Педагогическое наследие А.С. Макаренко

Педагогическое наследие А.С. Макаренко

Только тот, кто в детстве потерял семью, кто не унес с собой в длинную жизнь никакого запаса тепла, тот хорошо знает, как иногда холодно становится на свете, только тот поймет, как это дорого стоит — забота и ласка большого человека, человека — богатого и щедрого сердцем.

1920 год проблема беспризорщины стояла остро и безжалостно, на улице оказалось 8 миллионов детей. Их надлежало вернуть к обществу к  нормальной жизни.

Недалеко от Полтавы открылась колония для беспризорных. Стояла обыкновенная задача – воспитать человека так, чтобы он был настоящим советским человеком, чтобы он мог быть образцом поведения. Так начинал 32-летний Антон Макаренко свою педагогическую поэму, свой как напишет позже Максим Горький эксперимент мирового значения.

Под целью воспитания он понимал программу человеческой личности, программу человеческого характера, причем в понятие «характер» Макаренко вкладывал все содержание личности, т.е. и характер внешних проявлений и внутренней убежденности, и политическое воспитания, и знания – решительно всю картину человеческой личности.

Объектом воспитательной работы является не одна личность и не 400 отдельных колонистов, а  именно коллектив.

Макаренко был уверен, что никакой науки нет и никакой теории нет, что теорию нужно извлечь из всей суммы реальных явлений, происходящих на его глазах. Я сначала даже не понял, а просто увидел, что мне нужны не книжные формулы, которые я все равно не мог привязать к делу, а немедленный анализ и немедленное действие.

Нужно было что-то делать. Колония все больше и больше принимала характер "малины" - воровского притона, в отношениях воспитанников к воспитателям все больше определялся тон постоянного издевательства и хулиганства.

Нужна была жесткая дисциплина...дисциплина должна сопровождаться пониманием её необходимости, полезности, обязательности, её классового значения.

Зимой приступили к делу общего значения охранять лес от порубщиков. Не столько моральные убеждения и гнев, сколько вот эта интересная и настоящая деловая борьба дала первые ростки хорошего коллективного тона. В самом слове «труд» столько приятного, столько для нас священного и столько оправданного… По вечерам мы и спорили, и смеялись, и фантазировали на темы о наших похождениях, роднились в отдельных ухватистых случаях, сбивались в единое целое, чему имя — колония Горького.

Так появились звенья, отряды, собственные  знамя.

Без всякого упорства ребята занимались физкультурой и военным делом. Вечерами в спальнях часто устраивали общие чтения.

Чтобы воспитанники почувствовали себя полноценными членами общества им никогда не надо напоминать о прошлом. И Макаренко отказался принимать личные дела колонистов. Воспитание начинается с чистого листа. Нет детей-правонарушителей, а есть люди, не менее богатые, чем я, имеющие право на счастливую жизнь, не менее, чем я, талантливые, способные жить, работать, способные быть счастливыми и способные быть творцами.

Помимо дисциплины и индивидуального подхода требовалось еще что-то объединяющее.  Коллектив появился как результат после того как Макаренко придумал дело конкретную цель для каждого отряда. Они начинали с простого труда не требующих ни особой квалификации ни глубоких знаний. Колонисты освоили простые деревенские профессии и сумели добиться успехов  в сельском хозяйстве, заработали приличные деньги. Они стали хозяевами всего: амбаров с зерном, кладовых, инвентаря, они сами охраняли сейф с деньгами. Формы бытия свободного человеческого коллектива - движение вперед, форма смерти - остановка. Коллектив должен видеть впереди лучший завтрашний день. Стремится к нему в радостном напряжении, веселой мечте.

На заработанные деньги Макаренко приобретает супер современные станки, чтобы колонисты могли расти и самосовершенствоваться, учится и гордится сделанным и отвечать за результат своего труда.

И так же бывают разные случаи, так же иногда топорщатся характеры, и так же временами, как в улье, тревожно гудит коллектив и бросается в опасное место. И все такой же трудной и хитрой остается наука педагогика.

Но уже легче. Далекий, далекий мой первый горьковский день, полный позора и немощи, кажется мне теперь маленькой-маленькой картинкой в узеньком стеклышке праздничной панорамы. Уже легче. Уже во многих местах Советского Союза завязались крепкие узлы серьезного педагогического дела, уже последние удары наносит партия по последним гнездам неудачного, деморализованного детства.