Автор работы: Пользователь скрыл имя, 07 Апреля 2011 в 21:17, контрольная работа
Образование централизованного государства на Руси — процесс длительный и сложный. Он начался в конце XIII в. и отчетливо проявился к началу XIV в. Одной из граней процесса образования Русского централизованного государства, весьма существенной и во многих отношениях решающей, являются 80-е годы XV в.
Подписанный 14 (26) сентября 1815 г. тремя монархами — императором Францем I Австрийским, королём Фридрихом Вильгельмом III Прусским и императором Александром I, он вначале в двух первых не вызывал ничего, кроме неприязненного к себе отношения.
По словам Меттерниха, также вначале подозрительно отнёсшегося к идее Священного союза, эта «затея», долженствовавшая «даже по мысли своего виновника быть лишь простой моральной манифестацией, в глазах других двух государей, давших свои подписи, не имела и такого значения», а впоследствии «одни партии, враждебные государям, лишь и ссылались на этот акт, пользуясь им, как оружием, для того, чтобы набросить тень подозрения и клеветы на самые чистые намерения своих противников».
Тот же Меттерних уверяет в своих мемуарах, что «Священный союз вовсе не был основан для того, чтобы ограничивать права народов и благоприятствовать абсолютизму и тирании в каком бы то ни было виде. Этот Союз был единственно выражением мистических стремлений императора Александра и приложением к политике принципов христианства. Мысль о священном союзе возникла из смеси либеральных идей, религиозных и политических». Впоследствии, однако, Меттерних изменил своё мнение о «пустом и трескучем документе» и очень искусно пользовался Священным союзом для своих реакционных целей.
Содержание этого акта было в высшей степени неопределённо и растяжимо, и практические выводы из него можно было делать самые разнообразные, общий же дух его не противоречил, а скорее благоприятствовал реакционному настроению тогдашних правительств. Не говоря уже о смешении идей, относящихся к совершенно различным категориям, в нём религия и мораль совершенно вытесняют право и политику из бесспорно принадлежащих этим последним областей. Построенный на легитимном начале божественного происхождения монархической власти, он устанавливает патриархальность отношений между государями и народами, причём на первых возлагается обязанность управлять в духе «любви, правды и мира», а вторые должны лишь повиноваться: о правах народа по отношению к власти документ совсем не упоминает.
Наконец, обязывая государей всегда «подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь», акт ничего не говорит о том, в каких именно случаях и в какой форме должно осуществляться это обязательство, что давало возможность толкования его в том смысле, что помощь обязательна во всех тех случаях, когда подданные будут выказывать неповиновение своим «законным» государям.
Это последнее именно и случилось. Сам Александр I именно так и начал смотреть на Священный союз: «Я, — сказал он на Веронском конгрессе французскому уполномоченному по поводу греческого восстания, — покидаю дело Греции потому, что усмотрел в войне греков революционный признак времени. Что бы ни делали для того, чтобы стеснить Священный союз в его деятельности и заподозрить его цели, я от него не отступлюсь. У каждого есть право на самозащиту, и это право должны иметь также и монархи против тайных обществ; я должен защищать религию, мораль и справедливость». При таком взгляде на борьбу христиан-греков с мусульманами-турками как на бунт мятежных подданных исчезал самый христианский характер Священного союза и имелось в виду лишь подавление революции, каково бы ни было её происхождение. Все это и объясняет успех Священного союза: скоро к нему присоединились и все другие европейские государи и правительства, не исключая и Швейцарии с немецкими вольными городами; не подписались под ним только английский принц-регент и папа, что не мешало им в своей политике руководствоваться теми же принципами; лишь турецкий султан не был принят в члены Священного союза как государь нехристианский.
Знаменуя собой характер эпохи, Священный союз являлся главным органом общеевропейской реакции против либеральных устремлений. Практическое значение его выразилось в постановлениях целого ряда конгрессов (Аахенского, Троппаусского, Лайбахского и Веронского), на которых вполне выработался принцип вмешательства во внутренние дела других государств с целью насильственного подавления всех национальных и революционных движений и поддержания существующего строя с его абсолютистскими и клерикально-аристократическими тенденциями.
Новгородская земля всегда была в особо благоприятных условиях сравнительно с другими русскими землями: она почти не страдала от княжеских усобиц и не знала половцев и татар. Новгород вел богатейшую торговлю с Европой (будучи партнером торгового союза ганзейских городов) и обладал обширными владениями на северо-востоке Руси. Все это наложило отпечаток и на социально-политический строй этого княжества, превратив его уже в XII веке в вечевую (то есть как бы "парламентскую") республику в составе монархической Киевской Руси; вече избирало посадника, тысяцкого и даже архиепископа, на договорной основе приглашало князей на военную службу. Даже новгородский герой русских былин купец Садко отличается своим расчетливым поведением и образом мыслей от широкого русского характера Ильи Муромца и других наших былинных богатырей.
Возможно, именно "передовой" торговый дух Европы оказал свое отрицательное воздействие на новгородские "демократические" порядки, и новгородцы заметно выродились к концу ХV в., перестали быть столь же доблестными, как во времена Ярослава Мудрого и Александра Невского. Уважение к великокняжеской власти пало, нажива и властолюбие возобладали над нравственным началом, причем денежная знать всецело владела вечем путем подкупа "худых мужиков вечников"; положение крестьян там было самое тяжелое сравнительно с другими местностями. Летописец с горечью замечает, что не было тогда в Новгороде правды и правого суда, был по всей области раздор, крик и вопль.
Литовские великие князья уже неоднократно предлагали свое покровительство Новгородской республике. Многие крещеные по православному обряду представители рода Гедиминовичей принимались Новгородом в качестве служилых князей. И все-таки несмотря на все попытки ни Ольгерду, ни Витовту подчинить себе Новгород не удалось. Однако с 1430-х годов в Новгороде появляется сильная пролитовская партия, которая агитировала тем, что в Киеве (он тогда входил в Великое княжество Литовское) теперь есть собственный митрополит. Во главе этой партии стояла вдова посадника Исаака Борецкого Марфа и ее сыновья (Борецкие – один из самых богатейших и влиятельнейших боярских родов в Новгороде). В приходе к власти их также поддержали новгородский архиепископ и значительная часть боярства.
В 1470 г. пролитовская партия пригласила на княжение Михаила Олельковича, внука Ольгерда, человека православного, но сторонника польско-литовского государя Казимiра. Через находившегося в его свите еврея-медика Схарию стала распространяться ересь жидовствующих (попытка "реформы" Православия в духе иудейско-христианских протестантских сект). Но о жидовствующих – особый разговор.
Фактически Новгороду предстояло решить, кем из соседей он будет поглощен: строго православным Московским государством или менее православным, скорее уже прокатолическим Литовским княжеством (которое по составу населения и по языку тогда еще было фактически Русско-литовским, и лишь век спустя объединилось с католической Польшей). И при решении этого вопроса город разделился на две стороны. Большая часть новгородского боярства стала активно склоняться под покровительство Литвы, которая сулила им сохранение старых вольностей. В это же время в Новгороде начались страшные знамения. Сильная буря сломала крест на Святой Софии; колокола в Хутынском монастыре сами по себе издавали печальные звуки; на некоторых гробах появлялась кровь.
Новгородский
святой Михаил Клопский предсказал падение
самостоятельности Новгорода. Уже
в день рождения Иоанна III (1440 г.) он сказал
новгородскому владыке Евфимию:
«Днесь великий князь торжествует: Господь
даровал ему наследника. Зрю младенца,
ознаменованного величием... Слава Москве:
Иоанн победит князей и народы... Новгород
падет к ногам Иоанна и не восстанет».
А через 30 лет в 1470 г. св. Михаил советовал
новгородскому посаднику: «Шлите-ка скорей
послов в Москву, да бивайте челом великому
князю за свою вину, а не то он придет на
Новгород со всеми своими силами, выйдете
вы против него, и не будет вам Божьего
пособия, и перебьет он многих из вас, а
еще больше того в Москву сведет»... Слова
блаженного в точности сбылись.
Узнав
о переговорах с Казимiром, Иоанн III неоднократно
посылал кроткие увещания Новгороду: «Не
отступай, моя отчина, от Православия;
изгоните, новгородцы, из сердца лихую
мысль, не приставайте к латинству, исправьтесь
и бейте мне челом; я вас буду жаловать,
и держать по старине". Но ничего не
помогало. В 1471 г. посольство новгородцев
отправилось в Литву и заключило с Казимiром
IV договор о переходе Новгорода под его
руку. Узнав о договоре, Великий князь
Московский решил, наконец, обнажить свой
меч на изменников Русской земли. Московская
боярская дума объявила Новгороду войну.
Поход
этот пользовался всеобщим сочувствием
в народе. Летописец так описывает его:
«Неверные изначала не знают Бога, а эти
новгородцы столько лет были во христианстве
и под конец начали отступать к латинству;
Великий Князь пошел на них не как на христиан,
но как на иноязычных и на отступников
от Православия; отступили они не только
от своего государя – и от самого господа
Бога».
В решающей для этой войне битве, произошедшей 14 июля при р. Шелони, князь Данила Холмский наголову разбил новгородскую армию, а посадник Дмитрий Борецкий был взят в плен. Причем в его документах был найден секретный договор с королем Польским и великим князем Литовским Казимiром IV.
Неоднократно одерживая победы над Новгородом, русский Царь до последнего щадил его, заключая мир по старине. Но новгородцев это не вразумляло, и в городе немедленно начинались распри и бесчинства сильных денежных людей. И только последний поход зимой 1477–1478 гг. положил конец новгородской вольности и заставил город принять условия московского Государя: «Вечевому колоколу в Новгороде не быть, посаднику не быть, а государство все нам держать; волостями, селами нам владеть, как владеем в низовой земле, чтобы было на чем нам быть в нашей отчине, а которые земли наши за вами и вы их нам отдайте; воевод не бойтесь, в боярские вотчины не вступаемся, а суду быть, по старине, как в земле суд стоит». После шести дней размышления новгородцы присягнули на полное подданство Москве, перенимавшей на себя в эту эпоху миссию Третьего Рима.
Литература