Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории

К н я з  ь. Такая молитва, конечно, есть кощунство. Нужно не молиться Богу, а действовать  по-Божьи.

Г е н е  р а л. То есть?

К н я з  ь. Кто в самом деле исполнен истинным духом евангельским, тот найдет в себе, когда нужно, способность и словами, и жестами, и всем своим видом так подействовать на несчастного темного брата, желающего совершить убийство или какое-нибудь другое зло, - сумеет произвести на него такое потрясающее впечатление, что он сразу постигнет свою ошибку и откажется от своего ложного пути.

Г е н е  р а л, Святые угодники! Это перед  башибузуками-то, что младенцев поджаривали, я, по-вашему, должен был проделывать  трогательные жесты и говорить трогательные слова?

Г [- н] Z. Слова-то по дальности расстояния и по взаимному  незнанию языков были бы тут, пожалуй, вполне неуместны. А что касается до жестов, производящих потрясающее  впечатление, то лучше залпов картечи, воля ваша, для данных обстоятельств ничего не придумаешь.

Д а м а. В  самом деле, на каком языке и  с помощью каких инструментов объяснялся бы генерал с башибузуками?

К н я з  ь. Я вовсе не говорил, чтобы вот они могли подействовать по-евангельски на башибузуков. Я только сказал, что человек, исполненный истинного евангельского духа, нашел бы возможность и в этом случае, как и во всяком другом, пробудить в темных душах то добро, которое таится во всяком человеческом существе.

Г [- н] Z. Вы в самом  деле так думаете?

К н я з  ь. Нисколько в этом не сомневаюсь.

Г [- н] Z. Ну а думаете  ли вы, что Христос достаточно был  проникнут истинным евангельским духом  или нет?

К н я з  ь. Что за вопрос!

Г [- н] Z. А то, что если я желаю знать: почему же Христос не подействовал силою  евангельского духа, чтобы пробудить добро, сокрытое в душах Иуды, Ирода, еврейских первосвященников и, наконец, того злого разбойника, о котором обыкновенно как-то совсем забывают, когда говорят о его добром товарище? Для положительного-то христианского воззрения непреодолимой трудности тут нет. Ну а вам чем-нибудь из двух уж непременно тут нужно пожертвовать: или вашею привычкой ссылаться на Христа и на Евангелие как на высший авторитет, или вашим моральным оптимизмом. Потому что третий, довольно-таки изъезженный путь - отрицание самого евангельского факта как позднейшей выдумки или "жреческого" истолкования - в настоящем случае для вас совершенно закрыт. Как бы вы ни искажали и ни обрубали для своей цели текст четырех евангелий, главное-то в нем для нашего вопроса останется все-таки бесспорным, а именно что Христос подвергся жестокому преследованию и смертной казни по злобе своих врагов. Что Он сам оставался нравственно выше всего этого, что Он не хотел сопротивляться и простил своих врагов - это одинаково понятно как с моей, так и с вашей точки зрения. Но почему же, прощая своих врагов, Он (говоря вашими словами) не избавил их душ от той ужасной тьмы, в которой они находились? Почему Он не победил их злобы силою своей кротости? Почему Он не пробудил дремавшего в них добра, не просветил и не возродил их духовно? Одним словом, почему Он не подействовал на Иуду, Ирода, иудейских первосвященников так, как Он подействовал на одного только доброго разбойника? Опять-таки или не мог, или не хотел. В обоих случаях выходит, по-вашему, что Он не был достаточно проникнут истинным евангельским духом, а так как дело идет, если не ошибаюсь, о Евангелии Христовом, а не чьем-нибудь другом, то у вас оказывается, что Христос не был достаточно проникнут истинным духом Христовым, с чем я вас и поздравляю.

К н я з  ь. Ну, соперничать с вами в словесном  фехтовании я не стану, как не стал бы состязаться с генералом в  фехтовании на "христолюбивых" шпагах...

(Тут  князь встал с  места и хотел,  очевидно, сказать  что-то очень сильное,  чтобы одним ударом, без фехтования, сразить противника, но на ближней колокольне пробило семь часов).

Д а м а. Пора обедать! И нельзя второпях оканчивать такой спор, После обеда наша партия в винт, но завтра непременно, непременно должен продолжаться этот разговор. (К политику.) Вы согласны?

П о л и  т и к, На продолжение этого  разговора? А я так обрадовался  его концу! Ведь спор решительно принимал довольно неприятный специфический  запах религиозных войн! Совсем не по сезону. А мне моя жизнь все-таки всего дороже.

Д а м а. Не притворяйтесь. И вы непременно, непременно должны принять участие, А то что это: растянулись каким-то действительным тайным Мефистофелем!

П о л и  т и к. Завтра, пожалуй, я согласен разговаривать, но только с условием, чтобы религии было поменьше, Я  не требую, чтобы ее изгнать совсем, так как это, кажется, невозможно. Но только поменьше, ради Бога, поменьше!

Д а м а. Ваше "ради Бога" в этом случае очень  мило!

Г [- н] Z. (к политику), Но ведь лучшее средство, чтобы религии было как можно меньше, - это вам говорить как можно больше.

П о л и  т и к. И обещаюсь! Хотя слушать  все-таки приятнее, чем говорить, особенно в этом благорастворении воздухов, но для спасения нашего маленького общества от междоусобной брани, что  могло бы отразиться пагубным образом  и на винте, готов на два часа пожертвовать собою.

Д а м а. Отлично! А послезавтра - конец спора о  Евангелии. Князь успеет приготовить  какое-нибудь совсем непобедимое возражение. Только и вы должны присутствовать. Нужно же немного к духовным предметам  приучаться.

П о л и  т и к. Еще и послезавтра? Ну нет! Так далеко мое самопожертвование не идет, к тому же мне нужно послезавтра ехать в Ниццу.

Д а м а. В  Ниццу? Какая наивная дипломатия! Ведь это бесполезно: ваш шифр давно  разобран, и всякий знает, что когда  вы говорите: "Нужно в Ниццу", то это значит: "Хочу кутить в Монте-Карло". Что ж? Послезавтра обойдемся и без вас. Погрязайте в материи, если не боитесь, что сами через несколько времени духом станете. Ступайте в Монте-Карло. И пусть Провидение воздаст вам по вашим заслугам!

П о л и  т и к. Ну, заслуги мои касаются не Провидения, а только проведения необходимых мероприятий, А вот  удачу и маленький расчет - это  я допускаю - в рулетке, как и  во всем другом.

Д а м а. Только завтра-то уж мы непременно должны собраться  все вместе.