Философия гражданского общества

   3. Без понятия “разум” не обходится  ни одна модель. Однако как  различны его толкования. Способность  Сократа построить общество в  воображении находит объяснение в теории Платона. Познание есть припоминание. Стало быть, Сократ не конструирует разумом то, чего никогда не было, как нам хотелось бы представить. Душа Сократа лишь восстанавливает прошлое, а точнее, вглядывается в подлинное (идеальное) бытие. У Т. Гоббса разум подсказывает человеку естественный закон. Происходит то, что мы привычно называем “открытием”. Закон появляется в сознании и затем воплощается в поведении. Дж. Роулс представляет дело с поправкой на современные представления: действует коллективный разум, происходит что-то вроде “мозгового штурма”. Принципы справедливости суть решения, принятые в ходе коллективного обсуждения. От Т Гоббса к Дж. Роулсу открытие “смещается” к изобретению, т.е. естественность сменяется социальным конструированием. Иначе понимает роль разума Ф. Хайек (радикальный либерализм). Формы поведения возникают спонтанно, до их уразумения. Далее идет отбор на эффективность. Наиболее эффективные формы поведения образуют традиции. Поскольку традиция древнее разума, ее жизненная ценность может быть до конца не ясной. Возможно, правило “ищи мира и следуй ему!” и есть правило типа традиции. Разум обнаруживает ее, когда она уже какое-то время действовала и обеспечила такое состояние человеческой культуры, при котором разум оказывается способным рефлектировать над практикой и обнаруживать саму эту традицию.

   4. Обращение к истории у Платона  и Т. Гоббса не осознается  еще как объяснительный прием.  Самое древнее и , как кажется,  самое надежное объяснение есть  объяснение через происхождение. Силой разума мы прозрели сквозь толщу времен детство человечества, увидели начало начал и проследили (прошли по следам) весь процесс вплоть до современности. И мы поняли, что есть общество. Таково объяснение через происхождение. Можно представить дело иначе. Мы наблюдаем общество современное, в котором сами живем. Что-то мы принимаем за его сущностный признак, за основание, из которого все остальное выводится логически. И вот мы совершаем умственное действие, удовлетворяющее нашу потребность в объяснении историческом – мы переносим это основание в начало времен. Выходит, что история – это развернутая во времени логика.

   5. социальный порядок есть результат  действия двух факторов – сознательной  организации (планирования) и творчества социальной стихии. По степени разумной организованности общества наши модели располагаются в таком порядке: модель Платона, Дж. Роулса, Т. Гоббса. Сделаем одно существенное замечание – с именем Т. Гоббса мы связываем здесь только модель, а не все его учение о государстве. Нас интересует идея естественного состояния – уровень, на котором отсутствуют общественные связи, и идея естественного закона, т.е. того, что задает эти связи и, следовательно, конституирует общество. С учетом этого уточнения можно утверждать, что наши три модели охватывают весь спектр социально-политических систем. Модели Платона соответствует тоталитаризм, модели Роулса – реформистский (смягченный) либерализм, в данном контексте это – центризм, и модели Гоббса – традиционный (радикальный) либерализм.

   Разумная  организованность или сознательное планирование понимается здесь не в  том смысле, что каждый человек  действует целесообразно, ведет  свои дела по плану. Имеется в виду единый план и высшая инстанция, организующая жизнь общества. Как только эта идея принята (это сделано в модели Платона), сразу обнаруживается, что общественная система не может существовать без принуждения: за единым планом и высшей инстанцией, с одной стороны, и основной частью общества, с другой стороны, стоят люди с разными политическими статусами – правители и управляемые.

   6. чем полнее представлено в  общественной системе единое  организующее начало, тем больше  внимания уделяется проблеме справедливости. У Платона весь труд “Государство” посвящен поиску определения справедливости. Понятно, почему книга Дж. Роулса называется “Теория справедливости”: если общество организуется людьми, то первое условие – общество должно быть справедливым. У Т.Гоббса справедливость не главное понятие. Оно появляется в контексте второго из производных законов “соглашения должны соблюдаться; или данное слово нужно держать”. Если соглашение нарушается, совершается несправедливость. Радикальные либералы избегают расширительного толкования справедливости, они считают, что там, где много говорят о справедливости, там стремятся к уравнительному распределению благ.

   7. Имеется понятие, которое может  быть весьма полезным при сравнении  тоталитарного режима и либерального  общества. Это понятие – “многообразие”. У Платона основной принцип  конструирования идеального государства – “не следует гонятся за разнообразием”. Оно изгоняется отовсюду: не надо многоголосия в пении, не надо музыкальных инструментов с множеством струн, не надо разнообразия блюд, не надо семьи и частной собственности для стражей – это многообразие в динамике. В обществе Платона ценится единство в форме единообразия. С многообразием здесь ведется борьба. Оно считается признаком варварства, неразвитости, принадлежности к дикой природе.

   Мысль о нарастании единообразия в ходе исторического процесса занимает важное место в социалистической теории общества. В XX в. она легла в основу крупномасштабных экономических и социальных преобразований. “Стирание граней” и “преодоление различий” – эти выражения были очень популярными. Разрабатывалась “теория слияния”, согласно которой в будущем сольются нации и языки, исчезнут классы, будет достигнута “полная социальная однородность”. Эта теория имела объективную предпосылку в виде концентрации и омассовления производства в период экстенсивного развития капитализма. Однако во второй половине XX в. стало ясно, что наступает эра демассификации или индивидуализации (О. Тоффлер). Бурное развитие средств коммуникации и компьютерной техники есть технологический ответ на этот поворот. Поскольку рост многообразия в обществе сопровождается циркуляцией огромных массивов информации. Современные компьютерные технологии делают многообразие дешевым. Об этом обстоятельстве следует упомянуть, так как концентрация и укрупнение всего и вся вызывается не в последнюю очередь тем, что мелким и многообразным единообразно управлять невозможно, а с учетом мелкости и многообразия – слишком дорого. Либеральное общество активно продуцирует многообразие. Это проявляется в различных феноменах – в углубленном разделении труда, в потоке открытий и изобретений, в динамике моды и стилей жизни, дроблении рынка, децентрализации управления, в повышенном внимании к правам меньшинств – расовых, национальных, религиозных и т.д. Либералы против единообразия в форме сильной центральной власти, им ближе регионализм, т.е. оправдание местных ценностей и интересов. Выражение “вся политика – это местная политика” для либералов – аксиома. “Общество нарастающего многообразия” – это о либерально обществе. 

   ОТКРЫТОЕ  ОБЩЕСТВО.

   ВЕРСИЯ  КАРЛА ПОППЕРА

   Для К. Поппера открытое общество в самом общем смысле – это общество, в котором установлено либерально-демократическое правление. Политики склонны порой искажать терминологию, поэтому приходится уточнять, что имеется в виду. А имеется в виду следующее: а) это правление либерально, ибо признает и защищает, через систему законов, неотъемлемое право человека на свободу; б) оно демократично, ибо существует с согласия подданных (Ф. Фукуяма). Базовые ценности открытого общества, как его понимает К. Поппер, таковы: индивидуализм, равенство в свободе, вера в разум. Главная идея открытого общества – идея правления закона. Но все это упоминается обычно при аттестации современных цивилизованных стран. Что же нового вносит характеристика “открытое общество” в понимание либерально-демократического строя? Ответ, опять таки в самом общем виде, содержится в следующем утверждении К. Поппера: “Мы должны продолжать двигаться в неизвестность, неопределенность и опасность, используя имеющийся у нас разум, чтобы планировать, насколько возможно, нашу безопасность и одновременно нашу свободу” (5, с. 248). Стало быть, открытое общество открыто неизвестному будущему. Можно сказать, что оно устремлено в будущее настолько, что сжигает за собой мосты.

   Возможно, это слишком сильная метафора, во всяком случае она требует пояснения. К. Поппер, касаясь значения терминов “открытое общество” и “закрытое общество”, отмечает, что они были введены французским философом Анри Бергсоном. И тут же дает собственное их толкование: “Мои термины основаны на рационалистическом различении: закрытое общество характеризуется верой в существование магических табу, а открытое общество в моем понимании представляет собой общество, в котором люди (в значительной степени) научились критически относится к табу и основывать свои решения на совместном обсуждении и возможностях собственного интеллекта” (5, с.251). Критически относится к табу, значит критически относится к прошлому. Ведь табу – это разум предков или “мертвый” разум. Это – эволюционно выработанные негативные технологии, проще говоря. Запреты. Не будем забывать, что К. Поппер опубликовал свою книгу полвека назад. И учтем еще, что его основная специальность – методология естественнонаучного познания. С тех пор много сказано о кризисе рационализма, снижения авторитета науки и убедительно показано, что наука и интеллект обусловлены культурой. Как принято теперь говорить, никакой внеисторической рациональности не существует. Это движение реабилитировало “мертвый” разум. Хотя и сегодня остается в силе определение – мыслить, значит критически относится к предрассудкам, само понимание предрассудков все-таки изменилось. Они уже не считаются чем-то сугубо негативным. И вообще, каков должен быть масштаб их критики – вот вопрос, который все чаще становится. Романтический восторг от живого критического разума и третирование разума “мертвого”, называется догматическим, все увереннее считается сегодня “перегибом” просветителей XVII-XVIII вв.

   Итак, понятие “открытое общество”  характеризует общественный строй  с точки зрения его отношения  к исторической динамике. В этом смысле идеальное общество Платона – закрытое общество. В нем блокируются изменения, ибо время все портит. Изменяющееся общество сползает в пропасть наихудшего состояния – тирании. Поэтому в идеальном обществе Платона допустимы не новационные действия – открытия и изобретения, а восстановительные, репродуктивные, т.е. сохраняющие некие архаические образцы. Открытость или закрытость общества определяется тем, устремлено ли оно в неопределенное будущее или пребывает в неподвижности, как выражается К. Поппер, в “задержанном, остановленном” состоянии.

   В открытом обществе допустима и даже поощряется критика. Она нужна, чтобы  испытывать существующее на предмет  его исправления. В этом – цель. Постоянная направленность на изменения  в сторону более рациональной и эффективной деятельности рождает критику. Вернемся, однако, к вопросу о ее масштабе. Вопрос существенный, ибо масштабом критики определяется масштаб действий, преобразований. Критический рационализм К. Поппера с его некоторой недооценкой истории как арены. На которой бессознательно  порождаются культурные продукты, действительно напоминает методологию, популярную в эпоху Просвещения. Суть ее в следующем: поскольку нормы и социальные институты создаются людьми, от них можно избавиться рациональной критикой. Что-то близкое этому чувствуется у К. Поппера. Вот как формулирует он критерий перехода от закрытого общества к открытому: “Такой переход имеет место тогда, когда социальные институты впервые сознательно признаются продуктами человеческого творчества и когда их сознательное изменение обсуждается в терминах их пригодности для достижения человеческих целей и намерений. Если выразить то же самое менее абстрактно. То можно сказать, что закрытое общество терпит крах, когда благоговение, с которым воспринимается социальный порядок, сменяется активным вмешательством в этот порядок и сознательным стремлением реализовать собственные или групповые интересы” (5, с.364).

   Кажется. Что здесь к. Поппер попадает в  ловушку, им же самим поставленную. Действительно, разве не в этой манере мыслили идеологи тоталитаризма, пришедшие к власти в России в 1917г.? А ведь книга К. Поппера задумана, чтобы их разоблачить. Эти идеологи активно вмешивались в социальный порядок, предварительно подвергнув критике и представив как слепые орудия зла частную собственность, рынок, деньги и другие социальные институты. Однако к. Поппер легко избегает этой ловушки. Он различает два типа социальной инженерии – преобразование общества в целом или утопическую инженерию и постепенную или частичную (peacemeal) инженерию, которую он называет также “технологией постепенных социальных преобразований”. Тоталитаризм есть политический режим, при котором жизнь общества преобразуется в глобальных масштабах, т.е. применяется утопическая социальная инженерия. Исторический опыт показывает, что такое преобразование не эффективно: растрачивается огромная социальная энергия, но так, что реальный результат не совпадает с планируемым. Негативные последствия по затратам перекрывают достигнутый эффект.

   Надо  признаться, что выражение из предыдущего  абзаца “К. Поппер легко избегает этой ловушки” – не более, чем риторический прием. Идея частичной социальной инженерии  не столь обыкновенна, чтобы ее можно  было получить простым избеганием противоречия. Это – выражение философии либерализма. С либерализмом обычно связывают свободу личности. Это верно, но этого недостаточно. Здесь акцентируется только политический смысл либерализма. В широком смысле либерализм – это примат частного над общим или, точнее, признание общего как следствия интеграции частностей. Различие принципиальное, оно поляризует обсуждение многих философских тем. Либо человек – автономный субъект мышления и действия, либо человек есть орудие, посредством которого мыслит и действует некая высшая инстанция или, что привычнее, класс, нация, культура. Или “я мыслю”, или “во мне мыслится”. Имея в виду это различие. Легко увидеть полную согласованность частичной инженерии с либерализмом. Частичный, частный, локальный, малый, здесь и теперь происходящий – все это синонимы выражения “индивидуальная инициатива”. Начинает всегда один – отдельный человек, имеющий свой частный интерес. Кто-то что-то изобрел, ввел небольшое усовершенствование в технологию всем известную. Традиционную. Отступил, может быть случайно, от правила, нормы. Если это не дает эффекта, новация не получает общественного признания, остается незамеченной. Когда же эффект налицо, в дело вступает механизм подражания. Изменение подхватывается и распространяется. Это – традиционный путь развития. Индивидуальная новация – мутация в культуре. Если она отвечает социальным ожиданиям, она закрепляется. Мы оставляем в стороне феномен консерватизма, т.е. установку на неприятие нового. В прогрессирующей культуре консерватизм воспринимается как негативное явление. Хотя современное мышление, экологичное в широком смысле, склонно к оправданию консерватизма. Сошлемся на такой факт: индустриально развитых странах все больше средств идет на то, что можно назвать, по аналогии с “открытием”, “научным закрытием”, т.е. на ликвидацию последствий научных открытий, воплощенных в технике.

   Другой  аргумент в пользу того, что частичная  инженерия есть практическое следствие  либерализма – это идея погрешимости (fallibility) человеческого значения, развитая к. Поппером. В понимании человека либералы занимают скептическую позицию, они утверждают, что человека надо брать в негативных аспектах. Если при этом мы ошибаемся, будет только лучше. Хуже будет при обратном подходе, обрекающем нас на разочарование. В данном случае постулируется, что человек – существо ошибающееся, не ошибаться человек просто не может. “Критерия истинности, который уберег бы нас от ошибок, не существует” (К. Поппер). Если это так, то не может быть принят ни один проект преобразования общества в целом. Частичная инженерия буквально следует из идеи погрешимости. Чем глобальнее проект преобразования, тем тяжелее последствия ошибок при его реализации, а ошибки неизбежны. Заметим, что концепция погрешимости К. Поппер, как это ни покажется странным, не умаляет разум, а возвышает его: разумный человек потому разумен, что понимает ограниченность разума.