Культура и история

  Резкие  перемены в духовной культуре общества становятся как бы прологом революционной  бури. Так было накануне 1789 г. во Франции, накануне и в годы Первой мировой войны в России, когда в декабре 1908 г. А. Блок писал: «Так или иначе, мы переживаем страшный кризис. Мы еще не знаем в точности, каких нам ждать событий, но в сердце нашем уже отклонилась стрелка сейсмографа. Мы видим себя уже как бы на фоне зарева...». А вот еще одно красноречивое свидетельство пророческой функции культуры: еще в 1903 г. великий А.П: Чехов Предсказывал: «Года через два, может, три... настанут в России такие события, которые все перевернут вверх дном. Мы переживем такое же время, которое переживали наши отцы накануне Крымской кампании. Только нас ожидает еще худшее испытание. Я это знаю наверняка». Нечто подобное происходит и в наши дни. И люди не должны позволить втянуть себя в очередную оргию насилия, ибо, как говорил Бисмарк: «Революции чаще всего готовят утописты, осуществляют фанатики, а их плодами пользуются негодяи» [6; c.146].

  Противостояние  господствующей культуре, рождение новых  ценностных и практических установок  можно рассматривать как процесс, постоянно воспроизводящий себя в мировой культуре. Рождение христианства есть, по сути своей, контркультурный феномен.

  Первое  столкновение молодой, нарождающейся  христианской Церкви с мощной, властной Римской империей породило в последней  множество драматических ситуаций. И это не было случайностью. «Нерон устроил ночное освещение в парках, на гуляньях народных: вдоль аллей, по которым прогуливалась отдыхающая публика, многие христиане были привязаны к столбам, облиты горючим веществом и подожжены. Эти живые факелы освещали аллеи, а по аллеям ездил на колеснице в костюме жокея император и любовался агонией людей. Иных зашивали в звериные шкуры, бросали на растерзание львам и огромным псам на арене цирка, чтобы зрители - а у римлян был кровожадный обычай наблюдать за смертью гладиаторов - смотрели, как умирают христиане» [3; c.71].

  О том, что христианство было тогда  контркультурным феноменом, свидетельствует и тот факт, что против него выступали древние писатели, философы, армия, мощное огромное государство. Тем не менее христианство тогда не только выстояло, но и победило. В той же мере отход от христианской культуры предполагает вначале смену ценностных установок. «Европейская культура XIX в., - отмечает И.А. Ильин, - есть, по существу, уже светская, секуляризованная культура: светская наука, светское искусство, светское правосознание, светски осмысливаемое хозяйство, светское восприятие мира и объяснение мироздания. Культура нашего времени все более обособляется от христианства, но не только от него - она вообще утрачивает религиозный дух, и смысл, и дар» [2; c.82].

  В известном смысле можно сказать, что всякая новая культура, культура конкретной эпохи рождается как  осознание кризиса предшествующей духовной ситуации. С этой точки  зрения «первое осевое время», о  котором пишет К. Ясперс, есть своеобразный выход из кризиса культуры эпохи  возникновения мировых религий. Христианство тоже возникло как разрыв в языческом сознании античности. Контркультурным было движение киников в античности. Средневековье есть ренессанс древнего гнозиса (тайного знания) в той же мере, в какой Возрождение можно считать возвратом к античной культуре.

  Э. Тирьякян еще в середине 70-х годов признал контркультурные феномены мощными катализаторами культурно-исторического творчества. «Глубокое изучение эзотерической культуры, - писал он, - считающейся архаикой западной культуры, по нашему мнению, проливает свет на главные источники изменений в структуре современного общества, которые определяют коллективные представления о природной и социальной реальности». Мысль Тирьякяна сводится к тому, что «оккультные» и «эзотерические» контркультурные феномены представляют собой определенное звено между патриархальной и современной культурами.

  Важной  особенностью культуры является то, что  ее объективные структуры, всегда, в  конечном счете, замыкаются на личностное приятие (или неприятие), толкование, воспроизведение и изменение. Вхождение  в культуру (инкультурация) может «автоматически» обеспечиваться механизмами культуры, но может также быть проблемой, требующей моральных и творческих усилий (что бывает, как правило, при столкновении разнородных культур или при конфликте поколений, мировоззрений и т. п.). Таким образом, соотнесение себя с культурой есть одно из фундаментальных свойств личности.

  Столь же важна культура для самоопределения  человеческой цивилизации на всех уровнях  его существования от общины до цивилизации. Как историческая форма, культура всегда существует в виде конкретного локального симбиоза технологий, поведенческих  ритуалов и обычаев, социальных норм, моральных и религиозных ценностей, мировоззренческих построений и  целей. Цельность этой системе придает  как сумма объективированных  продуктов культуры, так и ее «язык», т.е. относительно понятная в рамках данной культуры знаковая система.

  Выделение культуры как особого аспекта  бытия позволяет учесть и исследовать  то, что иначе минует и обыденную, и научную обстановку. Так, одна и  та же религиозная идея порождает, изменяясь  в разных культурах, существенные конфессиональные различия (напр., католицизм и православие); формальное принятие принципов «рыночной  экономики», связанных с англосаксонской  культурой, в специфической культурной среде (Россия, Юго-Восточная Азия, Латинская  Америка) дает самые разные результаты; одна и та же конституция дает разный политический эффект в культуре с развитыми традициями активного гражданского общества и в культуре с патерналистским отношением к государству и т. п. В этих случаях внутренняя логика идей или процессов взаимодействует с логикой культурной обусловленности, чем создается новое измерение реальности, нуждающееся в специальном, культурологическом анализе. Поэтому не одно и то же напр., «политика» и «политическая культура», «труд» и «трудовая культура» и т.д.

  Культура  в отличие от отдельных, «региональных» направлений человеческой деятельности, не создается целенаправленными  актами, но является объективным результатом  их суммы или — с другой стороны  — исходным условием их осуществления. Культуральный подход предполагает поэтому не только анализ локальных достижений того или иного типа знания, умения, поведения, но и сравнительный, компаративистский анализ явлений со сходной культурной «внутренней формой». Это создает непреодолимые пока наукой методологические трудности (как, например, корректно идентифицировать «импрессионизм» в живописи и «импрессионизм» в музыке, при том, что их сходство не совсем ясно?), но все же является необходимой задачей наук о культуре, поскольку позволяет выявлять общие процессы, «большие» стили, системы ценностей: то, что называется «духом времени».

  Из  существования культуры как общечеловеческого  способа освоения природы не следует, что сами собой понятны ее нормы, ценности, язык, символы, мировоззренческие  схемы. Любая состоявшаяся культура непонятна «извне» и требует  расшифровки, познания. Так же не является безусловной та или иная качественная градация культур: культура налична как многообразие вариантов, и попытка определить их «ценность» (какой бы ее критерий мы ни выбрали) так же сомнительна, как определение сравнительной ценности биологических видов. В то же время, оценочный анализ возможен там, где можно содержательно сформулировать «цель» данной культуры или определенной стадии ее развития. (Хотя история показывает, что «незрелые»  формы культуры со временем могут оцениваться как привлекательная альтернатива или же раскрывать свои непонятые ранее глубины, в чем заключается ее многосторонность, большое количество граней). 

  Классификация культур предполагает выделение  их в:

  1) временной, исторической последовательности (это имеет смысл в тех случаях,  когда прослеживается преемственность  культур; например: античность —  средневековье — новое время);

  2) региональной обособленности, связанной,  как правило, с географическими,  этническими, политическими и  языковыми разграничениями; 

  3) идеального содержания, т. е. отделимого  от этнического субстрата и  передаваемого традицией комплекса  норм, ценностей, идей, технологий, стилей (в чем состоит один из узких  смыслов слова культура);

  4) иерархии качественных уровней  (что зависит от вводимых критериев  «совершенства»);

  5) блоков сосуществующих культур  (основания сосуществования могут  быть самыми разными: территориальная  близость, религиозное единство, экономическая  целесообразность, политический союз, имперская оболочка и т.д.). Классификация  культур, по какому бы принципу  она ни проводилась, позволяет  выявлять фундаментальные механизмы  их самоосуществления и взаимодействия, а также находить способы объяснения  их наследия.[7, с.8-13] 

  2.2. Анализ взаимосвязи истории и культуры

  В старину, особенно в древнюю эпоху, условия общественной жизни изменялись медленно. Поэтому история представлялась людям в виде калейдоскопа повторяющихся событий. Из века в век люди рождают детей, радуются и печалятся, любят и ненавидят, развлекаются, трудятся, умирают. Меняются поколения, и все повторяется снова и снова. Как сказано в Библии, «что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» [8; c.10].

  Анализируя  изученный материал, следует, что разнообразие культур - очевидный исторический факт. Существует ли какое-либо единство в этом разнообразии? Каковы место и роль локальных культур в мировом культурно-историческом процессе? Есть ли какие-то закономерности, определяющие развитие отдельных культур и общечеловеческой культуры в целом? Ответы на подобные вопросы и дает подробное изучение культурно-исторического процесса.

  Попытки создания теоретической концепции, которая раскрыла бы закономерности культурно-исторического процесса, предпринимались многими философами и учеными. Однако общепризнанной историко-культурологической теории до сих пор нет. Итак, с  ходом истории условия жизни  людей постепенно меняются в лучшую сторону. Прогресс - закон исторического развития человечества. Однако уже в глубокой древности родилось представление о том, что с течением времени происходят какие-то перемены в жизни общества. В лучшую или худшую сторону?

  Согласно  древнегреческому поэту Гесиоду, жизнь  людей и сами люди постепенно деградируют, становятся все хуже и хуже. Идеализация  прошлого и пессимистический взгляд в будущее - очень характерное настроение для эпохи распада родовых отношений и возникновения классовых антагонизмов. Это-настроение отразилось также в иудейском, а затем и христианском учении об утраченном рае и грядущем Страшном суде и конце света. Недовольство существующими порядками и впоследствии заставляло людей сожалеть о прошлой, по их мнению, более счастливой жизни. Возвратиться от пороков цивилизации назад к «золотому» веку призывал в XVIII веке Руссо. Этот призыв повторяют и сегодня многие люди, напуганные социальными конфликтами, экологическими проблемами, угрозой гибели человечества.

  Противоположное понимание истории человечества связано с идеей прогресса, утверждающей, что с ходом истории условия  жизни людей постепенно меняются в лучшую сторону. С 17-18 веков, в эпоху  формирования индустриального общества и быстрого развития науки и техники, философы-просветители пытались осмыслить  историю как путь совершенствования  общества на основе развития культуры. Уверенность в том, что освобождение человеческого разума от религиозного догматизма и ломка феодальных устоев приведут к созданию нового, рационального общественного устройства - «царства разума», порождала социалистические проекты разумной организации общества. «Золотой век» человечества рисовался не в прошлом, а в будущем.

  Идея  прогресса стала одной из самых  популярных в общественной мысли 18-19 веков. Предполагалось, что существуют единые законы истории, которые определяют последовательность этапов этого продвижения, так что все народы, хотя и с  разной скоростью, движутся по одному и тому же историческому пути. Повсюду  на Земле этапы общественного  развития с железной необходимостью сменяют друг друга, поэтому все  народы рано или поздно проходят в  принципе одинаковые стадии общественного  развития, и развитие культуры везде  протекает по одним и тем же законам [9; c.17]. В философии выдвигались различные взгляды относительно движущих сил общественного прогресса и законов истории, определяющих его ход и последовательность сменяющих друг друга состояний общества и культуры.

  Общим понятием, объединяющим историю и  культурологию, является ментальность. Его широкое использование привело к появлению разнообразных толкований этого термина. Первые научные определения ментальности были даны в 30-е годы нашего столетия французскими историками-анналистами, которыми она рассматривалась как устойчивая настроенность внутреннего мира людей, сплачивающая их в социальные и исторические общности, как совокупность установок и предрасположенностей индивидов к определенному типу мышления и действия.

  Ментальность, с одной стороны, есть результат  культуры и традиций, а с другой – сама является глубинным источником развития культуры. П. Гуревич подчеркивает отличие ментальности от общественных настроений и идеологии, поскольку они изменчивы. Ментальность отличается более устойчивым характером. Она включает в себя ценностные ориентации, но не исчерпывается ими, поскольку характеризует собой глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания. Ментальность объединяет рациональное и интуитивное, общественное и индивидуальное, сознательное и бессознательное.