Рублев  в символе Троицы различал не только отвлеченно догматическую идею, но и жизненно важную для того времени мысль о политическом и нравственном единстве земли Русской. В живописных образах передавал религиозную перифразу вполне земной идеи единения, “единства равных”. Подход Рублева к сути и значению иконы были настолько новы, а прорыв из канона настолько решительным, что настоящая слава пришла к нему только в XX в. Современники же ценили в нем не только талантливого живописца, но и святость его жизни. Потом рублевские иконы подновлялись позднейшими авторами и скрылись вплоть до нашего века (не будем забывать о том, что через 80-100 лет после создания иконы темнели от покрывавшей их олифы, и живопись становилась неразличимой.

     О третьем корифее иконописи мы также знаем немного. Дионисий, видимо, был любимым художником Ивана III  и оставался мирским живописцем не приняв пострига. Вообще-то, смирение и послушание ему явно не присущи, что и сказалось в его фресках. Да и эпоха была совершенно иной, нежели времена Грека и Рублева. Москва торжествовала победу над Ордой и искусству предписывалось воспевать величие и славу Московского государства. Фрески Дионисия не достигают быть может высокой устремленности и глубокой выразительности рублевскиих икон. Они созданы не для размышлений, а для радостного любования. Они – часть праздника, а не предмет задумчивого созерцания. Дионисий не стал вещим предсказателем, но он является непревзойденным мастером и хозяином цвета, тонов необычайно светлых и чистых. С его творчеством парадное, торжественное искусство стало ведущим. Ему, конечно, пытались подражать, но последователям не хватало какой-то малости: меры, стройности, чистоты – того, что и отличает подлинного мастера от прилежного ремесленника.

     Мы  знаем по именам лишь некоторых иноков – иконописцев, резчиков, писателей, зодчих. Тогдашняя культура была в известной степени анонимной, что вообще характерно для средневековья. Смиренные монахи далеко не всегда подписывали свои произведения, также  не слишком заботились о прижизненной или посмертной земной славе и мастера-миряне.

     Это была эпоха соборного творчества. Митрополит Волоколамский и Юрьевский  Питирим, наш современник, писал  об этой эпохе так: “Дух соборного делания коснулся всех областей творчества. Вслед за политическим собиранием Руси, одновременно с ростом экономических связей различных частей государства началось культурное собирание. Именно тогда умножились произведения житийной литературы, были созданы обобщающие летописные своды, начали сливаться воедино в общерусской культуре достижения  крупнейших провинциальных школ в области изобрази-тельного, архитектурного, музыкально-певческого, декоративно-прикладного искусства”.⁶

     До  появления книгопечатания именно в  монастырских кельях переписывались книги  богослужебного назначения, сочинялась литература религиозно-церковного содержания, в частности “жития святых”, прославлявшие “угодников божьих” (в основном монашествующих) и те обители, где они несли иноческое послушание.

     Одновременно  монастыри выполняли социальный заказ княжеской власти: создавали  и заново редактировали летописи, документы законодательного характера. Судя по содержанию летописей и стилю их изложения, писали их люди, лишь формально “ушедшие из мира”, как того требовал ритуал посвящения в монашество, а фактически находившиеся в самой гуще политических событий, полные  “морских” забот и волнений.

     Созидание культуры всегда тесно связано с  ее сбережением, сохранением. Эту двуединую  задачу в XV-XVI вв. как раз и решали монастыри, которые испокон веку были не только духовными центрами, но и своего рода музеями, где хранились уникальные произведения национального искусства, а также библиотеками с поразительными  по ценности собраниями рукописей, редких книг.

     Одним из главных источников пополнения монастырских коллекций были вклады. Сюда приносили фамильные реликвии обедневшие потомки удельных князей, не выдержавшие неравной борьбы с окрепшей великокняжеской властью. Вклады поступали и от московских князей  и царей, которые часто использовали влиятельные монастыри в политических целях. Причинами вклада в сокровищницу монастыря могли быть и победа, одержанная над врагом, и моление о рождении наследника, и торжественное восшествие на престол. Часто делали вклады и просто  на помин души. На территории монастырей, у их соборов и церквей  иногда хоронили знатных людей, при погребении же монастырю не только платили деньги за могилу, но и оставляли личные вещи покойного, икону, снятую с гроба, и даже возок с лошадьми, на котором он был привезен. Среди вкладчиков русских монастырей были князья и бояре, представители высшего духовенства, дворяне, торговые и служивые люди разных городов, “государева двора разных чинов люди”, городские дьяки, монастырские слуги и служки, ремесленники и крестьяне.

     На  монастыри смотрели как на надежные хранилища национальных сокровищ. Сюда привозили произведения искусства  ради их сбережения. Не случайно на многих из них было написано: “А не отдати никому”. Самыми распространенными вкладами были фамильные иконы, украшенные драгоценными окладами.

     Пользовались  известностью монастырские собрания в  Москве и Сергиевом Посаде, в Ростове  Великом и Суздале, Твери и Ярославле; в этих городах составились уникальные коллекции русской иконописи XV-XVI вв.

ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВ   

МОНАСТЫРЬ

     Проследим формирование уникальной монастырской коллекции на примере одного из самых  почитаемых монастырей  Руси – Троице-Сергиева.

     Собрания  монастыря составили основу музейных фондов Загорского музея. Среди вкладов  в монастырь немало богатых церковных  сосудов, серебряных окладов книг и  икон. Привлекает внимание серебряный потир с хрустальной чашей, золотой потир с рудожелтым мрамором 1449 г.(работа Ивана Фомина), кадило игумена Никона 1405 г., ковчег-реликварий радонежских князей первой четверти XV в. В XVI в. в монастырскую сокровищницу были сделаны наиболее значительные вклады. В московских мастерских при Иване Грозном, Федоре Иоанновиче, Борисе Годунове работали лучшие русские мастера-ювелиры, изографы, литейщики.

     Иван  IV велел украсить драгоценностями (в основном созданными московскими мастерами) наиболее чтимую в монастыре икону Троицы. Под икону была подвешена жемчужная пелена, вышитая в мастерской первой жены царя Анастасии Романовой; на икону был сделан золотой оклад с коронами, украшенными эмалями и драгоценными камнями. При Иване IV была выполнена и монументальная серебряная чеканная рака для останков Сергия Радонежского.

     При царе Федоре Иоанновиче был изготовлен чеканный золотой оклад к надгробной иконе Сергия, украшенный золотыми дробницами с гравировкой и чернью, драгоценными камнями, камеями, жемчугом. Известно, что за эту работу большие  награды от царя получили мастера Оружейной палаты Московского Кремля.

     Борис Годунов после венчания на царство  подарил монастырю новый драгоценный  оклад  на икону Троицы.

     Не  только дарами пополнялись монастырские собрания; многие произведения искусства  создавались непосредственно в монастырских стенах. В XV в. в Троицкой обители работал Епифаний Премудрый, создавший Житие основателя монастыря Сергия Радонежского, там писал Андрей Рублев, чье мировоззрение сложилось благодаря постоянному воздействию идей Сергия и его последователей, благодаря усвоенной в обители привычке противостоять “розни мира сего”. Для иконостаса монастырского собора преподобный Андрей написал знаменитую “Троицу”. Андрей Рублев, Даниил Черный и другие изографы в короткий срок по поручению игумена Никона украсили фресками и иконами вновь построенный на средства князя Юрия Галицкого и Звенигородского Троицкий собор.

     В XV—XVI вв. Троицкий монастырь стал местом создания великолепных икон и произведений прикладного искусства, а также своеобразным учебным центром, где шла подготовка мастеров — изографов и ювелиров. Троицкие иконы отсылались в другие монастыри и храмы, преподносились в дар иностранным гостям.⁷ 
 
 
 
 
 
 

     НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ

     Крупным культурным центром был и Новодевичий  монастырь (ныне находящийся в городской черте Москвы).

     Но  первоначальная его задача была иная— оборона Москвы. Он занял свое место в ряду таких же монастырей-стражей — Андроньева, Новоспасского, Симонова, Данилова, Донского, вместе с которыми создавал могучее оборонительное полукольцо. Новодевичий монастырь расположился в излучине реки; с его стен можно было контролировать сразу три переправы: у Крымского брода (ныне на его месте Крымский мост; а тогда, в эпоху строительства, именно там любил переправляться через Москву-реку во время своих набегов на столицу крымский хан Махмет-Гирей), у Воробьевых гор и у Дорогомилова, где проходила дорога на Можайск. Культурным центром монастырь стал позднее.⁸

     В 1571 г. монастырь был разорен и сожжен крымчаками хана Девлет-Гирея. После этого были возведены новые башни и стены. И когда в 1591 г. крымская орда под предводительством Казы-Гирея вновь пошла штурмом на монастырь, артиллерия сумела достойно встретить нападавших и штурм был отбит.

       Но монастырь известен не только  в связи с событиями военными. Он тесно связан с династической историей русских государей. Там была похоронена малолетняя дочь Ивана Грозного Анна, там закончили свои дни жена брата Ивана IV — княгиня Ульяна, вдова старшего сына Ивана Грозного — Елена, вдова царя Федора Иоанновича — Ирина Годунова. В некоторых источниках встречается упоминание о том, что именно в Новодевичьем монастыре состоялось избрание на царство Бориса Годунова. Это не совсем точно: в монастыре Борис только дал согласие на избрание.

     Только  за два года (1603— 1604) Борис Годунов пожертвовал монастырю множество икон, немало драгоценной утвари да еще 3 тыс. рублей — сумма по тем временам немалая. Увы, в большинстве своем те дары не сохранились. По иронии судьбы они были захвачены погубителем Годунова Лжедмитрием в 1605 г.

     И все же многое из собранного в Новодевичьем монастыре дошло до наших дней. Сохранились и произведения русских  изографов и ювелиров, составлявшие уникальную коллекцию, и многие вклады русских государей. Собранные в  Смоленском соборе великолепные творения русских златокузнецов, вышивальщиц, серебряников, резчиков по дереву и камню, живописцев практически никогда не экспонировались в полном объеме; многие произведения были в разные годы переданы в другие хранилища.

     Замечательной ценностью русской культуры является и сам Смоленский собор — единственный ныне уцелевший на территории монастыря памятник архитектуры начала XVI в.

     Все композиции росписей Смоленского собора подчинены возвеличиванию Москвы и ее государей.

     Но  собор может рассказать и о времени Бориса Годунова. По его указу храм был отремонтирован, поновлены закоптившиеся фрески, а кое-что и переписано. Так появились изображения святых Бориса и Федора, образ святой Ирины.

     Монастырь хранит в своем собрании и необычайно ценные произведения древнерусской мелкой пластики: панагии, кресты-мощевики, нагрудные иконы. Преимущественно эти произведения древнерусских мастеров относятся к XV—XVI вв. Украшением собрания Новодевичьего монастыря служит серебряная чаша 1581 г.— вклад царевича Ивана Ивановича Старшего, сына Ивана Грозного, сделанный им незадолго до гибели.

     Древние камни Новодевичьего видели Василия III, Ивана Грозного, Бориса Годунова; правители приезжали сюда, чтобы отпраздновать успех, победу или ждать решения своей судьбы. И часто каждое такое посещение завершалось построением новой церкви, новых палат, новых укреплений, новым даром монастырю.

Николо-Перервенский монастырь

СОЛОВЕЦКИЙ  МОНАСТЫРЬ

     Соловецкий  монастырь вошел в историю  русской культуры и каменными  строениями XVI в. – единственным в своем роде комплексом инженерных и архитектурных сооружений, и знаменитым собранием рукописей, и бесценными иконами, и уникальной библиотекой; он был не только культурным, но и политическим центром.

     В XV столетии русский Север уже не воспринимался его обитателями как часть Новгородской земли. Некогда могущественная средневековая республика клонилась к упадку, и новгородцы были вынуждены заявлять о своей лояльности московским князьям, а значит, в какой-то мере поступаться властью над некогда покоренными и лишь отчасти освоенными территориями.

     Реальным  центром власти на Севере фактически становился Соловецкий монастырь. Он распространил  свое влияние на западе до границы  со Швецией, на севере – до самой  Печенги. Монастырь поддерживал  международные связи (с Афоном, Константинополем, Сербией), держал военные гарнизоны в Карелии, оборонял Белое море от вторжений иноземных кораблей.⁹