Ориенталистские мотивы в творчестве Гумилева

       Пример другого типа отношений  представлен в стихотворении  «Канцона вторая» из сборника «Огненный столп»:

                       И в твоей лишь сокровенной  грусти,

                         Милая, есть огненный  дурман,

                         Что в проклятом  этом захолустье  — 

                         Точно ветер из  далёких стран.

                         Там, где всё  сверканье, всё  движенье,

                         Пенье всё, —  мы там с тобой  живём,

                         Здесь же только  наше отраженье 

                         Полонил гниющий  водоём.

     - где, наоборот, реальность мира счастья представляется через его присутствие в «сокровенной грусти» женщины — адресата обращения. Драматизм «Канцоны» проистекает из несовместимости «там» и «здесь», а возможность интерпретации «там» как смерти, хотя и с парадоксальными признаками веселья, придаёт стихотворению тревожные значения. В «Жирафе» драматические ноты возникают в поле напряжения между двумя индивидуальными взглядами на жизнь, в результате поединка личностей, отстаивающих независимость своих позиций. Каждый остаётся при своём: кольцевая форма стихотворения предполагает бесконечное повторение, и поэтому вечен конфликт его персонажей. Африка, как и её обитатель Жираф, в таком контексте приобретает статус символа веры.

       В статье «Парабола: форма жизни», посвящённой проблеме евангельской  притчи, Греймас пишет, что «вера, вероисповедание, как опорные понятия человеческой интерсубъективности, — религиозная вера является лишь специфическим их проявлением — являются исходной точкой для другого типа рациональности и основываются на развёртывании фигуративной речи». Дискурс, в котором вещи становятся символами, а незначительные происшествия — фигурами смысла, согласно Греймасу, заставляет вспомнить параболическую речь Христа. Евангельская притча — это не что иное, как «раскрытие воображения, выявление проблематической стороны повседневности и её событий для того, чтобы о них стали спрашивать, чтобы адресат высказывания, слушатель или читатель, принял бы за них ответственность». (7, с. 39-40) Таким образом, получается, что особенность параболического дискурса состоит в его обращённости к этическому сознанию адресата, к его выбору определённой жизненной позиции.

       Иносказательный характер отдельных  произведений Гумилёва отмечался  неоднократно. Так, в рассказе  «Принцесса Зара» М. Баскер усматривает зашифрованное обращение Гумилёва к Анне Горенко, которое имеет целью открыть истину «под сетью хитроумных выдумок» (слова героя из рассказа «Радости земной любви»). В свете идей Греймаса эта черта гумилёвского творчества приобретает возможность более пространного толкования. В случае «Жирафа», как нам кажется, первостепенное значение имеет мысль о связи фигуративного дискурса с вероисповеданием, о первостепенном значении такого дискурса в интерсубъективной деятельности. Именно по линиям соотнесения веры и фигуративной речи, фигуративности и выявления сложности повседневной жизни можно провести типологическое сближение евангельской притчи и вдохновенного рассказа о Жирафе. Подобное сближение в новом качестве представит и роль Африки в творчестве Гумилёва: она явится языком его особого, сугубо индивидуального дискурса веры.

       Можно предположить, что таким  статусом африканской темы объясняется  любопытное явление освобождения  её от смыслов, сопряжённых  с нею в отдельных стихотворениях. Например, в «Жирафе» образ африканского  рая служит примером блаженного  бытия; стихотворение «Озеро Чад», входящее в одноимённый цикл, по словам И. Анненского, «история  какой-то африканки, увеселяющей  Марсель […] Н. Гумилёв не  прочь был бы сохранить за  песнями об этой даме […] всю  силу экзотической иронии, но  голос на этот раз немножко  изменил Анахарсису ХХ века, ему просто жаль дикарки, ему хочется плакать».Но эта история не входит в инвариантную модель африканского мира, как и Носорог (стих. «Носорог» ) освобождается от восторженного отношения к смерти. Симптоматично, что названия стихотворений соотнесены только с африканскими реалиями — жираф, носорог, озеро Чад. (3, с, 425)

       Здесь уместно вспомнить интересное  суждение Анны Ахматовой о  влиянии на Гумилёва поэзии  Бодлера: «То, что у Бодлера даётся как сравнение, как образ, у Николая Степановича выплывает как данность …». Кажется, что именно такой механизм срабатывает, когда вычленяем Африку Гумилёва наряду с другими материками, облюбованными его «Музой дальних странствий». Все привнесённые извне значения, составляющие второй план данного образа, устраняются. Он приобретает черты действительности, независимой от породивших её контекстов. Вместе с этим, черты «избранности» этого образа, сформулированные в отдельных стихотворениях, сохраняются. Более того, эти черты сохраняются даже тогда, когда Африка становится местом конкретных социальных отношений. Например, в стихотворении «Судан»:

                         Перед ними торговцы  рабами

                         Свой товар горделиво  проводят,

                         Стонут люди в  тяжёлых колодах, […]

                         И надменно проходят  французы,

                         Гладко выбриты, в белой одежде,

                         В их карманах  бумаги с печатью,

                         Их завидя, владыки  Судана

                         Поднимаются с  тронов своих.

                         А кругом на  широких равнинах,

                         Где трава укрывает  жирафа,

                         Садовод Всемогущего  Бога

                         В серебрящейся  мантии крыльев

                         Сотворил отражение рая…

                       (4 ,т.1,  с.38)

     Противопоставление  общественной и природной жизни  не содержит прямых этических оценок. Более того, в эстетическом отношении  они даже уравнены: по-райски прекрасной природе соответствуют «Города, озарённые солнцем, / Словно клады  в зелёных трущобах…». Заканчивается  стихотворение сценой всеобщей молитвы, сопровождаемой открытым признанием лирического субъекта:

                       …Тихо в Судане.

                         И над ним, над  огромным ребёнком,

                         Верю, верю, склоняется  Бог.  
 
 
 
 

     Заключение

     «Африканская» тема, в которой завязались многие проблемы, касающиеся творчества Гумилева, требует серьезного и многоаспектного исследования. Следует уточнить маршруты, связанные с его путешествиями, более точно определить круг лиц, с которыми он тогда соприкасался, использовать архивы Академии наук, отражающие работу археологической экспедиции, организованной академиком Радловым, изучить предметы культуры и быта, вывезенные поэтом и находящиеся сейчас в Институте этнографии, прояснить отношение Гумилева к политической истории Эфиопии и многое другое. Но особенно важно органично и доказательно включить «африканские мотивы» в культурный контекст тогдашней эпохи, в которой ориенталистские мотивы и склонности были исключительно сильны и затронули многих и многих русских художников.

       Гумилев нашел на африканском  континенте многое, что соответствовало  внутренней природе его таланта,  например яркую, декоративную  зрелищность, экзотическую природу,  то есть все то, чего он не  находил у себя на родине  и отчасти увидел лишь в  детстве, в бытность свою на  Кавказе. Можно сожалеть о том, что русская природа с ее медлительной плавностью очертаний и спокойной красотой не вдохновляла его музу, оставаясь в его душе неким залогом кровного родства, но дело обстояло именно так: его глазу нужен был резкий, контрастный, интенсивный цвет, а слуху — звуки тропических джунглей, он чувствовал себя полностью счастливым лишь тогда, когда, стоя на палубе корабля, видел очертания приближающихся африканских берегов. Эта исключительная по своей силе любовь помогла ему создать великолепные произведения, в которых то чувство, какое мы обычно называем словом «интернационализм», проявилось с огромной художественно-заразительной силой. В этом — большая заслуга Гумилева. (13, с. 233)

       На советскую поэзию именно  эта сторона его творчества  оказала особенно зримое и  благотворное воздействие, продолжающееся и до сегодняшнего дня.

     Своими  духовно-эстетическими исканиями  поэт оказался близок современному человеку, находящемуся в постоянном подсознательном поиске жизненных основ.

     Стремление  Н. Гумилева к осмыслению культурных и религиозных традиций других стран, определение универсальных идей и взаимовлияний в разных культурах  стало глобальной идеей современности.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Глоссарий

     Герметизм — религиозно-философское течение эпохи эллинизма и поздней античности, носившее эзотерический характер и сочетавшее элементы популярной греческой философии, халдейской астрологии, персидской магии и египетской алхимии.

     Диалектика (греч.διαλεκτική — искусство спорить, вести рассуждение) — метод аргументации в философии, а также форма и способ рефлексивного теоретического мышления, имеющего своим предметом противоречия мыслимого содержания этого мышления.

     Дискурс (фр. discours) в общем смысле — речь, процесс языковой деятельности. В специальном, социогуманитарном смысле — социально обусловленная организация системы речи, также определённые принципы, в соответствии с которыми реальность классифицируется и репрезентируется (представляется) в те или иные периоды времени. Это специальное значение слова «дискурс» впервые ввёл Э. Бенвенист, противопоставляя discours (речь, привязанная к говорящему) и récit (речь, не привязанная к говорящему).

     Изотопия – ряд семантических категорий, которые основываются на родственности, однородности, повторе "тождественных сил" в языковом развертывании текста и обеспечивают его целостное восприятие.

     Инвариант — абстрактная структурная единица языка (фонема, морфема, лексема и т. п.) в отвлечении от её конкретных реализаций.

     Индифферентизм — постоянное равнодушие или безразличие в отношении к чему-нибудь. Принципиальное значение имеет индифферентизм в области высших вопросов жизни и знания — индифферентизм религиозный и философский. Противоположная индифферентизму крайность есть фанатизм, коего не чужда и философия (αυτόςέφα — сам сказал — пифагорейцев, jurareinverbamagistri).

     Интерсубъективность - особая общность между познающими субъектами, условие взаимодействия и передачи знания (или - значимости опыта познания) одного для другого.

     Онирическое пространство – пространство, имеющее отношение ко сну и сновидениям.

     Ориенталистика (востокове́дение) — совокупность научных дисциплин, изучающих историю, экономику, литературу, языки, искусство, религию, философию, этнографию, памятники материальной и духовной культуры стран Востока. Иногда объединяется в одну дисциплину с африканистикой (изучение стран Африки), иногда рассматривается от африканистики изолированно. Последнее определяется принадлежностью части африканских стран к мусульманскому миру.

     Предикат (лат. praedicatum — заявленное, упомянутое, сказанное) — в логике и языкознании, конститутивный член суждения — то, что высказывается (утверждается или отрицается) о субъекте.

     Реминисценция (лат. reminiscentia, воспоминание) — элемент художественной системы, отсылающий к ранее прочитанному, услышанному или виденному произведению искусства.

     Шовинизм (фр. chauvinisme) — агрессивная идеология и политика, проповедь национального превосходства. В некоторых случаях трактуется как крайняя форма национализма. Буржуазный национализм, проповедь национальной исключительности, противопоставление интересов одной нации интересам всех других наций, разжигание национальной вражды, чувства презрения и ненависти к другим расам и нациям. 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Литература

     1. Майкл Баскер, „Далёкое озеро Чад“ Николая Гумилёва (К эволюции акмеистической поэтики), Гумилёвские чтения, Санкт-Петербург: Издательство гуманитарного университета профсоюзов, 1996, 126.