это два противоположных
утверждения, для каждого из которых имеются представляющиеся убедительными
аргументы.
Наиболее резкая форма парадокса — антиномия, рассуждение, доказывающее
эквивалентность двух утверждений, одно из которых есть отрицание другого.
Парадоксальны в широком смысле афоризмы, подобные таким: «Люди жестоки, но
человек добр» или «Признайте, что все равны, — и тут же появятся великие», и вообще
любые мнения и суждения, отклоняющиеся от традиции и противостоящие
общеизвестному, «ортодоксальному». Парадоксальность — характерная черта
современного научного познания мира.
Наука, одной из определяющих особенностей которой является постоянное развитие, во
все времена находилась в определенном конфликте с тем, что уже устоялось и стало
привычным. Постоянно расширяющееся знание периодически оказывалось не просто в
рассогласовании, а даже в противоречии со старыми догмами. Временами это
противоречие достигало такой остроты, что его вправе было назвать парадоксом.
Парадоксальным был, например, в свое время закон всемирного тяготения Ньютона,
объединивший такие разные виды движения, как падение яблока и движение планет по
орбитам. Несомненный оттенок парадокса имела и волновая теория света, утверждавшая,
что в центре тени, отбрасываемой непрозрачным предметом, должно быть светлое пятно.
Всякая радикальная теория, резко рвущая с привычными представлениями и неожиданно
объединяющая то, что всегда казалось лишенным всякой общности, воспринималась как
посягательство на основы привычного видения мира и тем самым как парадокс.
Парадоксальными оказывались также отдельные, экспериментально установленные
факты, вступившие в противоречие с ортодоксальными теориями.
Таким образом, наука постоянно порождала парадоксы. Но в условиях относительно
медленного развития научного знания они были не очень многочисленными и не звучали
столь резко. К тому же научные открытия и практические их приложения разделялись
обычно большими промежутками времени, так что парадоксы локализовались по
преимуществу в абстрактной, теоретической сфере и могли десятилетиями, а то и
столетиями ожидать своего разрешения.
В настоящее время наука сделалась, как и предсказывал К. Маркс, непосредственной
производительной силой. Быстрый рост научного знания сочетается с ускоренным
внедрением новейших научных достижений в практику, В этих условиях противоречия,
между научными теориями, между теориями и опытом, как только они появляются,
приобретают сразу же резкий и неотложный характер. Выявление таких противоречий и
парадоксов и их разрешение стало для современной науки обычным делом. Не
удивительно поэтому, что тема парадоксов стала популярной в исследованиях,
посвященных развитию и росту научного знания.
Еще сто лет тому назад парадоксы воспринимались по преимуществу как крайне досадное
препятствие на пути познания. Современная трактовка парадоксов в корне отлична от
этой обеспокоенной и опасливой реакции.
Противоречия науки и парадоксы как их наиболее своеобразная и резкая форма
воспринимаются теперь как естественное следствие процесса развития научного знания.
Парадокс и такие его частные случаи, как антиномия и апория, были типичными
способами постановки проблем в античном мышлении. Затем парадоксы на долгие века
были отставлены в сторону и ютились на окраинах науки. Современная наука
реабилитировала их и признала полноправными членами сообщества научных проблем.
ПАРАДОКС «ЛЖЕЦ»
Особой популярностью парадоксы пользуются в самых строгих и точных из всех наук —
математике и логике. Здесь их статус глубоких и кардинальных проблем не подвергается
сомнению. Предлагаются сотни разнообразных их решений, но никаких общепринятых
способов объяснения и устранения парадоксов пока не найдено.
Наиболее известным и, пожалуй, самым интересным из всех логических парадоксов
является парадокс «Лжец». Имеются различные варианты этого парадокса, многие из
которых только по видимости парадоксальны.
В простейшем варианте «Лжеца» человек произносит всего одну фразу: «Я лгу». Или
говорит: «Высказывание, которое я сейчас произношу, является ложным». Традиционная
лаконичная формулировка этого парадокса гласит: если лгущий говорит, что он лжет, то
он одновременно лжет и говорит правду.
Действительно, истинно или ложно высказывание «Выраженное сейчас высказывание
ложно»? Если оно истинно и утверждает, что ложно, то оно ложно. Если же оно ложно и
утверждает, что ложно, то оно истинно. Данный парадокс можно переформулировать и
так.
Допустим, что на лицевой стороне карточки стоят слова: «На другой стороне этой
карточки написано истинное высказывание» — и ничего более. Ясно, что эти слова
представляют собой осмысленное утверждение. Перевернув карточку, мы находим на ее
обороте слова: «На другой стороне этой карточки написано ложное высказыванием — и
опять-таки ничего более. Предположим, что утверждение на лицевой стороне — истинно.
Тогда утверждение на обороте должно быть истинным и, значит, утверждение на лицевой
стороне должно быть ложным. Но если утверждение с лицевой стороны ложно, тогда
утверждение на обороте также должно быть ложным и, следовательно, утверждение на
лицевой стороне должно быть истинным. В итоге — парадокс.
В древности «Лжец» рассматривался как хороший пример двусмысленного выражения. В
средние века «Лжец» был отнесен к «неразрешимым предложениям». Теперь он нередко
именуется «королем логических парадоксов». Были предложены десятки решений этого
парадокса, но осталось неясным, какие проблемы скрываются за ним.
С развитием логики в нем стали видеть смешение двух языков: языка, на котором
говорится о предметах, существующих в мире, и языка, служащего для описания самого
такого «предметного» языка. В нашем обычном языке эти два уровня не различаются.
Иногда «Лжец» рассматривается как пример неправильного употребления так называемых
«указательных выражений». В них встречаются слова, подобные «это», «я», «здесь»,
«теперь», и их истинность зависит от того, когда, кем и где они употребляются. Известен
рассказ о купце, который из соображений рекламы вывесил объявление: «Сегодня за
наличные, завтра в кредит». Он решил, что это объявление ни к чему его не обязывает: ни
в какой день нельзя сказать, что сегодня как раз тот день, когда наступило завтра. Эта же
хитрость скрывается, похоже, и за «Лжецом».
Нет оснований быть уверенным, что в других теоретических построениях с этим
парадоксом не окажутся связанными какие-то иные проблемы. Но раз остается не вполне
ясным, какие именно проблемы скрываются за «Лжецом», не может быть и твердых
рекомендаций, как следует избавляться от него.
Очевидно, однако, что «Лжец» не должен пониматься как локальное, изолированное
препятствие, устранимое одним особо изобретательным движением мысли.
НЕРАЗРЕШИМЫЙ СПОР
В основе одного известного парадокса лежит небольшое происшествие, случившееся две с
лишним тысячи лет назад и не забытое до сих пор.
У знаменитого софиста Протагора, жившего в V в. до н. э., был ученик по имени Еватл,
обучавшийся праву. По заключенному между ними договору Еватл должен был заплатить
за обучение лишь в том случае если выиграет свой первый судебный процесс. Но,
закончив обучение, он не стал участвовать в процессах. Это длилось довольно долго,
терпение учителя иссякло, и он подал на своего ученика в суд. Свое требование Протагор
обосновал так:
— Каким бы ни было решение суда, Еватл должен будет заплатить мне. Он либо выиграет
этот свой первый процесс, либо проиграет. Если выиграет, то заплатит в силу нашего
договора. Если проиграет, то решение суда будет в мою пользу, и заплатить нужно будет
согласно этому решению.
Судя по всему, Еватл был способным учеником. поскольку он ответил Протагору:
— Действительно, я либо, выиграю процесс, либо проиграю его. Если выиграю, решение
суда освободит меня от обязанности платить. Если решение суда будет не в мою пользу,
значит, я проиграл свой первый процесс и не заплачу в силу нашего договора.
Озадаченный таким оборотом дела, Протагор посвятил этому спору с Еватлом особое
сочинение «Тяжба о плате». К сожалению, оно, как и большая часть написанного
Протагордм, не дошло до нас. Тем не менее нужно отдать должное Протагору, сразу
почувствовавшему за простым судебным казусом проблему, заслуживающую
специального исследования.
Было предложено много решений данного парадокса. Ссылались, в частности, на то, что
решение суда должно иметь большую силу, чем частная договоренность двух лиц.
Однако, не будь этой договоренности, какой бы незначительной она ни казалась, не было
бы ни суда, ни его решения. Ведь суд должен вынести свое решение именно по ее поводу
и на ее основе.
Обращались также к общему принципу, что всякий труд, а значит, и труд Протагора,
должен быть оплачен.
Но этот принцип всегда имел исключения, тем более он не был универсальным в
рабовладельческом обществе. К тому же он просто не приложим к конкретной ситуации
спора: ведь Протагор, гарантируя высокий уровень обучения, сам отказывался принимать
плату в случае первой неудачи своего ученика. Если под решением данного затруднения
понимать ответ на вопрос, должен Еватл заплатить Протагору или нет, то эти, как и все
другие мыслимые решения являются, конечно, несостоятельными. Они представляют
собой не более чем уход от существа спора, являются, так сказать, софистическими
уловками и хитростями в безвыходной и неразрешимой ситуации. Ни здравый смысл, ни
какие-то общие принципы, касающиеся социальных отношений не способны разрешить
спор.
Простых средств логики достаточно для доказательства того, что невозможно выполнить
вместе договор в его первоначальной форме и решение суда, каким бы последнее ни было.
С помощью этих же средств можно также показать, что договор, несмотря на его вполне
невинный внешний вид, внутренне противоречив. Он требует реализации логически
невозможного положения: Еватл должен одновременно н уплатить за обучение, и вместе с
тем не платить.
Человеческому уму, привыкшему не только к своей силе, но и к своей гибкости и даже
изворотливости, трудно, конечно, смириться с этой абсолютной безвыходностью и
признать себя загнанным в тупик. Это особенно трудно тогда, когда тупиковая ситуация
создается самим этим умом. Он, так сказать, оступается на ровном месте и угождает в
свои собственные сети.
И тем не менее приходится признать, что иногда, впрочем, не так уж редко, соглашения и
системы правил, сложившиеся стихийно или введенные сознательно, приводят к
неразрешимым, безвыходным положениям.
ПАРАДОКСЫ И ХИТРЕЦЫ
В Древней Греции пользовался большой популярностью рассказ о крокодиле и матери.
Крокодил выхватил у женщины, стоявшей на берегу реки, ее ребенка. На ее мольбу
вернуть ребенка крокодил, пролив, как всегда, крокодилову слезу, ответил:
— Твое несчастье растрогало меня, и я дам тебе шанс получить назад ребенка. Угадай,
отдам я его тебе или нет. Если ответишь правильно, я верну ребенка. Если не угадаешь, я
его не отдам. Подумав, мать ответила:
— Ты не отдашь мне ребенка.
— Ты его не получишь, — заключил крокодил. — Ты сказала либо правду, либо неправду.
Если то, что я не отдам ребенка, — правда, я не отдам его, так как иначе сказанное не
будет правдой. Если сказанное — неправда, значит, ты не угадала, и я не отдам ребенка по
уговору. Однако матери это рассуждение не показалось убедительным.
— Но ведь если я сказала правду, то ты отдашь мне ребенка, как мы и договорились. Если
же я не угадала, что ты не отдашь ребенка, то ты должен мне его отдать, иначе сказанное
мною не будет неправдой.
Кто прав: мать или крокодил? К чему обязывает крокодила данное им обещание? К тому,
чтобы отдать ребенка, или, напротив, чтобы не отдавать его?
И к тому и к другому одновременно. Это обещание внутренне противоречиво и, таким
образом, невыполнимо в силу законов логики.
Миссионер очутился у людоедов и попал как раз к обеду. Они разрешают ему выбрать в
каком виде его съедят. Для этого он должен произнести какое-нибудь высказывание с
условием, что если это высказывание окажется истинным, они его сварят, а если оно
окажется ложным, его зажарят. Что следует сказать миссионеру?
Разумеется, он должен сказать: «Вы зажарите меня». Если его действительно зажарят,
окажется, что он высказал истину и, значит, его надо сварить. Если же его сварят, его
высказывание будет ложным и его следует как раз зажарить. Выхода у людоедов не будет:
из «зажарить» вытекает «сварить», и наоборот.
Этот эпизод с хитрым миссионером является, конечно, еще одной из перефразировок
спора Протагора и Еватла.
ЕЩЕ ДВА ПАРАДОКСА
Интересный логический парадокс был открыт К.Греллингом и Л.Нельсоном.
Этот парадокс можно сформулировать очень просто. Некоторые слова, обозначающие
свойства, обладают тем самым свойством, которое они называют. Например,
прилагательное «русское» само является русским, «многосложное» — само многосложно,
а «пятислоговое» само имеет пять слогов. Такие слова, относящиеся к самим себе,
называются «самозначными» или «аутологическимн».
Подобных слов не так много, в подавляющем большинстве прилагательные не обладают
называемым каждым из них свойством. «Новое» не является, конечно, новым, «горячее»
— горячим, «однослоговое» — состоящим из одного слога, а «английское» английским.
Слова, не имеющие свойства, обозначаемого ими, называются «инозначными» или
«гетерологическими». Очевидно, что все прилагательные, обозначающие свойства, не
приложимые к словам, будут гетерологическими.
Это разделение прилагательных на две группы кажется ясным и не вызывает возражений.
Оно может быть распространено и на существительные: «слово» является словом,
«существительное» — существительным, но «часы» — это не часы, а «глагол» — не
глагол.
Парадокс возникает, как только задается вопрос: к какой из двух групп относится само
прилагательное «гетерологическое»? Если оно аутологическое, оно обладает
обозначаемым им свойством и должно быть гетерологическим. Если же оно
гетерологическое, оно не имеет называемого им свойства и должно быть поэтому
аутологическим. Налицо парадокс.
Еще одна внешне простая антиномия была указана в самом начале нашего века Д. Берри.
Множество натуральных чисел бесконечно. Множество же тех имен этих чисел, которые
имеются, например, в русском языке и содержат меньше, чем, допустим, сто слов,
является конечным. Это означает, что существуют такие натуральные числа, для которых
в русском языке нет имен менее чем из ста слов. Среди этих чисел есть, очевидно,
наименьшее число. Его нельзя назвать посредством русского выражения, содержащего
менее ста слов. Но выражение «наименьшее натуральное число, для которого не
существует в русском языке его сложное имя, слагающееся из менее чем ста слов»
является как раз именем этого числа! Это имя сформулировано в русском языке и
содержит только девятнадцать слов. Очевидный парадокс: названным оказалось то число,
для которого нет имени!
ЧТО ТАКОЕ ЛОГИЧЕСКИЙ ПАРАДОКС?
Никакого исчерпывающего перечня логических парадоксов не существует.
Рассмотренные логические парадоксы – это только часть из всех обнаруженных к
настоящему времени. Вполне вероятно, что в будущем будут открыты и многие другие
парадоксальные рассуждения и даже совершенно новые их типы.
Само понятие парадокса не является настолько определенным, чтобы удалось составить
список хотя бы уже известных парадоксов.
Логические парадоксы не отделяются жестко от всех иных парадоксов, подобно тому как
последние не отграничиваются ясно от всего непарадоксального и согласующегося с
господствующими представлениями.
Парадоксы ставят важный вопрос: в чем собственно недостаток некоторых обычных
методов образования понятий и методов рассуждений? Парадоксами подрывается вера в
то, что привычные приемы теоретического мышления сами по себе и без всякого особого
контроля за ними обеспечивают надежное продвижение к истине.
Требуя радикальных изменений в излишне доверчивом подходе к теоретизированию,
парадоксы представляют собой резкую критику логики в ее наивной, интуитивной форме.
Они играют роль фактора, контролирующего и ставящего ограничения на пути
конструирования дедуктивных систем логики. И эту их роль можно сравнить с ролью
эксперимента, проверяющего правильность систем таких наук, как, скажем, физика и
химия, и заставляющего вносить в них изменения.
Парадокс в теории говорит о несовместимости допущений, лежащих в ее основе. Он
выступает как своевременно обнаруженный симптом болезни, без которого ее можно
было бы и проглядеть. Разумеется, болезнь проявляется многообразно, и ее в конце
концов удается раскрыть и без таких острых симптомов, как парадоксы. Скажем,
основания математической теории множеств были бы проанализированы и уточнены, если
бы даже никакие парадоксы в этой области не были обнаружены. Но не было бы той
резкости и неотложности, с какой поставили проблему пересмотра теории множеств
обнаруженные в ней парадоксы.
НЕСКОЛЬКО ПАРАДОКСОВ, ИЛИ ТО, ЧТО ПОХОЖЕ НА НИХ
И в заключение этого короткого рассмотрения логических парадоксов — несколько задач,
размышление над которыми будет полезно для читателя.
Нужно решить, являются ли приводимые утверждения и рассуждения действительно
логическими парадоксами или только кажутся ими. Для этого следует, очевидно, как-то
перестроить исходный материал и попытаться вывести из него противоречие: и
утверждение и отрицание одного и того же об одном и том же. Если обнаруживается
парадокс, можно подумать над тем, с чем связано его возникновение и как его устранить.
Можно даже попытаться придумать свой собственный парадокс такого же типа, т. е.
строящийся по той же схеме, но на основе других понятий.
1. Тот, кто говорит: «Я ничего не знаю», высказывает как будто парадоксальное,
внутренне противоречивое утверждение. Он заявляет в сущности: «Я знаю, что я ничего
не знаю». Но знание того, что никакого знания нет, есть все-таки знание. Значит,
говорящий, с одной стороны, уверяет, что никакого знания у него нет, а с другой — самим
утверждением этого сообщает, что некоторое знание у него все-таки есть. В чем здесь
дело?
Размышляя над этим затруднением, можно вспомнить, что Сократ выражал сходную
мысль более осторожно. Он говорил: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Зато другой
древний грек, Метродор, с полной убежденностью утверждал: «Ничего не знаю и не знаю
даже того, что я ничего не знаю». Нет ли в этом утверждении парадокса?
2. Исторические события уникальны. История, если она и повторяется, то, по известному
выражению, первый раз как трагедия, а второй — как фарс. Из неповторимости
исторических событий иногда выводится идея, что история ничему не учит. «Быть может,
величайший урок истории, — пишет О.Хаксли, — действительно состоит в том, что никто
никогда и ничему не научился из истории».
Вряд ли эта идея верна. Прошлое как раз и исследуется главным образом для того, чтобы
лучше понимать настоящее и будущее. Другое дело, что «уроки» прошлого, как правило,
неоднозначны.
Не является ли убеждение, будто история ничему не учит, внутренне противоречивым?
Ведь само оно вытекает из истории в качестве одного из ее уроков? Не лучше ли
сторонникам этой идеи сформулировать ее так, чтобы она не распространялась на себя:
«История учит единственному — из нее ничему нельзя научиться», или «История ничему
не учит, кроме этого ее урока»? *
3. Испанский писатель Ф. Кеведо озаглавил свою сатиру: «Книга обо всем и еще о многом
другом». Его не смутило то, что если книга охватывает «все», то для «многого другого»
уже не остается места.
Шутливый афоризм «Не каждый человек, которому известно все, знает об этом», скорее
всего внутренне противоречив. Не так ли?
Нет ли противоречия в утверждении «Простая истина в том, что все чрезвычайно
сложно»? Если все без исключения сложно, то и знание этого не может быть простым.
4. «Доказано, что доказательств не существует». Это, как кажется, внутренне
противоречивое высказывание: оно является доказательством или предполагает уже
проведенное доказательство («доказано, что...») и одновременно утверждает, что ни
одного доказательства нет.
Известный древний скептик Секст Эмпирик предлагал такой выход: вместо приведенного
высказывания принять высказывание «Доказано, что никакого доказательства, кроме
этого, не существует» (или: «Доказано, что ничего доказанного, кроме этого, нет»). Но не
является ли этот выход иллюзорным? Ведь утверждается, по сути дела, что есть только
одно-единственное доказательство -доказательство несуществования каких-либо
доказательств («Существует одно-единственное доказательство: доказательство того, что
никаких иных доказательств нет»). Чем тогда является сама операция доказательства, если
ее удалось провести, судя по данному утверждению, только один раз? Во всяком случае,
мнение самого Секста о ценности доказательств было не очень высоким. Он писал, в
частности: «Так же, как правы те, кто обходится без доказательства, правы и те, кто,
будучи склонным сомневаться, голословно выдвигает противоположное мнение».
5. Самый известный из древнегреческих софистов, Протагор, учил, что истинно все то,
что кому-либо приходит в голову. Другой известный древнегреческий философ,
Демокрит, обратил против Протагора его же собственный тезис. Если истинно всякое
высказывание, то истинно и отрицание того, что утверждает Протагор. Истинно, значит,
не только положение «Каждое высказывание истинно», но и положение «Не все
высказывания истинны». А истинность последнего означает, что мнение о всеобщей
истинности просто ложно.
Демокрит пытался, таким образом, выявить внутреннюю противоречивость позиции
Протагора. Сходный ход мысли использовал и Аристотель, который говорил: «Кто
объявляет все истинным, тем самым делает истинным и утверждение, противоположное
его собственному».
Является ли обоснованным рассуждение Демокрита, направленное против тезиса
Протагора: «Если всякое мнение истинно, то истинно и мнение, что некоторое мнение
ложно; значит, не всякое мнение истинно»?
Другой древний софист, Ксениад, пришел к убеждению, что все мнения ложны и
истинных мнений мет.
Парадоксально ли это убеждение? Можно ли опровергнуть его, рассуждая так: если все
ложно, то ложно и то, что все ложно; следовательно, не каждое мнение ложно? Кажется,
что этот ход мысли совпадает с тем, который был применен для доказательства ложности
тезиса Протагора. Так ли это?
6. «Ни одно высказывание не является отрицательным», или проще: «Нет отрицательных
высказывании».
Однако само это выражение представляет собой высказывание и является как раз
отрицательным. Явный парадокс. С помощью какой переформулировки данного
утверждения можно было бы избежать парадокса?
Средневековый философ и логик Ж. Буридан известен широкому читателю рассуждением
об осле, который, стоя между двумя одинаковыми охапками сена, обязательно умрет с
голоду. Осел, как и всякое животное, стремится выбрать из двух вещей лучшую. Две
охапки совершенно не отличаются друг от друга, и потому он не может предпочесть ни
одну из них. Однако этого «буриданова осла» в сочинениях самого Буридана нет. В
логике Буридан хорошо известен, и в частности своей книгой о софизмах. В ней
приводится такое умозаключение, относящееся к нашей теме: ни одно высказывание не
является отрицательным; следовательно, существует отрицательное высказывание.
Является ли этот вывод обоснованным?
7. В романе И. С. Тургенева «Рудин» есть такой диалог:
— Стало быть, по-вашему, убеждений нет?
— Нет — и не существует.
— Это выше убеждение?
— Да.
— Как же вы говорите, что их нет? Вот вам уже одно на первый случай».
Нет ли здесь чего-то общего с предшествующими примерами?
8. Хорошо известно описание Н. В. Гоголем игры Чичикова с Ноздревым в шашки. Их
партия так и не закончилась. Чичиков заметил, что Ноздрев мошенничает, и отказался,
играть, опасаясь проигрыша. Недавно один специалист по шашкам восстановил по
репликам игравших ход этой партии и показал, что позиция Чичикова не была еще
безнадежной.
Допустим, что Чичиков все-таки продолжил игру и в конце концов выиграл партию,
несмотря на плутовство партнера. По уговору проигравший Ноздрев должен отдать
Чичикову пятьдесят рублей и «какого-нибудь щенка средней руки или золотую печатку к
часам». Но Ноздрев, скорее всего, отказывается платить, упирая на то, что он сам всю
игру мошенничал, а игра не по правилам-это как бы и не игра. Чичиков может возразить,
что разговор о мошенничестве здесь не к месту: мошенничал сам проигравший, значит, он
тем более должен платить.
В самом деле, должен был бы платить Ноздрев в подобной ситуации или нет? С одной
стороны — да, поскольку он проиграл. Но с другой — нет, так как игра не по правилам —
это вовсе и не игра, ни выигравшего, ни проигравшего в такой «игре» не может быть.
Если бы мошенничал сам Чичиков, Ноздрев, конечно, не обязан был бы платить. Но,
однако, мошенничал как раз проигравший Ноздрев...
Здесь ощущается что-то парадоксальное: «с одной стороны...», «с другой стороны...», и
притом с обеих «сторон» в равной мере убедительно, хотя эти стороны несовместимы.
Должен все-таки Ноздрев платить или нет?
9. К бессмысленным относятся языковые выражения, не отвечающие требованиям
синтаксиса или семантики языка. Бессмысленное представляет собой конфликт с
правилами языка, выход за рамки установок, регламентирующих общение людей с
помощью языка, и тем самым обрыв коммуникации и понимания.
Скажем, выражение «Если идет снег, то трамвай» нарушает правило, требующее
соединять с помощью связки «если..., то...» только высказывания; в бессмысленном
выражении «Квадратичность пьет воображение» смешиваются разные семантические
категории.
Иногда говорят, что смысл бессмысленного в том, что оно не имеет смысла. Не является
ли это парадоксом? Ведь выходит, что все без исключения имеет смысл, в том числе и
бессмысленное.
10. «Всякое правило имеет исключения». Но ведь это утверждение само является
правилом. Как и все иные правила, оно должное иметь исключения. Таким исключением
будет, очевидно, правило «Есть правила, не имеющие исключений». Нет ли во всем этом
парадокса? Какой из предыдущих примеров напоминают эти два правила? Допустимо ли
рассуждать так: всякое правило имеет исключения; значит, существуют правила без
исключения?
11. «Всякое обобщение ошибочно». Ясно, что это утверждение суммирует опыт
мыслительной операции обобщения и само является обобщением. Как и все иные
обобщения, оно должно быть ошибочным. А значит, должны иметься верные обобщения.
Однако правильно ли рассуждать так: всякое обобщение неверно; следовательно, есть
верные обобщения?
12. Некий писатель сочинил «Эпитафию всем жанрам», призванную доказать, что
литературные жанры, разграничение которых вызывало столько споров, умерли и можно
о них не вспоминать.
Но эпитафия, между тем, тоже жанр в некотором роде, жанр надгробных надписей,
сложившийся еще в античные времена и вошедший в литературу как разновидность
эпиграммы:
Здесь я покоюсь: Джимми Хог.
Авось грехи простит мне бог,
Как я бы сделал, будь я — бог,
А он — покойный Джимми Хог.
Так что эпитафия всем без изъятия жанрам грешит как будто непоследовательностью. Как
лучше ее переформулировать?
12. «Никогда не говори «никогда».
Запрещая употребление слова «никогда», приходится дважды употреблять это слово!
Аналогично обстоит, как кажется, дело с советом:
«Пора бы тем, кто говорит «пора», сказать что-нибудь кроме «пора».
Нет ли в подобных советах своеобразной непоследовательности и можно ли ее избежать?
13. В стихотворении «Не верьте», напечатанном, естественно, в разделе «Ироническая
поэзия», его автор рекомендует не верить ни во что:
...Не верьте в колдовскую власть огня:
Горит, пока кладут в него дровишки.
Не верьте в златогривою коня
Ни за какие сладкие коврижни1
Не верьте в то, что звездные стада
Несутся в бесконечной круговерти.
Но что же вам останется тогда?
Не верьте в то, что я сказал. Не верьте. (В. Прудовский)
Но реально ли такое всеобщее неверие? Судя по всему, оно противоречиво и, значит,
логически невозможно.
14. У детей популярны загадки такого типа: что произойдет, если всесокрушающее
пушечное ядро, сметающее на своем пути все, попадет в несокрушимый столб, который
нельзя ни повалить, ни сломать? Ясно, что ничего не произойдет: подобная ситуация
логически противоречива.
А вот аналогичный вопрос: может ли всемогущее существо создать неразрушимый
предмет? Конечно, может — на то оно и всемогущее. Но раз оно всемогущее, ему ничего
не стоит разрушить что угодно, в том числе и неразрушимый предмет. В итоге получается
«разрушимый неразрушимый предмет». В чем источник этого противоречия?
16. Английский философ и логик Б. Рассел предложил следующий популярный вариант
открытого им парадокса математической теории множеств.
Представим, что совет одной деревни так определил обязанности парикмахера этой
деревни: брить всех мужчин деревни, которые не бреются сами, и только этих мужчин.
Должен ли он брить самого себя? Если да, то он будет относиться к тем, кто бреется сам, а
тех, кто бреется сам, он не должен брить. Если нет, он будет принадлежать к тем, кто не
бреется сам, и, значит, он должен будет брить себя. Мы приходим, таким образом, к
заключению, что этот парикмахер бреет себя в том и только том случае, когда он не бреет
себя. Это, разумеется, невозможно.
Рассуждение о парикмахере опирается на допущение, что такой парикмахер существует.
Полученное противореино означает, что это допущение ложно и нет такого жителя
деревни, который брил бы всех тех и только тех ее жителей, которые не бреются сами.
Обязанности парикмахера не кажутся на первый взгляд противоречивыми, поэтому
вывод, что его не может быть, звучит несколько неожиданно. Но этот вывод не является
все-таки парадоксальным. Условие, которому должен удовлетворять деревенский
брадобрей, на самом деле внутренне противоречиво и, следовательно, невыполнимо.
Подобного парикмахера не может быть в деревне по той же причине, по какой в ней нет
человека, который был бы старше самого себя или который родился бы до своего
рождения.
Рассуждение о парикмахере может быть названо псевдопарадоксом.
Другой пример такого же псевдопарадокса представляет собой известное рассуждение о
каталоге.
Некая библиотека решила составить библиографический каталог, в который входили бы
все те и только те библиографические каталоги, которые не содержат ссылки ни самих
себя. Должен ли такой каталог включать ссылку на себя?
Нетрудно показать, что идея создания такого каталога неосуществима: он просто не
может существовать, поскольку должен одновременно и включать ссылку на себя, и не
включать.
Интересно отметить, что составление каталога всех каталогов, не содержащих ссылки на
самих себя, можно представить как бесконечный, никогда не завершающийся процесс.
Допустим, что в какой-то момент был составлен каталог, скажем, К1, включающий все
отличные от него каталоги, не содержащие ссылки на себя. С созданием К1 появился еще
один каталог, не содержащий ссылки на себя. Так как задача заключается в том, чтобы
составить полный каталог всех каталогов, не упоминающих себя, то очевидно, что К! не
является ее решением. Он не упоминает один из таких каталогов — самого себя. Включив
в К1 это упоминание о нем самом, получим каталог К2. В нем упоминается К1, но не сам
К2. Добавив к К2 такое упоминание, получим К3, который опять-таки неполон из-за того,
что не упоминает самого себя. И так далее без конца.
Понятно, что по такой же схеме могут быть построены и другие рассуждения,
напоминающие логический парадокс, но использующие иной конкретный материал. В чем
суть этой схемы и какой конкретикой можно было бы ее наполнить?
17. Допустим, что, вопреки общему убеждению, неинтересные люди все-таки есть.
Соберем их мысленно вместе и выберем из них самого маленького по росту, или самого
большего по весу, или какого-то другого «самого...». На этого человека интересно было
бы посмотреть, так что мы напрасно включили его в число «неинтересных». Исключив
его, мы опять найдем среди оставшихся «самого...» в том же самом смысле и т. д. И все
это до тех пор, пока не останется только один человек, которого не с кем будет уже
сравнивать. Но, оказывается, этим он как раз и интересен! В итоге мы приходим к выводу,
что неинтересных людей нет. А началось рассуждение с того, что такие люди существуют.
Можно, в частности, попробовать найти среди неинтересных людей «самого
неинтересного из всех неинтересных». Этим он будет, без сомнения, интересен, и его
придется исключить из «неинтересных людей». Среди оставшихся опять-таки найдется
наименее интересный н т. д.
В этих рассуждениях определенно есть привкус парадоксальности. Допущена ли здесь
какая-нибудь ошибка, и если да, то какая?
18. Допустим, что вам дали чистый лист бумаги и поручили описать этот лист на нем же.
Вы пишете: это лист прямоугольной формы, белый, таких-то размеров, изготовленный из
прессованных волокон древесины и т.д.
Описание как будто закончено. Но оно явно неполное! В процессе описания объект
изменился: на нем поядился текст. Поэтому к описанию нужно еще добавить: а кроме
того, на этом листе бумаги написано: это лист прямоугольной формы, белый... и т. д. до
бесконечности. Кажется, что здесь парадокс, не так ли? Хорошо известен детский стишок:
У попа была собака,
Он ее любил.
Она съела кусок мяса,
Он ее убил.
Убил и закопал,
А на могиле написал:
«У попа была собака...»
Смог ли этот любивший свою собаку поп когда-нибудь закончить надгробную надпись?
Не напоминает ли составление этой надписи полное описание листа бумаги на нем самом?
19. Один автор дает такой «тонкий» совет: «Если маленькие хитрости не позволяют
достичь желаемого, прибегните к большим хитростям». Этот совет предлагается под
заголовком «Маленькие хитрости». Но относится ли он на самом деле к таким хитростям?
Ведь «маленькие хитрости» не помогают, и как раз по этой причине приходится
прибегнуть к данному совету.
20. Назовем игру нормальной, если она завершается в конечное число ходов. Примерами
нормальных игр могут служить шахматы, шашки, домино: эти игры всегда завершаются
или победой одной из сторон, или ничьей. Игра, не являющаяся нормальной,
продолжается бесконечно, не приводя ни к какому результату.
(Из этого следует, что мировые футбольные чемпионаты являются ненормальной игрой –
они никогда не могут закончиться! — А.В.)
Введем также понятие сверхигра: первым ходом такой игры является установление того,
какая именно игра должна играться. Если, к примеру, вы и я намереваемся играть в
сверхигру и мне принадлежит первый ход, я могу сказать: «Давайте играть в шахматы».
Тогда вы в ответ делаете первый ход шахматной игры, допустим, е2-е4, и мы продолжаем
партию до ее завершения (в частности, в связи с истечением времени, отведенного
турнирным регламентом). В качестве своего первого хода я могу предложить сыграть в
крестики-нолики и т. п. Но игра, которая мною выбирается, должна быть нормальной;
нельзя выбирать игру, не являющуюся нормальной.
Возникает проблема: является сама сверхигра нормальной или нет? Предположим, что это
— нормальная игра. Так как первым ее ходом можно выбрать любую из нормальных игр,
я могу сказать: «Давайте играть в сверхигру». После этого сверхигра началась, и
следующий ход в ней ваш. Вы вправе сказать: «Давайте играть в сверхигру». Я могу
повторить: «Давайте играть в сверхигру», и таким образом процесс может продолжаться
бесконечно. Следовательно, сверхигра не относится к нормальным играм. Но в силу того,
что сверхигра не является нормальной, своим первым ходом в сверхигре я не могу
предложить сверхигру; я должен выбрать нормальную игру. Но выбор нормальной игры,
имеющей конец, противоречит тому доказанному факту, что сверхигра не принадлежит к
нормальным.
Итак, является сверхигра нормальной игрой или нет? Пытаясь ответить на этот вопрос, не
следует, конечно, идти по легкому пути чисто словесных разграничений. Проще всего
сказать, что нормальная игра — это игра, а сверхигра — всего лишь розыгрыш.
Какие другие парадоксы напоминает этот парадокс сверхигры, являющейся одновременно
и нормальной, и ненормальной?
Приёмы остроумия
По материалам книги А.Н.Лука «О чувстве юмора и остроумии».
Изучение и сопоставление различных шуток и острот показывает, что работа остроумия
использует ограниченное число формальных приёмов
В рассказе «У нас в Мичигане» Хемингуэй так рассказывает о служанке в доме Смитов:
«Миссис Смит, очень крупная, чистоплотная женщина, говорила, что никогда не
видела девушки опрятнее Лиз Коутс». И у читателя создаётся впечатление о девушке
почти неправдоподобной чистоплотности: уж если её хозяйка, да к тому же сама
чистоплотная женщина, так её хвалит — значит, не зря.
А вот как характеризует одного из своих героев Исаак Бабель: «...папаша Крик, старый
биндюжник, слывший между биндюжниками грубияном».
Сходство двух процитированных фраз бьёт в глаза. Но в чём оно заключается? Сходство
обнаруживается в результате логического анализа хода мысли. Это и не грамматический
разбор, и не анализ содержания, а некий промежуточный уровень.
Ложное противопоставление, псевдоконтраст. Высказывание строится таким образом,
что заключительная его часть по форме будто бы противоречит началу, а на самом
деле усиливает его, развивает. Разберём такую шуточную фразу Диккенса, сказанную о
героине одного из романов писателя: «У неё был изжёлта-бледный цвет лица,
который, впрочем, компенсировался ярким румянцем на носу».
Этот же приём использован в шуточных афоризмах «лучше переесть, чем недоспать»
или «будем есть много, но часто», и известной щедринской характеристике глуповского
градоначальника Фердыщенко: «при не весьма обширном уме был косноязычен».
Одна из лучших реализаций этого приёма — фраза Остапа Бендера: «Никто нас не
любит, кроме уголовного розыска, который тоже нас не любит».
На Черноморской кинофабрике, куда Остап принёс свой сценарий, «в подъезде сидел
комендант. У всех входящих он строго требовал пропуск, но если пропуска ему не
давали, то он пускал и так».
Ложное усиление — в известной степени противоположно псевдоконтрасту.
Заключительная часть высказывания по форме подтверждает начальную, а по
существу — опровергает, уничтожает её. Так, Г. Гейне, отвечая на вопрос, красива ли
госпожа Н., сказал, что она похожа на Венеру Милосскую: так же стара и так же беззуба.
У Дж. К. Джерома есть такая шуточная фраза: «Всё имеет свои теневые стороны, как
сказал муж, у которого умерла тёща, когда у него потребовали денег на похороны». Или
возьмём такое высказывание Марка Твена из книги “Простаки за границей”: “У меня, судя
по всему, громадные запасы ума, — для того, чтобы ими пораскинуть, мне иногда
требуется неделя”.
Из писателей-сатириков Синклер Льюис особенно охотно пользовался этим приёмом.
Нижеследующий отрывок из романа “Эрроусмит” служит тому иллюстрацией:
«Мартин... был типичным чистокровным англосаксом — иными словами, в его
жилах текла германская и французская кровь, шотландская, ирландская, немного,
может быть, испанской, вероятно, в некоторой дозе и та смесь, что зовётся
еврейской кровью, и в большой дозе английская, которая в свою очередь представляет
собой соединение древнебританского, кельтского, финикийского, романского,
германского, датского и шведского начал». Автор смеётся над нелепым, с его точки
зрения, понятием “чистокровный англосакс”: по форме построения фразы как бы
расшифровывая его — по сути отрицает.
Доведение до абсурда Сюда относятся остроумные ответы, построенные на доведении
до абсурда какой-нибудь мысли собеседника, когда вначале как бы соглашаются с
ней, а затем, в самом конце, краткой оговоркой изменяют весь смысл
предшествующей фразы. Несколько примеров таких ответов приводит Фрейд.
Офицер, увидев за работой красильщика тканей, издевательски спросил его, указывая на
свою белоснежную лошадь: «А сможешь ты и её выкрасить?» — «Конечно, смогу, —
был ответ. — Если только она выдержит температуру кипения».
Доведение до абсурда иногда достигается с помощью гиперболы или преувеличения, и
не только в полемике, но также и в устном и письменном повествовании.
Из русских писателей наиболее охотно пользовался этим приёмом Н. В. Гоголь.
В «Мёртвых душах» можно отыскать много фраз, вроде следующей:
«Трактирный слуга был живым и вертлявым до такой степени, что даже нельзя
было рассмотреть, какое у него лицо».
Доведение до абсурда может быть достигнуто не только путем преувеличения или
гиперболы. Наряду с ним весьма распространен и прием преуменьшения, нарочитого
смягчения — эвфемизм. Возьмем, к примеру, французскую пословицу: «Если кто глуп
— так это надолго». Всем известно, что глупость не проходит и не излечивается и что
глупцы остаются таковыми до самой смерти. Но в такой: форме высказывание было бы
просто констатацией факта. А преуменьшение, явно нелепое, делает поговорку
остроумной.
Существует своеобразная форма эвфемизма, когда понятие выражается через отрицание
противоположного понятия. Например, вместо красивый говорят недурной, вместо
интересный — небезынтересный, вместо хорошо — неплохо. Эта форма преуменьшения
тоже может быть доведена до абсурда и тем самым превращена в прием остроумия:
«В дворницкой стоял запах гниющего навоза, распространяемый новыми валенками
Тихона. Старые валенки стояли в углу и воздуха тоже не озонировали» («Двенадцать
стульев» И. Ильфа и Е. Петрова ).
Прием ad absurdum широко использовал древний сатирик Лукиан. Его сатирический
диалог «Зевс уличаемый» весь построен на доведении до абсурда.
Остроумие нелепости С приемом доведения до абсурда сходен прием, который лучше
всего назвать остроумием нелепости.
Вот, например, известная фраза, произнесенная одним воинствующим безбожником: «На
вопрос, есть ли бог, надо ответить утвердительно: да, бога нет».
В начале 19 века был популярен анекдот о привередливом посетителе кондитерской,
который заказал торт с надписью «Привет с Кавказа», трижды требовал
переделать надпись потому, что она казалась ему недостаточно красивой, а на
вопрос кондитера — упаковать ли торт в коробку, отвечал — «не надо, я его здесь же
и съем».
Прием этот — остроумие нелепости — используется не только в бытовых анекдотах, но
также в литературе, особенно часто в жанре литературной пародии. В нем есть много
общего с приемом доведения до абсурда, но есть и различия. Доведение до абсурда
достигается, как правило, путем преувеличения, или гиперболы. А остроумие нелепости
заложено в самой ситуации, противоречащей здравому смыслу и повседневному
опыту.
Читая знаменитую сказку Льюиса Кэролла “Алиса в стране чудес” читатель много раз
смеется, — не всегда отдавая себе в этом отчет, — над остроумием нелепости.
Возьмем, к примеру, рассказ о чеширском коте, на лице которого почти всегда была
улыбка. Иногда улыбка исчезала, и оставалось только лицо; но случалось, что исчезало
лицо, и тогда оставалась лишь улыбка.
Лет сто тому назад в одной из законодательных комиссий, обсуждавших возможность
отмены телесных наказаний (розог), некий либеральный юрист не без цинизма заметил:
«Пороть мужика гнусно, но что мы можем предложить ему взамен?»
Когда пресса распространила ложные слухи о смерти Марка Твена, он выступил с таким
опровержением: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены”. Здравый смысл разнится
у разных людей в зависимости от" жизненного опыта, развития, образования. Отсюда —
непреднамеренное остроумие людей, вторгающихся без соответствующей подготовки в
чуждые им области знания. Забавно бывает, например, врачу выслушивать рассуждения
неспециалистов на медицинские темы.
В рассказе Юрия Тынянова “Подпоручик Киже” есть такой эпизод. Поручика Синюхаева
по ошибке посчитали умершим. А когда он явился на службу, то военному министру
пришлось написать рапорт царю:
«Умерший горячкою поручик Синюхаев сказался живым и подал прошение о
восстановлении в списках».
Император Павел 1 на этом рапорте начертал высочайшую резолюцию: «...отказать
по той же самой причине».
Из современного фольклора «Колобок повесился».
Смешение стилей или «совмещение планов» Общеизвестно выражение «пища богов»,
— так говорят, когда хотят похвалить вкус какого-либо блюда. Выражение это несколько
высокопарно, принадлежит, так сказать, к «высокому стилю». Слово «харч» —
просторечное, им почти не пользуются в так называемом интеллигентном обществе.
Поэтому сочетание слов “харч богов» в «Золотом теленке» И. Ильфа и Е. Петрова
неожиданно, остроумно и смешно. Здесь мы имеем смешение речевых стилей. Среди
разновидностей этого приема — несоответствие стиля речи и ее содержания, или стиля
речи и той обстановки, где она произносится.
У А. К. Толстого в «Истории государства Российского» сказано о татарском нашествии и
княжеских междоусобицах так:
Плоха была услуга,
А дети, видя то,
Давай тузить друг друга,
Кто как и чем во что.
Узнали то татары”
Но, думают, не трусь,
Надели шаровары,
Приехали на Русь.
Всё тот же прием — контраст между полными драматизма, трагическими событиями
русской истории и нарочито упрощенной, бытовой лексикой, то есть смешение стилей.
Еще одна разновидность этого приема — псевдоглубокомыслие, то есть употребление
высокопарных выражений, сложнейших словесных конструкций и грамматических
оборотов для выражения тривиальных истин, плоских мыслей, пошловатых сентенций.
Непревзойденным образом такого рода остроумия были и остаются афоризмы Козьмы
Пруткова и некоторые его пародии:
Мне в размышлении глубоком
Сказал однажды Лязимах:
Что зрячий зрит здоровым оком,
Слепой не видит и в очках.
Намёк
С. Н. Сергеев-Ценский в «Севастопольской страде» удачно применил этот прием. У
унтер-офицера одного из кавалерийских полков был прекрасный скаковой жеребец но
кличке Перун. (Пышные имена лошадям давали, разумеется, офицеры.) Но солдаты, не
посвященные в тонкости древнеславянской мифологии, кличку эту переделали, добавив в
неё только одну букву. Здесь — соединение двух приемов остроумия, которые взаимно
усиливают друг Друга, и суммарное остроумие от этого только выигрывает.
Не надо думать, что намек остроумен лишь при условии, что за ним стоит какая-нибудь
непристойность, — отнюдь нет. Но вообще наибольший эффект намека получается в том
случае, когда намекают на что-то недозволенное:
«Господин
X. довольно-таки упрям», —
сказал
чиновник
об
одном
высокопоставленном государственном муже. —«Да, — отвечал его собеседник. —
Это одна из четырех ого ахиллесовых пят». Если бы он просто назвал X. ослом, — то
это было бы неостроумно. Но сочетание упрямства с четырьмя ногами не оставляет
сомнения в содержании намека.
Двойное истолкование
Немало создавалось острот, основанных на двойном значении слов «половой», «не
винный» и т. д.
Двойное значение слова “предан” послужило “структурной основой” для горькой
эпиграммы М. Л. Михайлова, адресованной царскому самодержавию:
Каждый, кто глуп или подл, наверно, предан престолу.
Каждый, кто честен, умен, предан, наверно, суду.
Нечаянное двойное истолкование — это непреднамеренное остроумие невежд и
тугодумов; оно существует не для автора, а только для слушателей и читателей.
(Французская пословица утверждает, что остроумие не на языке рассказчика, а в ухе
слушающего.)
В цитированной уже книге А. Н. Крылов рассказывает, как становой пристав во время
переписи населения, перечислив проживающих в уезде крестьян, мещан и дворян, в графе
“свободные художники” начертал бестрепетной рукой: «После заключения в тюрьму
известных конокрадов Абдулки и Ахметки свободных художников во вверенном мне
уезде нет».
Двойное истолкование (двусмысленность) в соединении с намеком использованы в
прекрасной остроте, о которой в «Былом и думах» рассказал А. И. Герцен.
На заседании Академии наук предложено было избрать в действительные члены
малограмотного и тупого военного министра Аракчеева. Когда один из академиков
указал па отсутствие у графа научных заслуг, ему ответили, что «зато он близок к
государю». — В таком случае предлагаю избрать так же и кучера Илью Байкова, —
возразил академик.
О высоком качестве остроты говорит, между прочим, и тот факт, что ее автор поплатился
ссылкой.
Рассмотрим такую остроту, она приписывается Бернарду Шоу. В ресторане играл
оркестр — шумно и не слишком хорошо. Один из посетителей спросил официанта:
«А играют ли музыканты по заказу?» — «Конечно». — «В таком случае передайте им
фунт стерлингов, и пусть они сыграют в покер».
В чем соль остроты? Двойное истолкование слова играть (на музыкальном инструменте и
в карты)? Да, но не только это. Здесь есть еще и намек. Смысл просьбы посетителя можно
пересказать другими словами так: «Я готов заплатить музыкантам, лишь бы оркестр
замолк. Мне не правится, как они играют». Так что здесь соединено двойное истолкование
с намеком.
Ирония
Ирония — это прием, основанный на противоположении формы и смысла. Он
заключается в том, что человек говорит нечто прямо противоположное тому, что па самом
деле думает, однако слушателям или читателям дается возможность — намек смысловой
или даже интонационный — понять, что же именно на самом деле думает автор. В
риторике такой прием называется антифраза.
«Ирония есть, когда через то, что сказываем, противное разумеем» М. В. Ломоносов,
Ирония — один из самых тонких и труднодоступных видов остроумия. Классический
пример иронии — книга «Похвальное слово глупости» средневекового гуманиста Эразма
Роттердамского. Полны иронии и названия рассказа А. Солженицына «Для пользы дела»,
романа Анатоля Франса «Преступление Сильвестра Боннара».
“Обратное сравнение” и “буквализация метафоры”
В нашем языке есть немало привычных сравнений, ставших почти стандартными. Эти
привычные сравнения могут быть “перевернуты”: например, банальное сравнение
увешанной орденами груди храброго воина со звездным небом Козьма Прутков: «небо,
усеянное звездами, всегда уподоблю груди заслуженного генерала».
«Бердыш в руках воина то же, что меткое слово в руках писателя» — и здесь обратное
сравнение.
Подобно тому как сравнение может быть обратным, точно так же и метафора может быть
«перевернута» — прием, постоянно используемый в баснях. Однако наиболее остроумная
разновидность этого приема — так называемая «буквализация» метафоры: это один из
излюбленных приемов пародистов.
В воспоминаниях о Маяковском описан такой эпизод: раздраженный недоброжелатель во
время выступления поэта демонстративно поднялся и стал пробираться к выходу.
— Это человек из ряда вон выходящий, — сказал Маяковский, вернув этому выражению
его первоначальный, буквальный смысл (но вместе с тем сохранив и переносный).
Вот что рассказывает Ф. Кугельман в своих воспоминаниях о Марксе. Маркс однажды
посетил Генриха Гейне — в то время уже прикованного к постели. «Oн был так болен,
что к нему едва можно было прикасаться, сиделки поэтому несли его в кровать на
простыне. Гейне совсем слабым голосом приветствовал Маркса: «Видите, дорогой
Маркс, дамы все еще носят меня на руках».
В шуточном шарже, изображающем космовокзал XXII века, художник поместил
объявление: «Пассажиров, возвращающихся с Луны на Землю, просят звезд с неба не
хватать».
Сравнение и сопоставление по отдаленному или случайному признаку
Закон как столб: преступить нельзя, а обойти можно.
Девицы вообще подобны шашкам: не всякой удается, но всякой желается попасть в
дамки.
Специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя.
Многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то и носят в себе.
Классическим примером сопоставления по отдаленному или случайному признаку могут
служить сентенции диккенсовского героя Сэма Уэллера:
«Ничто так не освежает, как сон, как сказала служанка, собираясь выпить полную
рюмку опия».
«Дело сделано, и его не исправить, — и это единственное утешение, как говорят в
Турции, когда отрубят голову не тому, кому следует».
«Мне очень жаль, что приходится прерывать такие приятные разговоры, как сказал
король, распуская парламент».
Все эти сентенции высказывались по поводу конкретных ситуаций, в которые попадали
Пиквик и его слуга. Сходство между реальной ситуацией в той, к которой обращается
Сэм, — более чем отдаленное. Остроумие сопоставлений усиливается за счет внутренней
структуры сентенций Сэма, каждая из которых строится на ложном противопоставлении,
иронии, доведении до абсурда и др. я смешит сама по себе даже вне контекста.
Повторение как прием остроумия Какое-нибудь слово, или фраза, или слабый
несмешной анекдот при настойчивом повторении вдруг начинают смешить. Правда, смех
— не единственный показатель остроумия и неясно, можно ли с полным правом
причислить этот прием именно к остроумию.
Во всяком случае, этот прием часто и охотно использовали писатели — признанные
мастера острого слова.
Известен рассказ Марка Твена о том, как он умышленно решил испытать этот прием,
выступая перед аудиторией. Для своего эксперимента oн выбрал довольно-таки скучный
анекдот, который и изложил во время выступления, вставив в свою речь. Публика приняла
его холодно. Но когда Марк Твен рассказал этот анекдот в третий и четвертый раз, то в
зале воцарялось ледяное молчание. Он даже стал опасаться, что расчет неверен и опыт
провалится. Наконец, когда анекдот был рассказан в восьмой раз, в зале послышался смех,
и с каждым следующим повторением смех возрастал, так что в конце концов превратился
в раскатистый оглушительный хохот.
В «Золотом теленке», где можно найти примеры всего арсенала остроумия, используется
и многократное повторение. .
В первой главе появляется эпизодическая фигура летуна и хапуги Талмудовского,
покидающего очередное место работы. Первый его выход на страницы романа забавен;
каждое последующее его появление становится все более комичным, и, наконец, его
спешный отъезд с чемоданами во время банкета на Восточной магистрали вызывает, как
правило, неудержимый смех.
Это простейшие случаи повторения. Иногда этот прием используется в более сложной
модификации: повторяются отдельные элементы или слова, но группируются они каждый
раз по-разному; например, когда беспечный бульвардье переходил улицу, рассеянно глядя
на небо, то ажан окликнул его: «Месье, смотрите, куда вы идете, не то вы придете,
куда смотрите».
Еще более сложная модификация этого приема — использование одних и тех же
элементов (слов) в разных комбинациях для выражения прямо противоположных мыслей:
«Единственный урок, который можно извлечь из истории, состоит в том, что люди не
извлекают из истории никаких уроков» (Б. Шоу).
Парадокс Иногда привычные выражения подвергаются как будто незначительной
перефразировке — в результате смысл их утрачивается, опровергается, меняется на
противоположный. При этом может получиться и бессмыслица, но иногда в кажущейся
бессмыслице содержится неожиданно новый, более глубокий смысл. Это так называемые
парадоксы. Неподражаемыми мастерами парадокса были два ирландца, два английских
драматурга — О. Уайльд и Б. Шоу. Вот образцы парадоксов Оскара Уайльда:
Ненужные вещи в наш век единственно нам нужны.
Холостяки ведут семейную жизнь, а женатые — холостую.
Ничего не делать — самый тяжкий труд.
Если скажешь правду, все равно рано или поздно попадешься.
Естественность — это поза.
Я интересуюсь лишь тем, что меня совсем не касается. Когда люди соглашаются со
мной, я вижу, что я не прав.
Эта женщина и в старости сохранила следы изумительного своего безобразия.
У него было одно из тех типично британских лиц, которые стоит увидеть однажды,
чтобы уже не вспоминать никогда.
Лучшее средство избавиться от искушения — поддаться ему.
Строгая мораль — это всего лишь наше отношение к тем людям, которые не
нравятся нам.
Не надо думать, что Уайльд и Шоу — монополисты парадокса. Парадокс использовали и
другие авторы. Вот, например, старинная русская эпиграмма:
Змея ужалила Маркела.
Он умер? — Нет, змея, напротив, околела.
Выражение Франсуа Рабле “аппетит приходит во гремя еды” — тоже парадоксально и
было в XVI веке неплохой остротой, но от длительного употребления стало уж слишком
привычным.
Подробные комментарии к хорошо известным афоризмам могут показаться докучными и
излишними. Поэтому мы приведем несколько парадоксов Т. Гексли, Р. Фроста, Б. Шоу, В.
Гюго, А. Эйнштейна, А. Франса и других авторов, предоставив читателю самому
разобраться в их структуре:
Судьба всякой новой истины — сначала быть ересью, а потом превращаться в
предрассудок.
Мы тверже всего верим в то, что менее всего знаем.
Здравый смысл существует, несмотря на образование, а не благодаря ему.
Демократия заключается в том, что и богатый и бедный одинаково имеют право
ночевать под мостами Сены.
Мода настолько безобразна, что мы вынуждены менять ее каждые полгода.
Мозг — удивительный орган: он начинает работать, как только вы просыпаетесь
утром, и не прекращает до тех пор, пока вы не явитесь к себе на службу.
Здравомыслящий человек приспосабливается к окружающему миру. А неразумный
упорно пытается приспособить мир к себе. Поэтому прогресс и зависит от
неразумных людей.
В жизни есть две трагедии: одна — неисполнение заветного желания, а другая —
исполнение его. Моя манера шутить состоит в том, что я говорю правду. Это самая
забавная шутка. Новое в науке делается так: все знают, что это сделать
невозможно. Затем приходит невежда, который этого не знает. Оп и делает
открытие.
Информация о работе Культура речи