Культура Древней Руси IX-XIIIвв

2.2. Славянская мифология. 

2.2.1. Вступление.

   "Изустные  предания, конечно, составляют драгоценный  источник, но сами по себе они  не могут никогда удовольствовать   историка в полной мере. Сей  требует еще, кроме всего того, неизменных памятников, избегших от опустошения времени. В учении  о богах могут служить такими памятниками; сочинения, изображения идолов, священные в древности сосуды, храмы, обычаи,  сохранившиеся доселе, и тому подобные предметы. Но всего этого  у славян или вовсе нет, или есть очень немного.

   Сочинений о идолопоклонстве, писанных или  современниками,  или жившими  скоро после них писателями, находится  у них весьма  мало. Но они имели  стихотворцев, и притом во времена  мрачнейшей древности. Это доказала нам недавно в России найденная песнь из двенадцатого века. Песнопевец упоминает еще в стихотворении своем о Бояне, который жил гораздо прежде, и еще более прославился в стихотворном искусстве. Но где его сочинения?  Где сочинения, может быть, других еще многих писателей? И они  равно поглощены всепожирающим временем; а гордый южный  европеец мог предков наших называть варварами! Конечно,  встречаются нам инде немногие и притом весьма рассеянные известия, которые однако ж сообщают то одни только имена, то недостаточные и темные повествования. Тут нужен дух опытного критика, чтобы из этого хаоса образовать нечто целое.

   Изображения богов находили иногда, но не везде. В Прильвице  вырыли великое множество; господин Маш подарил нам весьма  важное описание их; но куда девались самые изображения? Они верно в руках частных людей, где не всякий может пользоваться ими. И в Госларе нашли истукан, который однако ж давно уже без сомнения пропал. В Герлице, после многих поисков, увидели с досадою, что не осталось никаких памятников древнего богослужения; нашли только на одном доме льва и почли его за  Флинца.

   В России все совершенно пропало, или  по крайней мере до сих пор не обнаружилось. Может статься кое-что  скрывается еще в углу  какого-нибудь монастыря; но кому до того нужда? Предки наши  весьма ревностно принялись за новую свою веру; они разбили,  уничтожили все, и не хотели, чтобы потомству их остались признаки заблуждения, которому они дотоле предавались. Когда б сего не  случилось, то можно б было соорудить музей из одних наших древних истуканов.

   Утвари, предметы богослужения, во множестве  найдены в Прильвице, но они по большей части уже были испорчены. В Госларе и поныне еще можно  видеть жертвенник Крадов. Верно есть еще несколько  таких любопытных вещей в доме какого-нибудь невежи, или суеверного человека, а это все равно, как если б их и вовсе не было.

   Храмов  не только у славянских народов совсем не осталось, но у  германских и других наций произошло то же самое, выключая  одной Италии.

   Обычаев языческих славян сохранились еще некоторые остатки в России, Богемии, Польше и других местах. Без сомнения к  тому, чтобы почитать их такими, потребно глубокое, основательное  познание древностей.

   Кроме сих, хотя и недостаточных источников, есть у нас,  россиян, еще два посторонние источника, состоящие в наших песнях и так называемых народных сказках. Невероятно, как в сих  двух предметах находится сокровище не только для нашей мифологии, но и во многих других отношениях. Жаль только, что это  сокровище долго пребывало в неизвестности не только у иноземцев, но даже и у соотечественников наших. Что касается до песней,  то есть у нас многочисленные собрания их, которых число простирается до двенадцати книг. Но во всех сих изданиях, даже в самых  новейших, нет ни одного критического замечания. Иностранная  публика знает их только по немецкому переводу г. Доппельмейера.  В русских песнях находится много характерического; на многих  остался отпечаток седой древности; иные ж из них происходят вероятно из языческих времен, потому что в них упоминаются  часто имена некоторых русских богов. Натурально, в них переменилось много от времени; но тем не менее остаются они драгоценны для россиянина, который из них познает характер и обычай добрых, мужественных своих предков. Другой источник  составляют простонародные сказки, из коих некоторые в самом деле басни, а другие – небольшие рыцарские романы. Тут с патриотическим жаром повествуются деяния героев древности и мрачными красками изображается несчастие России под игом  татар. Тем занимательнее для русской мифологии то, что в них нередко упоминается о древних божествах, чудесах, волшебницах  и проч.

   Долго переходили они только из одних уст  в другие; но в справедливости их ручается единогласие, с каким тысячи людей их рассказывают. Наконец собрал их г. Новиков, которому российская  история и словесность многим обязаны, и издал их в шести частях  под заглавием «Славянские сказки». Потом явилось еще другое  собрание их, под именем «Русских сказок». Из них перевел некоторые г. Рихтер на немецкий язык в своих русских отрывках  (Russische migsellen), хотя и вкратце, и с некоторыми отступлениями.

   Сии и многие другие сокровища долго  уже скрываются, будучи

   написаны  не a`la Voltaire, или a`la Sterne но а`la... Что ж  из того  следует? – Что у россиянина в девятнадцатом веке нет еще совсем  российской истории! Но он получит ее, получит под правлением  кроткого Александра.

   Прежде  нежели скажем что-нибудь о cудьбе славянской мифологии, заметим теперь нечто  о самом богоучении со всевозможною краткостью. 
 

2.2.2. Происхождение богов.

   Верно не было у славянина с самого начала столько богов,  сколько наконец  у него явилось. История человечества показывает нам, что до того еще, как  человек не знал искусства делать  себе изображения богов, чтил он некоторые предметы, предлагаемые ему природою. С удивлением взирал он на огненный шар, катящийся над его головою, стоял у порывистого ручья, шумно ниспадающего с горы в долину, чувствовал приятное дуновение  воздуха, изумлялся, был вне себя от восторга; он не примечал,  чтобы существо, подобное ему, всем этим управляло. Тут стал он  в первый раз умствовать о чудном мироздании: солнце, вода, ветер  казались ему существами особенной и притом высшей, нежели он  сам, природы. Изумление его перешло в почтение и боготворение.  Не так ли думали персы и перуанцы? Не так ли и поныне еще  думают самоеды и многие другие народы? Так думал и славянин,  и боготворил огонь и воду. Сам того не зная, познакомился он с  чувствами зла и блага: иногда был он целый день несчастлив на  охоте, а на другой день чувствовал он физическую боль. Он не  усматривал тому причины, и думал, что есть какое-то злое существо, которое находит в том удовольствие, чтобы ему вредить.  В другой раз поймал или убил он необыкновенно много дичи –  душа его была отверста для радости; он столь же мало примечал  тому причины и создал себе доброе божество. Так произошли у него  Белбог и Чернобог, без сомнения древнейшие божества, какие знал  славянин. Впоследствии ему не довольно было сего малого числа  богов своих: он творил себе беспрестанно новых; каждая новая  потребность приносила с собою новое божество, и таким образом  произошло то множество, которое мы скоро увидим.

   Общежитие породило гениев, конечно гениев по тогдашнему  вкусу. Храбрость и  благоразумие были (при)влекательны; в людях, отличавшихся сими достоинствами, примечали какое-то сходство с вымышленными божествами; и так вообразили, что они им  родственники. По тому самому в вышеупомянутой песне воинству  Игореву и повествуется о внуках Дожбога. Таким же образом в  этой песне Боян, древнейший известный русский стихотворец,  именуется внуком Велеса. 
 

2.2.3. Изображение богов.

   Простая жизнь доставляла грубому славянину  много праздных  часов – ему  пришло на мысль испытать свои силы в образующих  искусствах. Первое, в чем он здесь успел, было конечно не Медицейская Венера; но он может быть не меньше радовался своей работе, как Пракситель и Апеллис восхищались своими творениями. Скоро потом одушевил он свои идеальные божества, и тут  стала уже некоторая система царствовать в его баснословии. Хотя  славянин в образующих искусствах никогда не доходил так далеко,  как греки и римляне, однако ж нельзя оспорить у него некоторую  степень совершенства. Истуканы, вырытые из земли в Прильвице,  доказывают, что наши предки довольно были искусны, умев даже  чертами лица изображать характер божества. О Световиде говорил  нам Саксон Грамматик, что он имел вид глубокомысленный; Сива, по описанию господина Маша, отличалась приятною физиономиею, а Чернобог страшною и т. д.

   Что касается до вещества, из какого составлялись сии изображения, то это было дерево и металл. Из дерева были вероятно деланы все русские истуканы богов, так  как и по большей части на  острове Рюген. Для сего выбирали всегда самое крепкое дерево,  потому что такие изображения долгое время были боготворимы  на открытом воздухе. Что ноги Световидовы были сделаны из  другого дерева, нежели самая статуя: то причина сему состоит вероятно в понятиях, какие имели люди о сем божестве.  Из металла сделаны все истуканы, вырытые в Прильвице. Большая часть их составлены из смеси металлов и содержат много серебра,

   так что некоторые выдерживают пробу  от двух до десяти лотов серебра. Впрочем сомневаюсь я, справедливо ли то, что истуканы  Радегаста и Золотой Бабы вылиты были из золота. На всех изображениях, описанных господином Машем, находится везде имя  божества, какое представляет изображение. Некоторые истуканы  были вместе сделаны из дерева и из металла; так у Перуна, в  Киеве, сделанного из дерева, были железные ноги.

   Вид истуканов был свойствен грубому  народу, боготворившему  сии изображения. Необыкновенною величиною старались  всегда  выражать силу божества; в  Арконе большая часть богов были  сплошь огромного виду, что у некоторых  из них епископ Абсалон  не мог жезлом своим достать до бороды. У немногих была одна  только голова; но щедрые славяне дарили им по три, по четыре,  даже и по пяти голов. Может быть хотели они через то изобразить  всеведение богов своих, но верно не думали они никогда о святой  Троице при образе Триглавы, хотя иные так и думали объяснить  три главы сей богини.

   Что касается до драгоценности изображений, то конечно, иное  слишком увеличено, однако ж вероятно, что славяне  не упустили  возможность как  можно лучше украсить богов своих, к чему подавала им случай приобретенная ими на войне победа. А потому и не удивительно, если мы слышим, что у Перуна в Киеве был в руках луч молнии, украшенный драгоценными каменьями. При том же представим себе многочисленные войны, которые вели  россияне не столь славно против греков; а во вторых великий  дух гонения, оказанный Владимиром I против богов своих. 

2.2.4. Храмы.

   Не  вместе с происхождением истуканов  произошли и храмы;   давно  уже определены были на то открытые поля и рощи. Обыкновение боготворить идолов в густоте лесов было так употребительно у славян, что даже когда боги их получили храмы, то они по большей части все еще воздвигаемы были в лесах. Может быть: думали жрецы уединением и мраком тем сильнее разгорячить умы народа; но как бы то ни было, по крайней мере известно, что  славяне поздно уже начали строить свои храмы. Первые храмы были только места, окруженные кольями; потом четыре столба  накрылись кровлею и со всех сторон окружились завесами; наконец стали даже строить храмы из одного дерева. Сии храмы не такт о худо были строены, как некоторые думают. Саксон говорит нам,  что храм Световида в Арконе был отделан весьма хорошо (oper elegantisfimum), наружные стены украшались различными резными образами, хотя сия работа и показывала грубость народа.  Внутри были стены обиты пурпуровыми коврами; там же находилось много рогов от разных зверей, покрытых резною работою  и служивших для украшений храма. Как этот храм, так вероятно и многие другие были украшены; а только недостает у нас известий, чтобы распространиться о том несколько подробнее.

   Мы  знаем достоверно, что храмы были богаты утварями; многие из них были золотые и серебряные, а другие из смешанного  металла и притом высокой работы. Это видно в  описанных господином Машем сосудах. В числе сих вещей можно заметить жертвенные чаши (paterae), тарелки, ножи, колокола и проч."(Л.1) 
 
 

2.3. Традиции и обычаи Древней Руси. 

  Род и человек

   У нас семья - это отец, мать, один-два  ребёнка. Самое большее, есть ещё  дедушка с бабушкой и дядя с  тётей, да и те живут, как правило, где-нибудь в другом месте. Если же в семье трое детей, она считается многодетной. В древности, во-первых, все поколения семьи жили обыкновенно под одной крышей, да ещё где-нибудь неподалёку находилось семейное кладбище, так что в жизни семьи незримо принимали участие и давно умершие предки. Во-вторых, детей рождалось гораздо больше, чем теперь. Ещё в XIX веке, в условиях единобрачия, десять и более детей было обычным явлением. А у язычников, не забудем, богатому и состоятельному мужчине не считалось зазорным приводить в свой дом столько жён, сколько он мог прокормить... Представьте себе такой дом. в котором живут четверо-пятеро братьев с жёнами, детьми, родителями, бабушками, дедушками, дядями, тётями, двоюродными, троюродными... Целое общежитие, и все - родственники! Учёные-этнографы, изучающие жизнь самых разных народов, так и называют подобный родственный коллектив: БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ.

   Каждый  человек, живший в большой семье, ощущал себя в первую очередь не ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬЮ со своими собственными запросами и возможностями, как мы теперь. Он рассматривал себя главным образом как ЧЛЕНА РОДА. Он казался себе частичкой единого тела, единой души. Любой славянин мог назвать своих предков на несколько столетий назад и подробно рассказать о каждом из них, включая двоюродного племянника троюродного брата шурина своего прапрадеда. С предками были связаны многочисленные праздники, многие из которых уцелели до наших дней (Радуница, родительский день). Предки - чуры, щуры - хранили своих потомков, предостерегали их, являясь им в образе птиц (помните знаменитое "чур меня?").

   Знакомясь и называя себя, всегда добавляли: сын такого-то, внук и правнук  такого-то. Без этого имя было не имя: люди сочли бы, что человек, не назвавший отца и деда, что-то скрывает. Зато уж, услышав, какого ты рода, люди сразу понимали, как себя с тобой вести. Каждый род имел вполне определенную РЕПУТАЦИЮ. В одном люди исстари славились честностью и благородством, в другом встречались мошенники и задиры: значит, повстречав представителя подобного рода, следовало держать ухо востро. Человек знал, что при первом знакомстве его будут оценивать так, как того заслуживает его род. С другой стороны, он и сам чувствовал ответственность за всю большую семью. За одного набедокурившего отвечал весь род.