Постдамская конференция

Черчилль предложил выложить требования о безоговорочной капитуляции каким-то иным способом, так, чтобы союзники получили в основном то, чего они добиваются, и в тоже время дали бы японцам какую-то возможность спасти свою военную честь. Трумэн, не задумываясь, отклонил это предложение. Он опасался, что в случае какой-то модификации требования о безоговорочной капитуляции Японии японцы сдадутся через посредничество Москвы и тогда победа может выскользнуть из американских рук.

Как видно из мемуаров Черчилля, весь этот разговор произвел на него неприятное впечатление. Он почувствовал решительность  и агрессивность нового президента, который в условиях возросшей силы Соединенных Штатов хотел вести дела так, как будто наступил "американский век".

Черчилль предложил использовать совместно средства обороны, которые  разбросаны пол всему миру. Великобритания сейчас меньшая держава, чем Соединенные Штаты, продолжал премьер-министр, но она может дать многое из того, что у нее еще осталось от великих дней империи.

Трумэн насторожился: ему показалось, что Черчилль слишком уж быстро идет на договоренность.

Трумэн рассчитывал, что США  будет играть главную роль в Объединенных Нациях и во всем мире. И помочь ему в достижении этой цели должна была американская монополия на атомную бомбу.

Трумэну не терпелось  дать понять советской стороне, что  за козырь зажат у него в кулаке. Выждав несколько дней, он 24 июля сразу по окончании пленарного заседания, осуществил намеченный ранее план. Он ограничился замечанием самого общего характера. Трумэн подошел к Сталину и сообщил ему, что Соединенные Штаты создали новое оружие необыкновенной разрушительной силы. Премьер Черчилль и государственный секретарь Бирнс находились в нескольких шагах и пристально наблюдали за реакцией Сталина. Он сохранил поразительное спокойствие. Трумэн, Черчилль и Бирнс пришли к заключению, что Сталин не понял значения только что услышанного.

В действительности же Сталин не подал виду, что понял. Маршал Г. К. Жуков, также находившийся в Потсдаме, вспоминает: "Вернувшись с заседания, И. В. Сталин в моем присутствии рассказал Молотову о состоявшемся разговоре с Трумэном. Молотов тут же сказал: "Цену себе набивает". Сталин рассмеялся: "Пусть набивает. Надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы". Я понял, что речь идет о создании атомной бомбы. Трумэн был явно в растерянности. Его обескураживало то, что первая попытка атомного шантажа прошла мимо цели. Советская делегация держала себя, так же как и прежде: будто бы ничего не произошло. Трумэн по-прежнему хотел, не теряя времени, воспользоваться преимуществами, которые, как ему представлялось, давало Соединенным Штатам обладание атомным оружием. Вместе с тем он не решался слишком раскрывать карты: новое оружие еще не применили на поле боя. Он дал указание представителям военного командования сбросить бомбу над Японией как можно скорее, но не в коем случае не раньше того, как он покинет Потсдам. Трумэн хотел к тому времени "находиться подальше от русских и быть на пути домой прежде, чем упадет первая бомба". Можно считать, что Трумэну в Потсдаме так и не удалось реализовать "атомное преимущество".

 

В кулуарах конференции

 

Помимо переговоров, проходивших  на пленарных заседаниях, главу трех правительств вели интенсивный обмен мнениями и входе неофициальных встреч или, как принято выражаться, в кулуарах конференции.

Днем 18 июля Трумэн решил  нанести короткий визит Сталину  в ответ на его посещение "малого Белого дома" накануне. Во время этой встречи Сталин передал Трумэну копию послания японского императора, полученную Советским Правительством через посла Японии в Москве. Трумэн сделал вид, что читает. Но он уже знал о послании из недавней беседы с Черчиллем. Сталин хотел прощупать, в какой степени президент уже осведомлен Черчиллем и выяснить, убеждал ли британский премьер президента в целесообразности изменения формулы о безоговорочной капитуляции Японии.

Сталин спросил собеседника, стоит ли отвечать на обращение японцев. Трумэн прямо не ответил, но заметил, что не верит в добрую волю японцев.

Вечером того же дня, 18 июля, Сталин пригласил британского премьера на поздний обед. Впоследствии Черчилль подробно описал эту встречу. Он отметил  в своем дневнике, что Сталин был  в очень хорошем расположении духа. Британский гость принес с собой коробку больших бирманских сигар, которые сам очень любил. Принимая подарок, Сталин заметил, что теперь курит гораздо меньше чем прежде и порой просто по старой привычке просто посасывает пустую трубку.

За обеденным столом Сталин видимо хотел сделать гостю приятное. Поскольку британский премьер тогда особенно тревожился за исход предстоявших парламентских выборов, Сталин выразил надежду, что Черчилль одержит победу. Видимо он считал сомнительным, чтобы военный лидер, приведший страну к победе, мог быть, в момент триумфа, отвергнут избирателями. Впрочем, Черчилль, хорошо зная настроение в Англии, далеко не был уверен в успехе. Он попросил сделать перерыв в работе Потсдамской конференции с тем, чтобы съездить с Эттли в Лондон, где им предстояло узнать результаты выборов.

Консерваторы потерпели  поражение, и в Потсдам вернулся Эттли и новые деятели. Министром  иностранных дел Великобритании стал Бевин. Впрочем, внешнеполитическая линия лейбористского премьера, по существу, никем не отличалась от черчиллевской.

Поскольку в результате победы на парламентских выборах  Эттли пришлось сформировать новый  кабинет, он задержался в Лондоне  на день дольше, и конференция возобновилась  не 27, а 28 июля.

 

1945 или 1947

На пленарном заседании 18 июля Черчиллем внезапно был поднят вопрос: что следует понимать под Германией?

Трумэн сразу же подключился  к этой теме: "Как понимает этот вопрос Советская делегация? " Глава  Советской делегации, почувствовав, что западные лидеры затевают новую  интригу, твердо ответил: "Германия есть то, чем она стала после войны. Никакой другой Германии сейчас нет. Я так понимаю этот вопрос". Трумэн все же продолжал стоять на своем. Он вновь сказал, что должно быть дано определение понятия "Германия".

Трумэн сказал, что, может быть, все же следует говорить о Германии какой она была до войны в 1937 году.

"Формально можно  так понимать, по существу это  не так, — заметил Сталин. —  Если в Кенигсберге появится  немецкая администрация, мы ее  прогоним".

Трумэн не отступал. Он напомнил, что на Крымской конференции было установлено, что территориальные вопросы должны быть решены на мирной конференции. Упоминая о мирной конференции, президент США сделал это лишь для отвода глаз, ибо уже решил, что мирной конференции быть не должно. Впрочем, такая ссылка предоставляла американской делегации возможность откладывать в долгий ящик те вопросы, по которым Вашингтон не хотел договариваться с Советским Союзом. Дальнейший обмен мнениями по этому вопросу изложен в протокольной записи следующим образом:

"ТРУМЭН. Может быть, мы примем в качестве исходного  пункта границы Германии 1937 года?

СТАЛИН. Исходить из всего  можно. Из чего-то надо исходить. В этом смысле можно взять 1937 год. Это просто рабочая гипотеза для удобства нашей  работы.

ЧЕРЧИЛЛЬ. Только как исходный пункт, это не значит, что мы этим ограничимся".

Как стало ясно в дальнейшем, настойчивость западных держав в  этом вопросе была связана отнюдь не только с германской проблемой. Тут  нашли отражение далеко идущие цели США, а также, в определенной мере и Англии, относительно всего послевоенного устройства. В первую очередь в отношении западной границы Польши.

Неудавшаяся атака  Трумэна

После того, как 21 июля президент  Трумэн ознакомился с поступившим  из Вашингтона подробным отчетом  генерала Гровса о результатах испытания атомной бомбы в Нью-Мексико, он впервые по-настоящему осознал, каким грозным оружием обладают теперь Соединенные Штаты.

В тот же день, 21 июля, во время пленарного заседания, Трумэн попытался предпринять атаку  против Советского Союза, избрав поводом вопрос о новой западной границе Польши.

Выдержки из протокольной записи:

"ТРУМЭН. Разрешите  мне сделать заявление относительно  западной границы Польши. Ялтинским  соглашением было установлено,  что Германская территория оккупируется войсками четырех держав — Великобритании, СССР, США и Франции, которые получают каждая свою зону оккупации. Но сейчас, по-видимому, еще одно правительство получило зону оккупации, и это было сделано без консультации с нами. Если предполагать, что Польша должна явиться одной из держав, которой отводится своя зона оккупации, об этом следовало бы договориться раньше. Нам трудно согласиться с таким решением вопроса. Я дружественно отношусь к Польше, и полностью соглашусь с предложением Советского правительства относительно ее западных границ, но для этого будет другое место — мирная конференция.

СТАЛИН. В решении Крымской конференции было сказано, что главы  трех правительств согласились, что  восточная граница Польши должна пойти по линии Керзона. Что касается западной границы, было сказано, что Польша должна получить существенные приращения своей территории на севере и западе, но окончательное определение западной границы Польши будет отложено до мирной конференции.

ТРУМЭН. Но у нас не было и нет никакого права предоставлять Польше зону оккупации.

СТАЛИН. Польское правительство  национального единства выразило свое мнение относительно западной границы. Его мнение теперь всем нам известно.

ТРУМЭН. Господин Бирнс  только сегодня получил заявление  польского правительства. Мы с ним еще не успели как следует ознакомиться".

Но дело было вовсе  не в том, что американская делегация  не успела изучить это предложение. Они вообще мало интересовали Трумэна. Его цель заключалась в другом — продемонстрировать твердость  по отношению к Советскому Союзу. Теперь он уже был готов открыто идти на срыв достигнутых ранее договоренностей, хотел показать, что не намерен считаться с чьим бы то ни было мнением, если оно не устраивало Америку.

"СТАЛИН. Что касается  вопроса о том, что мы предоставили оккупационную зону полякам, не имея на это согласия союзных правительств, то этот вопрос поставлен неточно. Мы не могли не допускать польскую администрацию в западные районы, потому что немецкое население ушло вслед за отступающими германскими войсками на запад. Польское же население шло вперед, на запад, и наша армия нуждалась в том, чтобы в ее тылу существовала местная администрация. Наша армия не может одновременно создавать администрацию в тылу, воевать и защищать территорию от врага. Она не привыкла к этому.

ТРУМЭН. У меня нет  никаких возражений против высказанного мнения относительно будущей границы  Польши. Но мы условились, что все  части Германии должны находиться в  ведении четырех держав, и будет  очень трудно согласиться на справедливое решение вопроса о репарациях, если важные части Германии будут находиться под оккупацией державы, не входящей в состав этих четырех держав.

СТАЛИН. Что же вас, репарации  пугают? Мы можем отказаться от репараций  с чужих территорий, пожалуйста. Что касается этих западных территорий, то никакого решения об этом не было, речь идет о толковании крымского решения.

ЧЕРЧИЛЛЬ. Существует еще  вопрос о поставках продуктов  питания, весьма важный вопрос, потому что эти районы являются основными  районами, доставляющими продукты питания для германского населения.

СТАЛИН. А там будет  работать, производить хлеб? Кроме  поляков там некому работать. На бумаге это пока немецкие территории. На деле — это польские территории, де факто.

ТРУМЭН. Что случилось  с местным населением?

СТАЛИН. Население ушло.

ЧЕРЧИЛЛЬ. Если это так, то получается, что они должны будут  питаться в тех районах, куда они  ушли — я так понимаю, что, согласно плану польского правительства, одна четверть всех обрабатываемых земель Германии 19372 года будут отторгнуты от нее. Мы говорили о границе, а теперь перешли к вопросу о снабжении продовольствием Германии. Но я об этом упомянул потому, что вопрос о границе создает нам большие затруднения при разрешении некоторых других вопросов.

СТАЛИН. Все равно Германия без импорта хлеба не обходилась и не обойдется.

ЧЕРЧИЛЛЬ. Да, конечно. Но она тем более не будет иметь  возможность кормить себя, если у  нее будут отняты восточные земли.

СТАЛИН. Пусть покупают хлеб у Польши.

ЧЕРЧИЛЛЬ. Мы не считаем, что эта территория является территорией Польши.

СТАЛИН. Там живут поляки, они обработали поля. Мы не можем  требовать от поляков, чтобы они  обработали поля, а хлеб отдали немцам".

В результате настойчивости, убедительной аргументации Советской  делегации удалось в конце концов добиться согласия западных держав, на приглашение в Потсдам представителя Польского правительства, находившегося в Варшаве.

Делегацию польского  правительства возглавил Берут. Американские и английские деятели  имели с ним обстоятельные  беседы. Польские представители подробно обосновали свою точку зрения относительно западной границы. Она должна идти от Балтийского моря несколько западнее Свинемюнде, включая Штетткин в состав Польши, дальше по реке Одер до реки Западная Нейсе, и по этой реке до границы Чехословакии. Однако представители западных держав по-прежнему отказывались признать эту линию, пытались добиться пересмотра договоренности, достигнутой чуть ранее в Ялте.

Дальнейшее обсуждение вопроса о польской западной границе  происходило после перерыва в работе конференции, который был объявлен в связи с поездкой Черчилля в Лондон. На этот раз польский вопрос был связан с западными делегациями в один "пакет" с вопросом о репарациях и проблемой приема новых членов в Организацию Объединенных Наций. В конечном счете по всем трем проблемам, включая вопрос о польской западной границе в том виде, как его излагала делегация Польши, была достигнута договоренность. Соединенным Штатам и Англии так и не удалось добиться пересмотра ранее принятых решений.